— Мистер Шрикантам! Стэнд эпон ди чэр![35]
В следующее мгновенье Шрикантам с вытаращенными глазами стоял на стуле.
Кончив пить кофе, Нагарадзу-гару ободряюще взглянул на Шрикантама:
— Ну, как дела в школе?
— Все в порядке.
— Это по твоему мнению. А теперь расскажи, что говорят недовольные…
— Вот есть такой учитель рисования Ранганнатхам — вы знаете его, — настоящий смутьян…
— Ну, и что говорит этот Ранганнатхам?
— Да совсем недавно ездил с жалобой в областное управление школьного образования… Два раза ездил!
— Ох, Шрикантам! В областное управление может теперь явиться кто угодно — хоть осел, хоть собака… Даже дежурного у дверей нет! Теперь ведь не британское правление. Любое учреждение — как гостиница, кто хочет, заходит. Такие времена теперь настали — порядка никакого нет. Всюду смутьяны, и автобусы жгут, и рельсы разбирают, и телефонные провода перерезают.
— Верно, верно, ваша честь… Распустили людей… Вот и мне, директору, какой-то учителишка рисования не подчиняется!
— Ах ты, умник! Да разве ты в своей школе не хозяин? Здесь как раз нынешние порядки ни при чем, ты сам виноват, что с этим Ранганнатхамом сладить не можешь. — Понизив голос, Нагарадзу-гару доверительным тоном спросил: — Слушай, Шрикантам! А почему бы не предложить этому смутьяну некоторую сумму из специальных школьных взносов?
Шрикантам смущенно хихикнул и оскалил зубы. Специальные школьные взносы были в его ведении, вернее в его личном пользовании, хотя вообще-то они собирались с учащихся для нужд библиотеки, для покупки спортивного инвентаря, для оплаты медицинской помощи. В специальных школьных взносах Шрикантам видел весь смысл дела народного просвещения, как школьники видели его в аттестатах, родители — в успешной сдаче экзаменов детьми, учителя — в регулярном получении заработной платы. Само же просвещение меньше всего на свете заботило как директора сиривадской школы Шрикантама, так и многих других.
Как только разговор зашел о специальных школьных взносах, Шрикантам почувствовал себя не в своей тарелке и постарался переключить собеседника на другую тему. Не ответив на вопрос Нагарадзу-гару, он сообщил ему приятную новость:
— Да, вас, кажется, не было в городе позавчера… Приезжал чиновник областного управления, занимающийся вопросами благоустройства, и удивился, почему при такой большой школе нет общежития. Он заверил нас, что вполне возможно открыть общежитие для нуждающихся учеников. Только надо найти подходящих людей, которые взялись бы за это дело.
— О-хо! Вот как? — откликнулся Нагарадзу-гару.
— Да, — продолжал Шрикантам, — ведь в округе все умные люди давно с этого дела сливки снимают… Найти швейцара, повара — таких, чтобы сор из дома не выносили. Все можно так устроить, что комар носу не подточит. Дыма из этой печки никто не увидит! Главное — была бы дощечка у входа, что общежитие… Да список учеников вывесим, — а сколько их там будет жить на самом деле, никого не касается. Субсидию согласно списку получим…
— Шрикантам-гару! — остановил его Нагарадзу предостерегающим тоном.
Когда в романе любовники уходят в спальню, деликатный автор закрывает за ними дверь и предоставляет остальное воображению читателя. Так и в жизни умный человек, обладающий тактом, умеет вовремя остановиться — не только при описании любовных сцен. Но Шрикантам не был умным человеком, и Нагарадзу-гару вполне устраивало это обстоятельство, поскольку умным человеком являлся он сам. Ведь дурака удобнее сделать орудием в своих руках.
Нагарадзу-гару с наслаждением закурил сигарету. Он и не думал, что с самого утра получит столь приятное известие. «Общежитие» должно было стать курицей, несущей золотые яйца. Если государство дает такие щедрые субсидии на эти общежития, то грех не попользоваться. В превосходном расположении духа, он снисходительным тоном сказал директору:
— Ладно, Шрикантам-гару! Не беспокойтесь относительно этого Ранганнатхама! Я сам им займусь… Ну, расскажите, какие еще новости…
К сожалению, у Шрикантама в запасе было и неприятное сообщение, и он начал подготавливать к нему Нагарадзу-гару выспренним вступлением:
— Да, такие времена настали… Нет справедливости… нельзя жить в мире и покое в собственных домах, как прежде… Какие-то наглые щенки лают на достойных людей… — Нагарадзу-гару кинул на Шрикантама такой взгляд, что тот быстро перешел к делу: — Вот я о чем… Недавно здесь появилась театральная труппа Прогрессивной ассоциации…
— Где?!
— Здесь, в нашем городе! Да какая там ассоциация — ни председателя, ни секретаря. Кучка молодых оболтусов. Взяли какую-то дрянную пьесу для постановки — представьте себе, не в книжном магазине или в библиотеке раздобыли. Они нашли парня в нашем городе, который написал для них пьесу о местной жизни.
— Ну, чем же плохие новости, Шрикантам? Если в нашем городе объявился писатель, он нам пригодится, да еще как — будет писать листовки для предвыборной кампании! А кто он такой?
— Не думайте, что этот писатель человек почтенный. Ничтожество, замухрышка! Имеет одно-единственное дхоти да рубашку без пуговиц, ест раз или два в день. Пишет рассказы, правда, иногда их печатают. Зовут его Чирандживи. Беда в том, что он никого не боится и никого не уважает! Рос без семьи, никаких устоев… Не женат…
— Ну, ладно. В чем же дело все-таки? За что вы на него так сердиты?
— Дело в том, что он написал пьесу «Клятва подрядчика-строителя».
— Ну, что ж, «Клятва подрядчика» — название интересное…
— Интересное?! — Шрикантам задохнулся от злости. — Персонажи этой пьесы — директор школы, председатель строительного комитета и подрядчик Буччинаюду. Время действия в первом акте — начало учебного года после летних каникул. Когда поднимается занавес, на сцене виден большой ящик для сбора пожертвований на строительство и ремонт школы с надписью «Строительный фонд». Председатель строительного комитета и директор осыпают его сандаловым порошком и украшают цветочной гирляндой…
Нагарадзу-гару внимательно слушал.
— Хотите знать, откуда мне известны подробности? Выспросил у одного молодого шалопая, который был на представлении… Значит, церемония началась, и родители стали бросать в ящик деньги на ремонт школы… В мгновение ока ящик наполнился и занавес опустился…
Нагарадзу-гару резко бросил на пол сигарету, не потушив ее.
— Да, да! Возмутительная пьеса! Если бы делалось столько пожертвований для строительного фонда, то все подрядчики стали бы Татами и Бирлами!
— Шрикантам! — заскрипел зубами Нагарадзу-гару.
— Простите, я продолжаю. В следующем акте председатель строительного комитета пытается изнасиловать так называемую Бимбадхари.
— Что еще за Бимбадхари?
— Да как бы это сказать… Это не женщина, а олицетворение строительного фонда. Этот малый не придумал ничего нового — в классической литературе и мифологии Сарасвати олицетворяет ученость, а Лакшми — богатство! Это называется персонификацией…
— Шрикантам, избавьте меня от вашей учености! Рассказывайте о пьесе!
— Ладно… — Шрикантам не знал, как продолжать. — Ну, значит, Бимбадхари — это такая красотка с губами, как помидор… Правда, теперь любая женщина может накрасить губы помадой.
— Да брось ты об этих пустяках! Расскажи о сцене изнасилования.
— Ну, вот, значит… Председатель строительного комитета, разряженный в длинную шелковую рубашку, брызгает духами на свои усы перед зеркалом, изображая тоску влюбленного в разлуке с любимой… Он открывает ящик для пожертвований… Входит Бимбадхари… Вот диалог — мне принес один из учеников. А председателя — вы только подумайте — играл сын Бхимаппы-гару! Читает:
Б и м б а д х а р и (с испуганным видом). Где я нахожусь? Кто вы?
П р е д с е д а т е л ь. Ты у меня в доме, дорогая! Привет тебе! Ты прекрасна, как только что отштампованная монета! Как новенькая банкнота! Ступи в мой дом правой ногой! Взгляни на меня, мое солнце! Дай мне обнять тебя!
Б и м б а д х а р и (отступая). Прочь от меня! Для того ли я родилась на свет, чтобы подносить к твоим устам чашу наслаждений? Чтобы обвевать опахалом из павлиньих перьев твое тучное тело, раздобревшее на ворованных хлебах? Ты даже хуже того негодяя, который растил девушку как родную дочь и вдруг воспылал к ней греховной страстью. Ты хочешь запереть меня в своем доме, лишить возможности исполнить мое предназначение — помочь учебе тысяч юношей, жаждущих знаний? Всемогущий бог не допустит этого! Мне душно здесь, я хочу скорее на воздух! Мой возлюбленный ждет меня…
П р е д с е д а т е л ь (злобно усмехается). О прекрасная дева с глазами, подобными лотосам! Куда же ты пойдешь? Уж не строительный ли подрядчик Буччинаюду — твой возлюбленный? Да разве этот никудышник знает науку любви и нежности? Разве он может тебя осчастливить? Знаешь ли ты, что он сделает с тобой? Он превратит тебя в кирпич, цемент и железо. Ты будешь коченеть от холода, мокнуть под дождями и иссыхать на солнце. Я не допущу этого! Если ты останешься со мной, будешь жить как в раю. Мы поедем с тобой в Ути[36], увидим красивейшие места, будем дышать прохладным воздухом. Мы поедем в Гинди, куда со всех концов Индии съезжаются люди посмотреть скачки. В Бомбее я поведу тебя в роскошные ночные клубы… Будь моей, приди в мои объятия!..
Нагарадзу-гару смял бумажку в комок и сжал ее в кулаке.
— Да, и этот писака живет в нашем городе! Таких мерзавцев вообще надо из городов высылать… — испуганно пробормотал Шрикантам.
Нагарадзу-гару поморщился от досады.
— Вы знакомы с этим Чирандживи? — раздраженно спросил он.
— Что вы говорите! — поспешно запротестовал Шрикантам. — Конечно, нет. Я только знаю, что он учился в нашей школе…
— Надо вот что сделать…
— Что?..
— Надо организовать его чествование, как знаменитого писателя… в связи с тем, что он учился в нашей школе… Расходы я возьму на себя.