Чирандживи пытался запирать калитку, но для Читтибабу не составляло никакого труда перескочить через низкую ограду.
Читтибабу — младший брат Дзаладзаммы, которая жила в доме напротив. При звуке имени Дзаладзаммы сердце Чирандживи начинало трепетать. Почему же? Ведь никто не назовет Дзаладзамму особой, наводящей страх. Круглолицая, большеглазая, с маленькими алыми губами, Дзаладзамма была статной молодой женщиной.
Чирандживи не нравилось, как она смотрит на него. Дзаладзамме не надо даже выходить за дверь, чтобы поглядеть на Чирандживи, достаточно отворить окно кухни; и в отсутствие Бхутапати окно кухни всегда было открыто.
Дзаладзамма — вторая жена Бхутапати. По разнице в возрасте между супругами ее можно было счесть и третьей женой.
Бхутапати — не настоящее имя ее мужа, его звали Ченнараюду. Он был санитарным инспектором сиривадского муниципалитета. Все городские уборщики мусора находились в его ведении. Подчиненные санитарного инспектора, грязные с головы до ног, походили на кочегаров или на чернолицых демонов — бхутов, и поэтому Чирандживи именовал мужа Дзаладзаммы Бхутапати — Повелитель демонов. У повелителя злых духов неизбежно должен быть помощник — Брингирити[37]. И он у него был. Семидесятипятилетний толстяк — широченный, как большая корзина. Его штаны и пиджак цвета хаки лоснились от долгой носки, как кожаные. На голове — огромный тюрбан, сползающий до самых бровей. Брингирити являлся в дом Бхутапати ежедневно к восьми часам утра, уже совершив обход улиц Сиривады. К этому времени Бхутапати успевал встать, отправить естественные надобности, принять ванну и поджидал Брингирити у своего дома.
— Ну, — спрашивал он, — вычищена ли сточная канава на улице Бондили?
— Да, ваша честь. Синигаду и Енкатесу только этим занимаются.
— А мусорные кучи у рынка убраны?
— У нас ведь только одна телега, поэтому дня четыре понадобится.
— А мусор у школы?
— Все как зеркало блестит, ваша честь!
Бхутапати вопрошал своего помощника, как император на аудиенции: «Счастливы и благополучны ли мои подданные?» В ответах Брингирити звучала твердая уверенность: «Конечно, а как же может быть иначе? Подданные в ваших владениях всегда счастливы и благополучны!»
Затем Бхутапати сам отправлялся производить досмотр владений, оставляя Брингирити сторожем своего «императорского» дворца.
Однако Бхутапати не проверял, вывезены ли мусорные кучи у рынка и вычищены ли сточные канавы. Основным объектом его ежедневной ревизии были рестораны, а целью — определение вкусовых качеств блюд. Он врывался в ресторан как смерч и заявлял хозяину, что столы грязны и тарелки нечисты. Если столы и тарелки блестели чистотой, то он спрашивал, почему пища кладется не на пальмовые листья, а прямо на тарелки. Если и это требование выполнялось, Бхутапати находил беспорядок и грязь на кухне и заявлял, что пища приготовлена отвратительно. В общем, ягненок был всегда виноват, потому что волк жаждал его крови. Если Бхутапати хорошо угощали, то несколько дней он считал этот ресторан безупречным в санитарном состоянии, но, к сожалению, его точка зрения часто менялась.
Как уже было сказано, дом Бхутапати всегда находился на запоре. Когда уходил из дому хозяин, у дверей становился верный страж Брингирити. Никто не мог проникнуть в этот дом — двери не открылись бы даже перед подъехавшим на слоне во главе пышной процессии махараджей.
Дзаладзамма не могла сделать ни шагу за порог. Чирандживи читал когда-то сказку о волшебнике, который заключил возлюбленную в шкатулку и прятал ее в своих волосах. Жена Бхутапати содержалась в таком же строгом заключении. Бхутапати представлялся Чирандживи крокодилом, а Дзаладзамма — лотосом. Лотос — воплощение красоты жизни, а зачем он крокодилу? Чтобы сжевать. Много есть несправедливости в мире, и не всегда можно с ней бороться. Чирандживи был не в состоянии уничтожить эту несправедливость, которая совершалась прямо перед его глазами. И смех, и слезы! Сколько раз он стоял на своей веранде, прислонившись к деревянному столбику, и курил, а Дзаладзамма, сидя у окна кухни, не сводила с него взгляда своих блестящих черных глаз. Чирандживи хотелось смеяться при мысли о раздувающемся от спеси Бхутапати, который тратит столько сил, чтобы держать свою жену взаперти, а душа ее выпархивает из клетки! И ему хотелось плакать при мысли о юной женщине, запертой в этой клетке! И хотелось крикнуть: «О Дзаладзамма! Не тревожь меня своим взглядом, который жжет мою душу! Я не могу освободить тебя из клетки…» Он поспешно уходил в дом и рассматривал свое лицо в настенном зеркале: «Было бы на что смотреть! Лицо такое некрасивое…» Конечно, если его рассматривать со ста различных ракурсов, то с двух или трех оно может показаться красивым. Может быть, Дзаладзамме, глядящей на него из окна кухни, оно таким и представляется? Чирандживи отпустил бороду, которая его безобразила еще больше. Но тут в один прекрасный день явился Читтибабу и протянул ему монету в четверть рупии.
— Что это, Читтибабу?
— Сестра вам посылает, чтобы вы сходили в парикмахерскую и побрились, — с веселым блеском в глазах ответил мальчик. Надо сказать, что Бхутапати он терпеть не мог. А старшую сестру очень любил и охотно выполнял все ее поручения, особенно если он не только мог угодить Дзаладзамме, но при этом и досадить своему врагу — ее почтенному супругу.
Чирандживи и сам не заметил, как образ Дзаладзаммы вошел в его творения. В любом его рассказе появлялась героиня, похожая на Дзаладзамму. Почему бы это?
В этот день к десяти часам утра Чирандживи уже позавтракал и разлегся на скамье, собираясь обдумать сюжет рассказа. Но творчество, как и всякое доброе дело, встречает на своем пути тысячи препон. Не прошло и пяти минут, как Чирандживи вздрогнул и открыл глаза — заскрипела калитка, и во двор вошел Брингирити.
— Лето только началось, а жара-то какая. Простите, бабу, я не думал, что вы отдыхаете. Хотел посидеть в тени под деревом…
Хотя Брингирити помешал ему, Чирандживи, как всегда, ничего не имел против его прихода. Ведь Брингирити был «ходячей газетой» Сиривады. После обхода городских улиц, часам к восьми утра, «утренний выпуск» был уже готов у Брингирити, и Чирандживи всегда охотно его выслушивал.
— Садись, Буггая! Какие новости? — спросил он. Буггая было настоящее имя Брингирити.
Не было случая, чтобы когда-нибудь газета не вышла по причине отсутствия новостей. И Брингирити никогда не позволил бы себе сказать, что никаких новостей в городе нет.
— Грабят, бабу, — воскликнул он, — в городе грабители появились! Но какие-то странные грабители… Они не ограбили ни дом мэра, ни дом Нараянаппы! К бедному школьному учителю забрались! Вы знаете Рамаджоги, который на улице Старого караван-сарая живет?..
Этим ворам не позавидуешь, подумал Чирандживи.
— И что они украли? Сари! Одно только сари! А на вешалке было несколько…
Чирандживи приподнялся и сел на лавке.
— Воры бы все унесли, правда ведь, Буггая? Это, наверное, свои…
— Не знаю, бабу, не знаю! Бог ведает… Я только видел, как утром толпа собралась у дома учителя. Хозяйка, стоя на пороге, бранилась на чем свет стоит, проклинала вора на все лады. «Хавва, хавва![38] — кричала она. — Новешенькое сари, всего два раза стирано… А красивое какое — по красному полю цветы и листья. Дочка-то моя в нем как живой букет была. Это надо же, только через два года после свадьбы зять наконец подарил жене сари — так его стащили! Такой вор и на убийство решится! Но он себя обнаружит, непременно. Это же не деньги украли — их не опознать. Золотое украшение переплавить можно. А что делать с сари? Носить! И когда эта негодяйка появится на улице в краденом сари, тут-то я ей задам перцу! Увидит, каково иметь дело с Рамамани!» И жестикулирует перед толпой и так и эдак — ну, прямо как в кино! — закончил Брингирити свою самую сенсационную новость и перешел к другим сообщениям. Чирандживи услышал, как Гуравая из кофейной лавки «врезал» сборщику налогов городского управления, вступив с ним в спор о налогах на профессии. Затем он был информирован о конфликте между Андаламмой, женой младшего полицейского инспектора, и владельцем магазина одежды и тканей, который отказался отпустить ей в долг сари и тканей на пятьсот рупий. У Брингирити были и еще новости, которые он хотел довести до сведения Чирандживи, но поток его речи был прерван.
— Эй, Буггая, где ты там? Мне нужен душистый лист для карри! Принеси скорей!
Неизвестно, в самом ли деле Дзаладзамме так срочно нужно было заправить карри; ей всегда требовалось то или другое, когда она видела, что Брингирити задерживается во дворе у Чирандживи. Как только отбыл Брингирити, явился возбужденный Читтибабу. Он принес замечательную новость — Дзаладзамма печет лепешки из гороховой муки!
— Я съем четыре, а вам сколько принести? — спросил он.
— Нет, нет, нисколько… Я не люблю гороховых лепешек, — энергично запротестовал Чирандживи.
— Что же вы тогда любите? — изумленно спросил Читтибабу. Этот простодушный вопрос был ловушкой для Чирандживи. Он знал, что его ответ будет тотчас передан Дзаладзамме, и названное блюдо приготовят на следующий же день. А он не хотел зажигать пламя надежды в сердце Дзаладзаммы и поэтому непрестанно отказывался от угощения приготовленными ею лакомыми блюдами.
Отправив Читтибабу домой, Чирандживи снова разлегся на каменной скамье под буком, но через минуту опять услышал скрип калитки.
— Здесь живет молодой человек Чирандживи? — Вошедший увидел хозяина дома и радостно воскликнул: — О, вот и ты, сынок! Я тебя так давно знаю, но, где твой дом, понятия не имел.
— Это вы, учитель? Садитесь, пожалуйста! — Чирандживи кинулся к Рамаджоги и усадил его на скамье в тени бука. — Да в нашем городе любого спросите, где чей дом, и вам покажут. Да зачем и спрашивать? Вы бы послали за мной кого-нибудь, и я бы сам пришел.