7
Рамаджоги встретил рассвет на автобусной стоянке. Он проводил автобус, идущий в Амбасамудрам, и автобус, направляющийся в Кантапурам. Дочь и зять, жена и сын уехали, он остался один. Солнце уже поднялось над горизонтом и скоро начало палить безжалостно. Рамаджоги шел куда глаза глядят. Он обливался потом, ноги его ныли. Горячий ветер, налетавший порывами, осыпал пылью его одежду и взлохмаченные волосы.
Проходя по улице Старого караван-сарая, Рамаджоги бессознательно направился к своему дому. На двери висел замок; ключ был у него в кармане, но он не достал его. Войти в разоренное, опустевшее жилище? У него не хватило бы сил на это. Рамаджоги прошел мимо.
Ему захотелось где-нибудь посидеть — в библиотеке, может быть. Но она была закрыта.
Рамаджоги вспомнил, что не умывался утром. Он направился за город, к пруду. Пруд в жаркий сезон пересох, но вокруг него было несколько колодцев. В колодцах вода тоже ушла на глубину. Рамаджоги нашел колодец с насосом, накачал воды и облился; обмотав вокруг бедер ангавастрам, насухо отжал дхоти и рубашку. Освежившись, он почувствовал острый голод.
За колодцем было поле сахарного тростника: его высокие стебли шуршали на ветру. Рамаджоги голодным взглядом посмотрел на поле и сразу отвернулся. Ведь этот урожай полит потом какого-то крестьянина — разве он имеет право нанести ему ущерб? И без того этому полю, как всем полям Индии, грозят набеги сумчатых крыс, лисиц, кабанов.
Рамаджоги в изнеможении растянулся на земле и погрузился в дремоту. Через несколько минут его разбудили чьи-то шаги.
— Бабу! Хотите угоститься сахарным тростником? — Человек подошел к Рамаджоги, наклонился над ним и изумленно воскликнул: — Вы, конечно, забыли меня, сэр! Я Полуредди, учился у вас!
— Это ты, сынок! — пробормотал Рамаджоги, сжимая руку юноши. — Ну и вырос же ты, не узнать! Так это твое поле?..
— Мое! Берите же, сэр! Ешьте, пожалуйста! Я бы вам и тысячу стеблей отдал!
Глаза Рамаджоги заблестели от радости. Он высосал один стебель, но, принявшись за второй, вспомнил о Баламме. Она так любит сахарный тростник… Что она делает теперь? Рамаджоги уронил второй стебель.
— Спасибо, сынок! Голод заглушил, а то желудок прямо огнем жгло.
— Так вы не ели сегодня?! Подождите здесь, я сейчас…
Полуредди ринулся бежать. Через пять минут он вернулся с небольшой корзиной, в которой алые помидоры лежали рядом с румяными яблоками.
— Ох, Полуредди! Зачем столько!
— Разве это еда? Вы все должны съесть. Да что ж это делается? Такой человек, как вы, с утра голодный ходит!
— Что поделаешь, Полуредди! Утром, когда я был в городе, никто и не подумал меня спросить, голоден ли я…
Полуредди нахмурился и сердито сказал:
— Ну, сэр, если так… Что же тогда за люди в городе? Где тогда справедливость? Выходит, что наши города хуже джунглей…
Рамаджоги печально улыбнулся. К вечеру он вернулся в город. Встал вопрос: где провести ночь? Он купил билет на последний сеанс и, усевшись на свое место, сразу задремал. Зал кинотеатра был почти пуст, никто не обращал внимания на Рамаджоги. Но сеанс окончился, и Рамаджоги пришлось выйти на улицу. Ночь он провел на железнодорожной станции.
Так, в бесплодных скитаниях прошло пять суток. Вечером шестого дня Рамаджоги оказался у колодца за железнодорожной линией и утолил голод и жажду колодезной водой из кувшина Чиннамми. Здесь его и увидел школьный служитель Папая.
— Айя[47]! Где же вы были, ваша ученость, весь-то день? С утра вас разыскиваю, все ноги сбил. Директор велел вручить вам вот это письмо! Да я бы вас не узнал издали — что это за одежда на вас?
— Что за одежда? Моя обычная одежда, Папая!
— Да она же вся порвана, в пятнах! И щетина вон какая, будто булавки торчат. А голова всклокоченная, словно вам летучие мыши в волосы вцепились и растрепали их. Здесь, в городе, вас все знают, а явитесь в таком виде в чужое место! Да вас за сумасшедшего примут, мальчишки на улицах камнями забросают!..
— А что за письмо, Папая?
— Приказ о переводе. Директор сказал, что вам в школу незачем ходить, прямо поезжайте в Боггулу Кунту[48].
Боггула Кунта!
Это название прозвучало для Рамаджоги как шиваитская мантра из пяти слогов. Твердя его, словно заклинание, он дошел до своего дома на улице Старого караван-сарая и собрал немногие вещи, разбросанные по углам: латунный кувшин, медное блюдо, два стакана, старые книги. Сложив их в джутовый мешок, он отнес его на хранение к соседке Туласамме и с небольшой сумкой, в которой была только смена белья, отправился в путь. На автобусной остановке Рамаджоги стал читать названия маршрутов:
«Чандрагири, Бакарапета, Ерраварипалем, Нерабайлю…»
«Пакала, Каллуру, Садуму, Сомала, Пунгануру…»
«Дилеру, Каликири, Чинтапарти, Дамалпаду, Гуррамконда…»
Кондукторы громко выкрикивали названия конечных пунктов отправления.
— Бабу, в Боггулу Кунту мне на каком автобусе ехать? — спросил Рамаджоги одного из них.
— Боггула Кунта! Где же это? Отсюда автобусы в такой город не ходят, — ответил тот. Другой кивком подтвердил его слова.
— Да как же это? — взмолился Рамаджоги.
Он решил обратиться к водителям автобусов — они-то наверняка знают.
— Да нет же, не слыхал… Ни один наш автобус в Боггулу Кунту не ходит… Вот если вам надо в Боругулу Гутту, я объясню, как доехать… — ответил пожилой водитель.
— Не Боругула Гутта, а Боггула Кунта! — в отчаянии вскричал Рамаджоги. Он снова внимательно прочитал название в письме и повторил: — Да, Боггула Кунта!
Водитель покачал головой и стал заводить мотор.
Что же это за Боггула Кунта, о которой никто не знает? — тоскливо подумал Рамаджоги.
Есть ли такой город на земле? Должен быть… Конечно, есть такой город… Рамаджоги ни за что не хотелось верить, что такого города вовсе не существует. Надо только знать, у кого о нем спросить, как, например, о боге надо расспрашивать святого аскета, о школе — начальника областного отдела просвещения.
Было уже восемь часов, и ни один автобус больше не отправлялся с этой станции. Рамаджоги решил выйти на главную дорогу. Может быть, какой-то из проходящих по ней автобусов направляется в Боггулу Кунту!
Конечно, ему хотелось бы попрощаться со школой, в которой он преподавал столько лет. Придется ли еще когда-нибудь в жизни увидеть ее? Да, тень деревьев там была так прохладна! Колодезная вода так сладка! Но директор велел отправляться в Боггулу Кунту немедленно… Да оно и лучше — зачем растравлять душевные раны прощанием…
Рамаджоги медленно брел к главной дороге. Люди попадались ему навстречу, другие обгоняли его… В лавках шла оживленная торговля. Толпились зеваки в кафе, кричали громкоговорители. Никто в этой суете не окликнул Рамаджоги, не обратил на него внимания. Рамаджоги вздохнул. Прощай, матушка Сиривада! Будь благословенна, подумал он. Что человеку нужно? Горсточка еды… Куда бы он ни попал, все как-нибудь устроится…
Вечерние тени удлинились, тень Рамаджоги медленно двигалась по обочине. Вдруг кто-то окликнул его. Он обернулся. Под развесистой смоковницей в стороне от дороги сидел юноша, лицо которого показалось Рамаджоги знакомым. Рядом с деревом белела куча песка, намытого протекавшим здесь ручьем; юноша чертил на песке какие-то линии, рядом валялась раскрытая книга. Это был Чирандживи.
— Здравствуйте, учитель! — воскликнул он. — Куда направляетесь?
— В Боггулу Кунту, наяна! — уныло ответил Рамаджоги. — Получил приказ о переводе, да никто не знает, где этот город… Может быть, ты знаешь?..
Чирандживи побагровел от гнева, как будто вся кровь хлынула ему в лицо.
— Так, стало быть, вас переводят! Удивительное дело, что до сих пор Сиривада терпела такого человека, как вы! Правдивость и искренность подлежат здесь суровому наказанию. Разве потерпят в своей среде Человека те, кто утратил человечность? Вы были прекрасным учителем, добрым супругом, заботливым отцом… А приговор Сиривады решителен — вам не подобает быть ее гражданином. Так бегите же отсюда, учитель! Поезжайте в Боггулу Кунту, и вы найдете там сверкающие алмазы в кучах черного угля! Бегите, спасайтесь!
Рамаджоги вышел на дорогу и оглянулся. Чирандживи вытирал глаза — наверное, попала песчинка.
Добрый юноша! Только немножко не в своем уме, подумал Рамаджоги.
— Чирандживи, наяна, до свиданья! Позаботься о своем здоровье. Иди домой и прими какое-нибудь лекарство…
Чирандживи отрывисто засмеялся.
— Да что вы, учитель… Я не сумасшедший! Безумна эта Сиривада! Одного Человека не смогла стерпеть…
Рамаджоги не понял. Кто там безумен — Чирандживи, Сиривада, он ли сам…
Оборачиваясь время от времени и бросая грустный взгляд на Чирандживи, Рамаджоги все дальше уходил от Сиривады.
Перевод З. Петруничевой.
ЧаламЛАЛАСАПовесть
చలం
జీవితాదర్శం
Трое приятелей сидели вечером в клубе, наблюдая за игрой в бильярд. Нарасимха Рао перелистывал американский журнал с видами известного приморского курорта. Его взгляд задержался на одной из цветных фотографий: синее море, лазурное небо, по которому плывет пушистое облачко, почти белый песок. Под цветными зонтиками — загорелые полуобнаженные женщины и мужчины, в искрящейся прибрежной пене резвятся дети.
— Интересно, а в нашей стране есть такие пляжи?
— Тебя интересует сам пляж или женщины, которых можно увидеть на нем? — насмешливо откликнулся Лакшмана Синг.
— Да ну тебя… Посмотри, какой песок, какой солнечный блеск…
— В Мадрасе есть пляжи не хуже.
— Скажешь тоже!
— Синг, пожалуй, прав. Ведь эта картинка тебя привлекает тем, что ты можешь любоваться полуголыми женщинами. На наших пляжах женщины тоже есть, но, конечно, они так не обнажаются, — вмешался Венкая Наюду.