разрыв пространства исчислять часами,
как будто можно, как часы, украсть
часть света, что простерта между нами…)
Который час? (Междугородный звон
меня, как трубку с рычага, срывает,
в который мир проплыть? в который сон?
в который миг нас память оставляет?)
Который час? (Кровит кирпичный Спас,
и чье же на моей крови спасенье?
и соль из глаз в селедочный баркас,
и соль земли – прости, который час? —
уже забыла привкус опресненья.)
Кровит кирпичный Спас, / и чье же на моей крови спасенье? От санкт-⇨ петербургского собора Воскресения Христова, в обиходе Спаса-на-Крови.
«На пороге октября…»
Маше Слоним
На пороге октября
с полосы аэродрома
поднимается заря,
как горящая солома.
На пороге зрелых лет,
словно пойманный с поличным,
трепыхается рассвет
над родимым пепелищем.
На пороге высоты,
измеряемой мотором,
жгутся желтые листы
вместе с мусором и сором.
На пороге никуда,
на дороге ниоткуда
наша общая беда —
как разбитая посуда.
Маша Слоним – моя подруга, которой посвящено стихотворение, тогда уезжала в эмиграцию, в то время как я еще только собиралась. Сейчас она – одна из немногих прочно вернувшихся.
«Не спи на закате…»
Не спи на закате,
приснятся крылатые львы над каналом,
расцепятся цепи,
взлетишь и погибнешь,
Икар, ламорисовский шар,
в бетонном колодце,
на лестнице у ростовщицы,
между печкой и шкафом,
не спи на закате, не спи,
холодной водою,
горькими слезами
отгони сонливость,
голова к подушке,
крылатые цепи,
чугунные крылья,
голова – чугун…
Отгони себя за борт канала,
чтоб чернела вода и сминала
воспоминанье и сон
незакатных времен.
Не спи на закате… ⇨ По народному поверью, правоту которого легко проверит каждый, спать на закате плохо: не высыпаешься, встаешь с тяжелой головой, чувствуя себя разбитым.
…приснятся крылатые львы над каналом, / расцепятся цепи (…) крылатые цепи, / чугунные крылья… ⇨ Крылатые львы (грифоны) на цепном Банковском мосту через канал Грибоедова в СПб.
…взлетишь и погибнешь, / Икар, ламорисовский шар. ⇨ Икар – общеизвестный герой др.-греч. мифологии, взлетевший слишком близко к солнцу, несмотря на предостережения отца, и упавший, потому что растаял воск, скреплявший его крылья; в к/ф французского режиссера Ламориса «Красный шар» воздушный шарик гибнет, сбитый мальчишками из рогатки.
…на лестнице у ростовщицы… «Он уже был на лестнице… Переведя ⇨ дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница по ту пору стояла совсем пустая. (…) Потом еще раз прислушался вниз на лестницу, слушал долго, внимательно» (Достоевский, «Преступление и наказание»).
…между печкой и шкафом… ⇨ «Или вправду там кто-то снова / Между печкой и шкафом стоит?» (Ахматова, «Поэма без героя»), в свою очередь, идущее от: «С правой стороны этого шкафа, в углу, образованном стеною и шкафом, стоял Кириллов…» (Достоевский, «Бесы») и: «В самую эту минуту, в углу, между маленьким шкафом и окном, он [Раскольников] разглядел как будто висящий на стене салоп…» (Достоевский, «Преступление и наказание»). Приводя эту последнюю цитату, В.Н. Топоров пишет: «…один из важнейших мотивов сна Раскольникова (…) многократно повторенный в разных комбинациях (шкаф, печь, стена, окно) в русской литературе» (О структуре романа Достоевского в связи с архаичными схемами мифологического мышления. Прил. 4 // В.Н. Топоров. Миф. Ритуал. Символ. Образ), а дальше, в прил. 7, озаглавленном «Узость – ужас», приводит еще целый ряд схожих примеров, прежде всего из Достоевского.
«Гримасою прощальной…»
Гримасою прощальной
на мой закат печальный,
на пройденный зенит,
на мой печальный запад,
где прежней жизни запах
едва в ушах звенит,
на мой холодный ужас,
на мой остывший ужин,
на пайку новых лет,
и оклик твой печальный,
плеснувший в берег дальный,
последний мне привет…
«Как молчаливы эти ивы, эти вербы…»
Как молчаливы эти ивы, эти вербы,
хоть вдоль дорог и вширь полей гудит вихорь,
в нас еле живы еле внятные напевы,
плач предков, клёкот журавлей, судьбы прихоть.
Как терпеливы эти руки в теле глины,
хоть полночь сжала горизонт серпом лунным,
забыть мотивы, не запеть всё те же гимны,
«Крайобраз по…», и новый фронт открыт гуннам.
«Крайобраз по..» ⇨ Начало польского названия к/ф Вайды «Пейзаж после битвы» («Krajobraz po bitwie»).
«Тень мой, стин мой, тихий стон…»
Тень мой, стин мой, тихий стон
струн, натянутых на стены,
камерная музыка
и казарменная брань.
Я и до сих там брожу,
брежу, грежу и тужу,
в ту же сдвоенную решку
зачарованно гляжу.
Все свое ношу с собой:
этажи в пружинных сетках,
вечное отчаянье,
ежедневное житье.
Только тень в стране теней
все яснее и плотней,
и сгущается над нею
прежний иней новых дней.
Тень мой, стин мой… ⇨ «Тень» (cień) по-польски мужского рода, отсюда «тень мой»; «стин» (stín) – тоже тень, но по-чешски.
…камерная музыка / и казарменная брань. ⇨ «Камерная музыка» – соединение музыкального термина, притом что музыка звучит в тюремной камере, и «блатной музыки» – блатного, воровского языка (в наше время – «фени»).
…в ту же сдвоенную решку… ⇨ См. прим. к стих. «Вздохнет, всплакнет валторна электрички…».
…этажи в пружинных сетках… ⇨ В тюрьмах между этажами (в лестничных пролетах) обыкновенно натянуты сетки (против самоубийств?).
«Как искрится черемуховый ворох…»
Как искрится черемуховый ворох
в окно наддавшей ходу электрички,
в поспешных про́водах, оборванных укорах
одна к одной, ломаясь, гаснут спички.
Тебя уносит мутное стекло,
пустой перрон меня назад относит,
мне – сумерки, мне – сумрак на откосе,
лишь бы тебе, лишь бы тебе светло…
«Взлетаю вверх усильем слабых плеч…»
Взлетаю вверх усильем слабых плеч
и, колотя по воздуху кистями,
в туман стараюсь, в облако облечь,
что одевалось мясом и костями,
да говорят, игра не стоит свеч,
и дружескими, милыми горстями,
пока я набираю высоту,
сырая глина скачет по хребту.
Из теплых туч не выпаду росою,
и стебельком асфальт не прорасту,
смерзается дыхание густое
в колючий столб и хвалит пустоту…
Чего я сто́ю? Ничего не сто́ю,
но всё как на столпе, как на посту
в пыли морозной висну без опоры,
взирая слепо книзу на заборы,
на изгороди, проволки, плетни,
на разделенье мира, на раздоры,
извечные колодца и петли
бесплодны за меня переговоры,
и, вытолкнута из-под пят земли,
я все лечу, лечу туда, где скоры
расправы и суды, где, скомкав речь,
на вечной койке разрешат прилечь.
…на вечной койке разрешат прилечь. ⇨ «Вечная койка» на тюремно-лагерном жаргоне означает – означала – спецпсихбольницу (психиатрическую тюрьму).
«Как хочется мне…»
Как хочется мне
вам
в дар принести балладу,
да дождь на складу́ по дровам
сбивает со складу и ладу,
по мелкой лежалой щепе,
по грязной шершавой бересте,
и дует из дыр и щелей,
ломя фортепьянные кости.
Чахотка бескорыстного Шопена
в наручниках невидимых, но ржавых —
не тема, не мелодия, но сор, труха и пена…
Ни дома, ни двора, одни руины в травах.
Весна, вихляясь, пляшет на погосте,
и до того жирна зола столицы,
что ты поймешь: мы не проездом в гости,
мы здесь в гостях, ненадолго, как птицы.
…вам / в дар принести балладу… ⇨ «Вам в дар баллада эта, Гарри…» (Пастернак, «Баллада»).
…балладу, / да дождь на складу́по дровам / сбивает со складу и ладу… ⇨ Ср.: «Улыбнись, моя краса, / На мою балладу; / В ней большие чудеса, / Очень мало складу» (Жуковский «Светлана») (заметил Г. Левинтон).
Чахотка бескорыстного Шопена… ⇨ «Опять Шопен не ищет выгод» (Пастернак).
Ни дома, ни двора, одни руины в травах. // Весна, вихляясь, пляшет на погосте, / и до того жирна зола столицы… ⇨ Пейзаж снесенной с лица земли Варшавы (после восстания 1944).
…мы не проездом в гости, / мы здесь в гостях… ⇨ «…Проездом в гости из гостей / Подслушать пенье на погосте / Колес и листьев, и костей» (Пастернак, «Опять Шопен не ищет выгод…»).
«– Так ты летишь, смешная?..»
– Так ты летишь, смешная?