Глаза у Шрикантама стали как плошки — такое изумление и восторг вызвал в нем дипломатический маневр Нагарадзу-гару.
— До чего же умно! Конечно, если бросить кость злой собаке, она лаять перестанет. Ну не дурак ли этот парень? Чем писать такие гадости, пришел бы прямо к вам и попросил денег. Разве вы отказали бы при вашей-то щедрости, если молодой человек нуждается? Разве вы не послали в прошлом месяце двадцать пять рупий для пострадавших от наводнения в округах Кришна и Гунтур?..
Нагарадзу-гару уставился на Шрикантама злобным, взглядом. Как трудно иметь дело с таким глупцом, который что ни скажет — все невпопад! Даже лесть его вызывает раздражение.
— Слушай, милейший! Не надо мне ни меда твоего, ни яда твоего. И в советах я не нуждаюсь. Делай то, что тебе сказано. Организуй чествование Чирандживи. Срок — десять дней.
— Да… конечно… как прикажете!
Шрикантам почувствовал, что день складывался неудачно. Наверное, он встал утром с постели в неблагоприятный момент. Подумать только, он хотел голову снять с этого Чирандживи, а придется цветочные гирлянды ему на шею надевать собственными руками. Шрикантам был вынужден изменить свое мнение о писательском ремесле, которое он считал делом нестоящим.
— Разрешите идти? — смиренно спросил он.
Нагарадзу-гару кивнул, но, прежде чем Шрикантам вышел, снова окликнул его:
— Шрикантам-гару! Напишите чиновнику из отдела благоустройства, что на днях общежитие будет открыто!
— Сегодня же напишу и немедленно отправлю!
Да, день явно был неудачным, но одним обстоятельством Шрикантам остался доволен — Нагарадзу-гару в беседе называл его на «вы» чаще, чем на «ты», а это случалось не каждый день.
Выскочив из комнаты, Шрикантам увидел на веранде знакомую фигуру. Если бы он оказался в Голливуде и вместо ковбоев и красавиц в бальных платьях увидел бы там индийских факиров, то удивился бы не меньше. Это был Рамаджоги, который робко поздоровался с директором.
— Что вы здесь делаете, Рамаджоги? — строго спросил Шрикантам.
— У меня дело к господину председателю…
— Какое? Ваше место в школе!
— Но у меня важное дело…
— Ага! Ну, что ж. Идите, у председателя никого нет, — пожал плечами Шрикантам. Если он сам еле ноги унес, то уж этот зайчишка свое получит! Лезет прямо волку в пасть…
Закрывая за собой калитку, Шрикантам оглянулся — Рамаджоги все еще нерешительно топтался на веранде. Я бы на его месте давно уже явился к Нагарадзу-гару. Вот ведь, есть же разница между директором и простым учителем, с удовлетворением подумал Шрикантам.
Тем не менее через минуту Рамаджоги уже вошел к Нагарадзу-гару. Сложив руки наподобие позиции «мудра» в классическом танце, он робко поздоровался.
— Вы кто? Зачем пожаловали? — недовольным голосом пробормотал Нагарадзу-гару. Ну и утро, являются один за другим, подумал он.
— Я — Рамаджоги, учитель… Я имел честь видеть вас, когда вы посещали школу.
— Ну и что вам угодно? Почему не явились в городское управление и не изложили свое дело секретарю?
— У меня есть сообщение, которое лучше не доверять третьему лицу… В нашем городе творятся незаконные дела…
— Вот как! Что за дела?
— Вы знаете дом Таяраммы на окраине города? Там находится центр подпольной торговли, настоящий черный рынок! Торгуют и рисом, и сахаром, и удобрениями — целыми мешками вывозят! Даже железнодорожные рельсы продают — наверное, кузнецы покупают их для колесных ободьев… Продают и сухое молоко и всякие пищевые концентраты — конечно, в школе воруют! Поверьте мне, я видел собственными глазами… Происходит все это глубокой ночью… Десятки повозок выезжают из города… Так весь город разграбят, жителям Сиривады нечего будет есть! Ведь продукты, очевидно, вывозят в соседние штаты, несмотря на то, что на дорогах есть контрольные пункты…
Нахмуренное лицо Нагарадзу-гару разгладилось, и он обратился к Рамаджоги поощрительным и даже ласковым тоном:
— Вы совершенно правильно поступили, придя прямо ко мне. Если бы вы сначала рассказали еще кому-нибудь, этот человек сообщил бы нарушителям, и они приняли бы меры предосторожности. Вы исполнили свой долг, остальное — мое дело. Я сумею с этим справиться! Все эти нарушители будут арестованы. Ведь они предают народные интересы. Что же вы стоите, садитесь, пожалуйста.
— Спасибо, не беспокойтесь… Но это еще не все… Не только на окраине, но в самом центре города происходит что-то немыслимое. Настали такие времена, что женщинам небезопасно ходить по улицам. Какой-то негодяй сорвал с женщины сари и скрылся! Это было сегодня ночью…
Нагарадзу-гару явно забеспокоился и, выпрямившись в кресле, спросил:
— Это действительно случилось в нашем городе?
— Можно сказать, на моих глазах! На углу улиц Бондили и Старого караван-сарая, в два часа ночи… Фонари почему-то не горели. Я увидел в темноте две фигуры, они как будто боролись между собой. Когда я подошел ближе, этот подлец опрометью бросился бежать.
— Скажите, Рамаджоги… А вы разглядели пострадавшую?
— Конечно, разглядеть было трудно. Но определенно, молоденькая… Лицо красивое. Полненькая… Она плакала навзрыд, боялась идти домой раздетая. Мой дом рядом, я сбегал и принес ей сари. Она завернулась в него и тотчас исчезла.
— Рамаджоги-гару! — сказал Нагарадзу, придвигая стул к своему креслу. — Садитесь! Да садитесь же! Вы сами понимаете, что, если разнесется слух о таком происшествии… это покроет позором наш город… Вы не должны никому этого рассказывать! Вот деньги за сари, которое вам пришлось подарить…
— Я не для этого рассказал!.. — Обескураженный, Рамаджоги отодвинулся вместе со стулом.
— Нет, возьмите, возьмите! И у меня есть дело к вам. Я сегодня узнал, что в нашем городе живет молодой человек, некто Чирандживи. Оказывается, он известный писатель. Нам нужно гордиться, что такой человек живет в нашем городе! Узнав о нем от Шрикантама-гару, я сразу сказал: «Мы должны устроить ему чествование…» Вот вы и сходите к нему и сообщите о наших планах…
— Да, я слышал, он что-то пишет… Конечно, он должен был сам посетить вас, хоть и прославился! Это просто ребяческое недомыслие… Я ему скажу… Он на седьмом небе будет от радости…
Нагарадзу-гару почувствовал желание запить все утренние новости чашкой крепкого кофе.
— Суббакка! — позвал он. — Утром кофе был совсем жидкий. Приготовь как следует и принеси две чашки!
Выпив кофе, Рамаджоги удалился. Нагарадзу-гару не сиделось на месте, он стал подниматься по лестнице на второй этаж, но из гостиной его окликнула Наванитамма.
— Что это вы, наверх идете? Мне туда еду подавать, что ли? — спросила она.
— Хорошо, подавай. А где же Лила, почему ее не видно?
— Да уж не спрашивайте! Так крепко спит, будто всю ночь дрова рубила. Пушкой не разбудишь…
— А, вот как… — Нагарадзу-гару медленно поднимался по лестнице.
4
Одиннадцать часов утра.
Чтобы войти во внутренний дворик крытого черепицей дома, где живет Чирандживи, надо спуститься на две ступеньки. Дом изрядно обветшал. Прежние хозяева время от времени делали «косметический ремонт». Чирандживи, теперешний хозяин дома, решительно настроен против половинчатых мер. Он считает, что надо произвести капитальный ремонт или вовсе снести старый дом и построить на его месте небольшое летнее бунгало. Однако ни того ни другого он не делает, рассчитывая на перемены в будущем. Если он когда-нибудь напишет роман, если премия за лучший роман в Андхре будет увеличена, тогда Чирандживи получит солидный куш и приведет в порядок старый дом или, что будет уж совсем просто, построит новый. Но в настоящее время Чирандживи пишет только рассказы и пьесы, и денег у него нет.
Чирандживи — не уроженец Сиривады. Сестра его отца была выдана замуж в этот городок; вскоре она овдовела, и, чтобы не оставаться одной, обратилась к брату за разрешением усыновить племянника. Брат согласился, и тетка привезла шестилетнего Чирандживи в Сириваду. Хотя она и была совсем неграмотной, но научилась отличать школьные учебники от других книг. Тетка постоянно ворчала, что Чирандживи не готовит уроков, и ему приходилось прятать под учебниками свои любимые книги, к чтению которых он пристрастился. К тому времени, как он сам стал писать книги, тетка уже отошла в мир иной, оставив в наследство племяннику этот самый небольшой деревянный дом рядом с овощным рынком.
А в родной деревне Чирандживи на долю каждого из его братьев пришлось по полтора акра земли; хотя все они трудились, не покладая рук, урожая хватало не больше, чем на полгода. И настоящего дома ни у одного из них не было — так, крыша над головой. Можно сказать, что Чирандживи оказался в более выгодном положении по сравнению с братьями — в отличие от них он получил образование, и если бы еще он устроился на работу, то был бы избавлен от угрозы голода. Но работы он не нашел. Чирандживи пришел к выводу, что его соотечественникам суждено иметь и не иметь, то есть иметь одни блага и не иметь других. У кого-то есть еда, но нет аппетита. А у его соседа — завидный аппетит, но есть нечего.
В домике Чирандживи было две комнаты по восьми метров да еще веранда и внутренний дворик. В жаркий сезон в доме было душно, а в холодный он напоминал холодильник. Решив, что в любой сезон его дом не годится для жилья, Чирандживи весь день проводил во дворе, на каменной скамье в тени индийского бука, растущего перед домом. Пословица гласит, что тень бука ласкова, как родная мать; действительно, едва Чирандживи садился на скамью под деревом, он погружался в сладкую дремоту, так что эта скамья служила ему и креслом и кроватью. А рассказы он писал по ночам. Правда, возникало много помех сладкому дневному сну Чирандживи. Надо было хоть раз в день приготовить пищу и пообедать. Чирандживи затрачивал на это гигантские усилия. Подумать только — затопить печь, промыть рис, потом слить отвар. Вареным рисом Чирандживи обычно и удовольствовался — изысканные блюда готовят не дома, а в ресторанах! Окончив священное действо приготовления и приема пищи, Чирандживи со вздохом облегчения опускался на скамью под буком. Как раз в эту самую минуту и являлся Читтибабу.