Городок мой, Сиривада — страница 24 из 37

Мальванкар утверждал, что мужчина — даже будучи мужем женщины — не имеет права считать ее своей собственностью. «Это ужасно, — кричал он, — пытаться закабалить женщину на всю жизнь, непрестанно твердя — «она моя». «Чья она?» — можно сказать только о вещи, не о человеке».

Считать женщину своей собственностью — разве это и есть проявление любви? Разве не вспыхивает любовь к чужим женам? А когда он, Синг, три года ухаживал за Лаласой — была ли это любовь? Нет, то была страсть, а не любовь. Любовь пришла, когда он добился Лаласы, когда она стала его женой.

Пока она не принадлежала ему, было желание, любовная тоска, ревность — да мало ли что, но только не любовь. Чалам рассказывал сказки о том, что в обществе будущего браков не будет и свободная любовь принесет людям радость и счастье. Он создал нелепую теорию. И сам Синг тоже думал, что любовь должна быть свободной! Но ведь людям, отвергнувшим брак, нужно стать иными, проникнуться возвышенными чувствами. Иначе эти теории послужат оправданием кратковременной страсти без любви.

Да, жизнь с этой женщиной была трудна для него, Синга. Какие муки ревности он испытывал! Он замечал, что в театре Лаласа привлекает к себе все взоры. А если она разговаривала с кем-нибудь, то Сингу казалось, что он для нее больше не существует. Сколько людей по ней с ума сходили!

А какое божественно прекрасное тело, какое обаяние! Когда она, приняв ванну, сидела обнаженная перед зеркалом и расчесывала свои длинные черные волосы, Синг не мог отвести от нее взгляда. Он стоял за ее спиной и любовался отражением груди в зеркале, ямочками на спине, линией бедер, и вдруг хватал ее и опрокидывал на широкий диван…

Неужели он нашел Лаласу и она снова войдет в его жизнь? Что она здесь делает? Снова сошлась с Мальванкаром? Ведь он ее через три месяца бросил. Когда она приехала из Бомбея в Бхимли? Как этот Мальванкар мог ее бросить? Забыть? Ведь Лаласа из тех женщин, которые покоряют мужчину навсегда. Сам он, Синг, эти четыре года хранил в душе прекрасный образ Лаласы…

Тогда, вечером, он увидел их рядом — голову Мальванкара на груди Лаласы, ее руки вокруг его шеи. Один взгляд на них лишил его всякой надежды. Сердце его разрывалось от боли. Он хотел бы ошибиться, но когда женщина обнимает другого, забыв обо всем на свете… Такая страсть, такое самозабвение! Что она нашла в этом Мальванкаре?

В окно стучал дождь. Нарасимха Рао спал.

А если Лаласа придет к нему сейчас, ночью, как он поступит?

Мальванкар заставил Лаласу уйти от него, Синга, или она сама решила? Сама, конечно. Таковы женщины — в них нет постоянства. Это ощущение мгновенности бытия, недолговечности своей красоты и побуждает их лететь, подобно бабочкам, в огонь мимолетной страсти… Не надо было ему жениться на Лаласе, он же догадывался о печальных последствиях женитьбы на подобной женщине, но он жить без нее не мог, решил: там видно будет, хоть час — да мой.

Впервые он увидел ее на мадрасском пляже. Она гуляла с двумя подругами и показалась ему несравненной Шакунталой в сопровождении Приамвады и Анасуйи[51]. Девушки задумчиво брели у самой кромки воды. На их пути была купа пальм, возле которой стоял Синг. Подруги шли прямо на него, взявшись за руки. «Извините», — пробормотал он и прижался к стволу, пропуская их. В тот же вечер он встретил их еще раз и уже открыто разглядывал Лаласу. Синг снова оказался между морем и пальмами, а девушки шли на него, не расцепляя рук. Вдруг Лаласа улыбнулась, насмешливо сказала: «Прощайте» — и, отпустив руки подруг, прошла мимо Синга. Потом он стал подстерегать ее в колледже (она раза три в неделю ходила в лабораторию): то околачивался у лестницы, то нарочно попадался ей на пути. Каждый раз Синг говорил: «Извините!» — а она, улыбаясь, отвечала: «Прощайте!»

Вскоре он встретил ее в городском парке — Лаласа и две ее подруги катались на ярко освещенном гигантском колесе обозрения. Она как будто бы не заметила Синга. Он стал ходить следом за девушками на некотором расстоянии, но потерял их из виду. Прошло несколько часов, а он все разыскивал их. Неужели Лаласа ушла из парка? Но тут он увидел их на скамейке возле лотереи, подруги оживленно перешептывались между собой и смеялись. Он решился подойти и встал прямо перед скамейкой, а вострушки притворились, что не замечают его. Синг растерянно сказал:

— Извините…

— Спаси вас бог, — неожиданно ответила одна из подружек и захихикала.

— И ангелы-хранители, — поддержала ее Лаласа.

Все трое поднялись со скамейки и окружили его.

— Что это вы здесь делаете? К экзаменам надо готовиться, молодой человек. Как вы время проводите? Вот отец узнает, что скажет? — с притворной строгостью отчитывала его Лаласа.

— Что ты, он делом занят — ворон считает! — возразила одна из подружек.

— Ну, ладно, можете сопровождать нас до общежития, — милостиво разрешила Лаласа.

— Так далеко пешком?

— А у нас на автобус денег нет. В лотерею продулись, — весело заявила вторая подружка.

— Я с удовольствием…

После этого завязалось знакомство. Каждый день он встречал девушек на пляже. Они гуляли до позднего вечера, когда море начинало искриться в лунном свете и народ расходился по домам. Лаласа редко приходила с подругами, обычно ее сопровождали и несколько юношей студентов. Синг видел, что у нее много приятелей, но не ломал голову над тем, кто из них и насколько близок Лаласе. Он думал только о самой Лаласе.

Ее приятели — все из богатых семей, хорошо одевались, успевали в учебе, в спорте, но каждый из этих самоуверенных юношей считал за честь сидеть рядом с Лаласой, разговаривать с ней.

Синг был ослеплен любовью. Он не мог думать ни о ком, кроме Лаласы, — для него просто никого другого не существовало. Состояние его духа непрестанно менялось: он чувствовал себя то как на ложе из шипов, то как в колыбели из лунных лучей. Во время каникул, когда все разъехались, он посылал Лаласе письма и в одном из них отважился признаться ей в любви. Чего он добивался? Чтобы она вышла за него замуж? Чтобы она полюбила его? Он и сам не знал. Когда они снова встретились, в их отношениях возникло что-то новое, будто оба они хранили какую-то тайну. Они никогда не оставались наедине, но в присутствии других она всегда внимательно слушала его и изредка поглядывала — не прямо, а краешком глаза. Он тайком писал в то время стихи на английском языке, посвященные Лаласе, о чем ни она сама да и никто другой не догадывались. В следующем семестре в медицинский колледж поступил некто Адамс, англоиндиец со славой опытного ловеласа. Красивый и самоуверенный, он, казалось, смотрел на самых хорошеньких медицинских сестер и студенток как на своих будущих наложниц. Распространились слухи о его многочисленных победах. Вскоре он начал ухаживать и за Лаласой. Не обращая внимания на ее спутников, Адамс брал Лаласу под руку, и они подолгу гуляли вдвоем. Сингу Адамс сразу не понравился, он сказал об этом Лаласе.

— Почему? — спросила она с присущей ей прямотой.

— Как я могу объяснить? Мне кажется, он — сомнительная личность.

— Ты что-нибудь слышал о нем?

— Да нет, не слышал.

— Вовсе он не так уж плох. Избалован женщинами, а в остальном — прекрасный человек.

Синг растерянно замолчал — что ж тут скажешь! Лаласа была решительна и своенравна, она стала еще чаще встречаться с Адамсом. Как-то вечером, когда они целой компанией гуляли по пляжу, а Лаласа с Адамсом ушли далеко вперед, одна из подруг Лаласы сказала:

— Терпеть не могу этого Адамса, а Лаласе он нравится. Наверное, у них уже далеко зашло. Начнешь ей говорить, что с таким человеком счастья не будет, — так и слушать не хочет!

Недели три спустя, встретив Синга на пляже, Лаласа попросила его зайти к ней на следующий день. Синг не спал всю ночь. Лаласа показалась ему грустной, задумчивой — наверное, потому, думал он, что Адамса уже несколько дней не было видно.

Утром Синг сидел в комнате Лаласы в общежитии женского колледжа и рассказывал всякие новости. Лаласа слушала его рассеянно и вдруг сказала:

— Ты можешь выполнить мое поручение?

— Конечно!

С невеселой усмешкой она добавила:

— Только не задавай никаких вопросов…

— Ладно…

— Ты как солдат, который на все отвечает «есть!». Даже не спросишь, что за поручение. Боюсь, что оно будет тебе не по душе.

Он заколебался, но, посмотрев на Лаласу, такую красивую в сари из тонкой ткани, с белыми лепестками на темных волосах, упавшими ей на голову с веток цветущей азалии, понял, что не в силах ей отказать.

— Все равно.

— Пойди в медицинский колледж и найди там Адамса…

— Да…

— Спроси его, что с ним, почему он не приходит…

— Да… — Его сердце забилось сильнее. — Ты с ним в ссоре?

— Вопросы?!

— Может быть, ты ему по телефону позвонишь?

— Я не знаю номера.

— Тогда напиши письмо.

— Я тебя позвала не для того, чтобы ты мне советы давал, — сказала она раздраженно.

— Ну, ладно.

— Спасибо.

— Но этот Адамс…

— Все знаю. Ты мне уже высказывал свое мнение о нем.

— Но все-таки…

— Ни вопросов, ни советов мне не надо.

Синг крепко прикусил губу.

— Ну что же, ладно, — с деланным равнодушием произнес он.

В тот же день Синг разыскал Адамса.

— Хэлло! Что это вы пропали?

Адамс посмотрел на него недружелюбно.

— Тебя Лаласа, что ли, послала?

— Почему не приходите?

— Для тебя, птенца желторотого, годится время проводить в болтовне с девчонками. А мне другое нужно…

— А раньше-то с ней встречались?

— Надеялся.

— На что?

— Какое твое дело? Что я, дурак, чтобы пускаться с тобой в объяснения?

Синг чувствовал, что намеренная грубость Адамса вызвана его, Синга, бестактностью — ведь они были едва знакомы. Тем не менее он парировал так же резко:

— Не лучше ли быть дураком, чем подлецом?

— А не лучше ли тебе оставить меня в покое?