Что мог сказать Синг? Он пытался скрыть от Мадхавы возмущение, гнев и боль, отразившиеся на его лице.
Лаласа стояла у окна и не повернула к нему головы.
— Мальванкар играл для тебя в этой комнате?
— А что, уже поступила жалоба на меня?
— Но это же неприлично, Лаласа.
— В жизни есть вещи более важные, чем приличия.
— А именно?
— Жизненный опыт!
— Какого рода опыт?
— Любой опыт обогащает.
— Но в данном случае — какой опыт?
Лаласа не удостоила его ответом.
Этой ночью она, как обычно, не отказала Сингу, но между ними уже не было нежности.
Мальванкар стал приходить ежедневно, пел и играл в комнате Лаласы.
Каждый вечер брат жаловался Сингу, мать молча плакала. Брат сообщил Сингу, что в городе уже все известно.
— Братец, давайте, завтра выгоним его.
— Зачем же устраивать скандал? — сердито возразил Синг.
Его домочадцы — и брат, и мать — бранили только Мальванкара, ни словом не упрекая Лаласу, хотя бог знает что они о ней думали! В доме придерживались старых индийских традиций: близких родственников — мать, брата, сына, свояченицу — необходимо почитать. Хотя Чалам нередко иронизирует над этой традицией, подумал Синг.
— Почему вы все такие подозрительные?
— А ты, братец, — удивился Мадхава, — считаешь наши подозрения необоснованными?
Что мог сказать Синг?
— Разве тебе безразлично, что по городу ходят слухи? — продолжал Мадхава. — Как смотреть людям в глаза? Ты хочешь, чтобы твой брат молчал и ни во что не вмешивался?
— Ты думаешь, Лаласа влюбилась в него?
— Я думаю, что женщине так вести себя не подобает.
— Хорошо, я приму меры!
Войдя в комнату, Синг бросил Лаласе:
— Ты должна поговорить со своим распрекрасным другом! Пора положить этому конец!
— Ну что ж, я уйду из дому, — ответила Лаласа.
Он так и думал, что она это скажет. Так и знал.
— Я сам с ним поговорю, — сказал он и вышел.
Синг направился в клуб. Он редко бывал там, но слышал, что Мальванкар ходит в клуб каждый день. Он еще не знал, как поступит, но чувствовал, что должен что-то предпринять. Он прошел через сад, с веранды клуба доносился голос Мальванкара.
— Из Баллари телеграмма пришла, просят меня немедленно приехать…
— Телеграфируйте, что вас тут удерживают прекрасные ручки, — хихикнул в ответ собеседник. Синг остановился как вкопанный.
— У этой… не только ручки, еще кое-что есть. Я не мальчишка, чтобы красивыми ручками любоваться, мне другое нужно… (Четко прозвучало непристойное выражение.)
Синг ворвался на веранду и ударом в грудь опрокинул Мальванкара на землю. Друзья Мальванкара схватили Синга. Мальванкар поднялся и, проходя мимо Синга, прошипел ему в лицо:
— Ничего, ты еще получишь свое.
Синга отпустили. Он повернулся и ринулся бежать прочь, радуясь, что сумел поквитаться с Мальванкаром. Теперь он расскажет Лаласе, как говорил о ней Мальванкар, и чары его рассеются. Но сможет ли он сказать ей, произнести это вслух? А как она отнесется к тому, что он ударил Мальванкара?
Ну допустим, Мальванкар уедет. Возродится ли любовь Лаласы к Сингу, вернется ли его вера в Лаласу, его гордость, восхищение ею?.. Но об этом будет время подумать потом… Сейчас главное, чтобы Мальванкар скорее уехал…
Синг шел быстро, спутанные мысли вихрем проносились в его голове. Неожиданно для себя он оказался очень скоро у ворот своего дома и увидел автомобиль. Кто-то приехал к нему, Сингу. Но он не может сейчас ни с кем разговаривать! Лучше войти в дом через задний вход и подняться на второй этаж. Он обошел дом кругом и вдруг услышал голоса за деревьями в саду.
— Оставь меня, я не пойду… — Голос Лаласы. Шумное дыхание…
— Заткнись! Пойдешь, а то убью… — Голос Мальванкара.
Смех Лаласы. И в эту минуту Синг осознал, что самым большим преступлением в его жизни — преступлением против самого себя — была его слепая любовь к Лаласе. Он чтил ее, он, можно сказать, поклонялся ей. Что же делать — уйти немедленно, пока они не заметили его?
— Я все скажу ему завтра, и тогда…
— Незачем, пойдешь и сегодня, шлюха…
Не в силах больше слушать, Синг включил карманный фонарик и направил свет в ту сторону, откуда доносились голоса. Мальванкар тащил Лаласу за руку в крытую беседку за домом. При вспышке света он отпустил ее. Коса Лаласы растрепалась, жакет был порван.
Не опуская фонаря, Синг подошел к ним. Лаласа смотрела на него, до крови закусив губу.
— Идем, — сказал ей Синг.
Она безучастно двинулась за ним. Даже не оглянулась на Мальванкара. Синг почувствовал щемящую жалость.
Войдя в комнату, он спросил почти спокойно:
— Ну что же, Лаласа? Что теперь?
Он уже справился с собой. Прошла вспышка ревности. Исчезло желание избить ее до смерти или, бросив на кровать, грубо овладеть ею.
— Я уеду, — твердо ответила она.
— С ним?
— Не все ли равно?
— Разберемся — в чем же дело? Ты так безумно в него влюбилась?
— Не все ли тебе равно? У меня все спуталось в голове, я сама не знаю. Какой смысл разбирать все это и рассуждать?..
— Он тебя любит, боготворит?
— Перестань! Ты ничего не понимаешь…
— Ты ему веришь?
— Нет.
— Как же тогда?
— А тебе-то что? Оставь меня в покое!
Продолжать разговор было бессмысленно. Снова вспыхнула злость, захотелось жестоко избить Лаласу. Наверно, он мог бы и убить, но он не тронул ее. Пусть она уезжает, решил он.
Наутро два младших брата Синга пришли к нему.
— Она уедет с ним, — сказал им Синг.
— Как?! — вскричали оба. — Этот негодяй увезет нашу сестренку? Не позволим! — И они ринулись куда-то — уговорить Лаласу, наказать обидчика.
— Подождите, — строгим окриком остановил их Синг. — Я сам велел Лаласе уезжать.
Они не могли поверить своим ушам.
— Что ты говоришь, братец! Ведь это же позор!
— Я отправляюсь в Мадрас. Обещайте мне ни в чем не препятствовать Лаласе.
Он уехал и через три дня получил известие, что Лаласа покинула дом.
Во время долгих мучительных размышлений о случившемся Синг невольно вспомнил слова Лаласы накануне их свадьбы. Он тогда счел их шуткой, задорной насмешкой, а выходит, она была права.
Через три месяца он узнал, что Лаласа бросила Мальванкара. Или он ее бросил? Тогда-то она написала Сингу письмо, на которое он не ответил.
Неужели это ее он встретил в Бхимли? Что она здесь делает? Узнала ли она его?
На следующий день Дешикачари снова подошел к ним на пляже.
— Зачем же вы пошли так далеко, не посоветовавшись со мной? Натерпелись страху? — спросил он.
Непонятно, откуда же он знает?
— Да ничего, не так уж и испугались, — возразил Нарасимха Рао. — Конечно, темно, место незнакомое…
— Вам просто повезло, что она там оказалась.
— Кто — она? — спросил Синг.
— Моя жена.
Она — жена Дешикачари! Лаласа это или другая женщина?
— А как ее зовут?
— Я не знаю.
— Как же это?
— Долго рассказывать…
— Но вы же как-то ее зовете? — вмешался Нарасимха Рао.
— Я зову ее «Лаль». Но это не настоящее ее имя.
И снова Синг стал ломать голову над вопросом, который с прошлой ночи мучил его, как ноющий зуб, как боль в ухе, — Лаласа это или нет?
Если окажется, что это действительно Лаласа, — что же ему делать тогда? Предложить ей уехать с ним, снова стать его женой? А она согласится ли на это? Он находился в полной растерянности. В отношениях между мужчиной и женщиной ни ум, ни здравый смысл роли не играют. Самые мудрые люди ведут себя в любви как глупцы или безумцы; жизненный опыт делает человека сильнее, умнее, удачливее, но здесь и юноша и старик становятся игрушкой каких-то непостижимых стихий.
Он должен встретиться с Лаласой, решил Синг, поговорить с ней. Но если это Лаласа, как могло случиться, что они до сих пор не встретились в этом маленьком Бхимли? Как могла Лаласа — если это Лаласа, — так любившая общество, всегда окруженная людьми, жить здесь, в Бхимли, отшельницей какой-то, невидимкой? Как могла гордая, непримиримая Лаласа выйти замуж за мошенника Дешикачари? Полюбить его? Найти с ним счастье? При этой мысли Синга передернуло. Пожалуй, очень немногие мужчины равнодушно относятся к тому, что бросившая их или даже брошенная ими женщина нашла счастье с другим; вероятно, ни один мужчина не способен радоваться этому.
Вечером на пляже Дешикачари был окружен многочисленными знакомыми. Он забавно описывал свои похождения во время войны. Синг уже слышал раньше о том, что Дешикачари воевал в Месопотамии и Египте. Сегодня он рассказал о своем романе со знатной красавицей персиянкой во время путешествия через пустыню. Эта любовь и осветила и омрачила его жизнь. До сих пор он тоскует по той женщине, признался Дешикачари.
Солнце садилось за горой, освещая ее алым светом. «Что ты все бьешься о мое подножие?», — спрашивала гора у моря. А море, на миг замершее в неподвижности, вдруг снова яростно кидалось на берег, как прирученная львица, которую раздразнили окровавленным платком заката.
Синга взбудоражили рассказы Дешикачари об арабских красавицах, жестоких в любви, искусных в страсти, способных в один миг дерзко поставить на кон любовь и саму жизнь. Это были такие женщины, как Лаласа — Лаласа, которую он не сумел удержать и не смог вернуть из-за своей слабости, из-за того, что у него недостало деликатности, великодушия, любви. Охваченный смятением, Синг выбрался из толпы, окружившей Дешикачари, и направился в сторону гор.
Надо найти ту женщину. Надо убедиться, Лаласа ли это. Что дальше — неважно, там видно будет. Сколько ни гадай — судьбы не угадаешь.
Значит, идти? Поговорить с ней? Нельзя больше медлить, раздумывать. Раздумье убивает решимость, читал Синг у Шекспира.
Он даже не шел, а бежал, не глядя ни да море, ни на большие старые деревья вдоль дороги, ни на беззаботных деревенских юношей, поющих около своих хижин.
Добежал до бунгало, дверь открыта. Он обошел вокруг дома. Наверное, она на кухне, готовит ужин для Дешикачари. Его Лаласа! А если его увидят слуги?