Правда, и у меня сил почти не осталось… Смутно помню, как Рубари и Нанна тащили меня в дом, как стягивали одежду и осматривали полученные ранения. Я, видимо, находясь в состоянии шока, только про ногу всё твердил — кажется, очень не хотел быть одноногим капитаном воздушного корабля. Каким-то отваром мне промыли раны на боках и на пострадавшей конечности, перемотали их чистой тряпицей, предварительно вываренной в кипятке, и уложили моё полубездыханное тело на одну из кроватей.
Помню, я ещё хотел сказать, что и поесть был бы не против… Но слишком быстро начал засыпать: веки отяжелели, руки не поднимались, чтобы придержать веки — и я провалился в глубокий сон…
Сколько я проспал? Точно сказать я бы не смог. Я теперь толком и не помнил, как мы на ферму вернулись после ограбления. Помню только, что было ещё светло. А когда проснулся — за окном было темно, и где-то, словно над ухом, выл разъярённый ветер. Впрочем, Рубари и Нанна пока не спали, а, значит, ночь ещё не наступила. Я бы сказал, что мои товарищи по несчастью ругались, но это была бы неправда. Ругалась только Нанна:
— Ладно, вы меня не предупредили!.. Но ты что, не мог ему помочь?!
— Ну что вот…
— Нет уж, сиди и слушай! Я — ребёнок, и то почему-то догадалась, что так делать нельзя! А вы ушли молча, открыли скамори путь на скалу… Вы вообще в своём уме?
— Нанна, будь добра… Отложи на время свою категоричность, — слабым голосом попросил я. — И вспомни всё, что я от тебя наслушался за последнее время…
— Я… Думаешь, после того, что ты рассказал про мэра — я была бы против?! — возмутилась девочка.
— Не исключаю… — буркнул я, садясь на кровати.
— Ты так и будешь мне это припоминать? — сердито и одновременно жалобно спросила Нанна.
— Нет, может быть, и не всё время… — ответил я. — Лишь пока не удостоверюсь, что такое больше не повторится.
Заметив, что девочка раскрывает рот — видимо, собираясь спросить, что ей сделать, чтобы ей снова стали верить — я решил опередить этот вопрос:
— Нан, не спрашивай, что тебе делать, чтобы тебе верили. Это не так работает!.. И извини, что тебя случайно подставили под этих скамори. Были сильно неправы…
— Ладно, — непонятно, на что отвечала Нанна: на извинения или на то, что я сказал про доверие. Ну а мне было так лень выяснять, что я и не стал…
Голодать мне не пришлось: еда на ужин была. Я всё ещё чувствовал себя отвратительно и хотел спать, но сначала собирался поесть, а потом, преодолевая сонливость, проверить добычу. Рубари, судя по всему, уже начал этим заниматься, после чего и вышел спор с Нанной, которая узнала, из-за чего её жизнь подвергли опасности.
И да, это была наша с Рубари ошибка. Вполне бы могли придумать, как спрятать трос, чтобы до него не добрались скамори… В конце концов, мелкие высоко прыгать не умеют — и по стенам лазят плохо. Можно было зацепить трос какой-нибудь длинной палкой на высоте метров трёх-четырёх — и всё было бы прекрасно. Но мы оказались настолько непредусмотрительными, что чуть было не открыли прямую дорогу наверх чудищам с поверхности. Да ещё и жизнь девочки подвергли опасности… Так что в своём возмущении Нанна была права. Вот только не права она была в том, что мы обязаны были её предупредить…
Чешуек было много. Очень много — порядка пятнадцати тысяч. Мы сначала отсортировали все одного достоинства (а попадались с одной, двумя и пятью единичками), а потом сели за пересчёт. Пятьдесят три тысячи шестьсот сорок одна единица. Вместе с теми, что я нашёл в столе и в карманах трупов — 55 984 единицы пневмы. Судя по лицам Нанны и Рубари, они тоже считали, что сумма совсем не маленькая. Как при таких доходах город умудрялся получать отрицательный баланс — я не представляю просто…
Я, конечно, понимал, что сумма невелика в масштабах города. Но ведь это налоги с обычных работяг. Которые по факту получали (всем городом) не больше трёх сотен тысяч единиц, а потом их же в городе и спускали. А ведь были ещё налоги с продажи товара, а ещё были поборы для крупных предприятий… Всё это складывалось в астрономические суммы, которые, тем не менее, уходили куда-то мимо бюджета…
Для нас же полученные единички были просто сказочным богатством, на которое все втроём мы могли бы жить долгие годы. Однако, как я понимаю, у местных богатеев всегда есть возможности перераспределить средства в свою пользу. Так что я предпочёл бы вложить это всё в дирижабль. Однако и Нанне, и Рубари, и себе сразу выделил по две тысячи единиц подъёмных. Глупо? Щедро?
Вовсе нет. Это просто подкуп, ведь даже две тысячи — сумма очень немаленькая. И всё, кто её получил — вряд ли захотят отдавать обратно. И мы, все трое, оказывались повязаны если не кровью — то, как минимум, деньгами. И сдавать своих подельников после такого никто бы не стал — иначе присвоенные чешуйки-то вернуть придётся.
Все оставшиеся единицы мы решили слить в один большой накопитель, который будет размещён на дирижабле. Накопитель, кстати, Рубари нашёл на мэрском складе. Мутная пластина могла вместить в себя до трёх сотен тысяч единиц и стоила, как я понял, тысяч десять — почти королевская находка. Только вот к накопителю ещё надо было докупить «оправу разрешения» — специальный обод, который бы ограничил возможность снятия единиц всеми желающими. Но пока придётся обходиться без неё. Впрочем, кому тут воровать-то?
Конечно, сразу сделать всего этого не получилось. По всем прикидкам, собранную сумму придётся перекидывать не один вечер. Без серьёзных логосов взятия и отдачи приходилось по одной единичке кидать. Так что за это дело мы с Рубари посадили Нанну, а сами пошли спать. Дел нам предстояло ещё очень много…
Глава 19
В которой я успеваю сходить в порт до того, как наступает оттепель, а ещё возвращаются мародёры, и мы с Рубари строим дирижабль, преодолевая трудности и недочёты.
Вопрос, с которым я подошёл к Рубари и Нанне на следующий день прямо с утра, ввёл их в ступор. Они, конечно, не сказали, что я дурак, но вот точно подумали. Можно в этом даже не сомневаться… И дело было даже не в том, что они совсем не поняли моих идей. А в их красноречивых взглядах на мою перевязанную бинтами ногу. Вот только поделать я уже ничего не мог — вопрос был слишком важный…
— Да поймите вы, наконец, нет у меня времени долечиваться! Сейчас оттепель настанет, — объяснял я им. — Потом заморозки. Сколько они длятся?
— Дней пять, — пожала плечами Нанна.
— В это время, скорее всего, пожалуют мародёры! — сказал я. — А у нас в лучшем случае дирижабль без логоса. Это будут последние заморозки, в которые можно реализовать мой план, понимаете? Больше нам не представится такого шанса. И вообще непонятно, успеем ли мы тогда сбежать…
И да, речь я вёл о том самом логосе огня, что ждал нас в храме, где обитала матка скамори. После случая с сигналкой в Торговой Палате Экори, план созрел — причём, окончательно и бесповоротно. Да и что тут ещё можно было сочинить или придумать? Надо было решаться…
— С-гл-сен! — мрачно кивнул Рубари. — Мне то не нр-в-тся!
— Мне тоже это не нравится, но если у вас есть другой план, то озвучьте его прямо сейчас! — предложил я.
Нанна и Рубари промолчали. А я продолжил объяснять и уточнять — и всё потому что мне было очень нужно уговорить их помочь. По причине всё той же ноги…
— Рубари, ты сказал, что где-то в порту стоит вопилка. Так? — уточнил я.
— Ну да…
— А где? — решил я не отставать я от него на этот раз.
— В а-а-а-д-д-д-м-мини-с-с-с-стра-а-а-ац-ц-ц-ци-и, — вот теперь понятно, почему он мне вчера сразу не объяснил. Наверно, в экстренной ситуации он вообще бы до конца дня эту фразу произносил.
— Выходит, если я попробую вломиться туда — она сработает? — уточнил я.
— Так! — утвердительно кивнул Рубари.
— В Экори есть причальные мачты, — продолжил я объяснять. — На них есть механизм для экстренного причаливания. Не знаю, как здесь у вас, но в моих яслях такие машины считались боевыми орудиями. Они метают тяжёлые стрелы на очень далёкие расстояния. У механизма экстренного причаливания тоже есть стрелы… В моём мире их конструкцию называли гарпунной. Знаете, что это такое?
Ни Рубари, ни Нанна таких тонкостей, конечно же, не знали… Рыбный промысел здесь — кстати, по вполне понятным причинам — был не слишком распространён. Пришлось рассказывать им, как устроены гарпуны, для чего они использовались и как делались. Потом я объяснил на пальцах, что нужно сделать со стрелами причального механизма, чтобы получился гарпун.
— И з-чем всё т-то? — спросил Рубари, всё ещё не понимая, к чему я в итоге веду.
— Я, кажется, поняла… — сказал Нанна. — Ты хочешь превратить причальную стрелу в гарпун. Чтобы потом приманить с помощью вопилки матку скамори, загарпунить её и забрать логос огня… А как будет уходить тот, кто стреляет?
— Да?! — взволнованно кивнул Рубари, согласившись с девочкой.
— В моих яслях иногда делали такие штуки для развлечения… Сейчас, — я взял карандаш, чистый лист бумаги и принялся чертить. — Это называется спуск по канату… Или по тросу… Я не помню точного названия — хотя оно было. Но не в этом суть… Между двумя точками, одна из которых ниже, а другая — выше, натягивается канат. Дальше на канат ставится устройство с колёсиками и двумя ручками…
— Я п-нял! — кивнул Рубари. — С-мо ск-т-ться вниз!
— Да! Именно… Человек висит на ручках устройства и скатывается вниз. Порт — самое высокое здание в Экори, — пояснил я. — К северу от него — площадь Кари, напротив арха. Между площадью Кари и Торговой — ещё квартал семиэтажных домов. Причём, семиэтажки есть только в его западной части, а в восточной части этажей становится пять. Дальше маленький квартальчик с четырёхэтажными домами, а дальше — склады. В них этажа по три… Так?
— Ну да… — неуверенно кивнул Рубари.
— Если мы натянем канаты между причальными вышками и семиэтажными домами, а потом между семиэтажными и пятиэтажными, а потом…