Ну что же!
Аромат жасмина, чириканье воробьев, порхающих среди ветвей, пронзительный крик иволги. Жужжащий пчелиный рой…
Ступени, устланные шелковыми коврами. Кухня на веранде — ее здесь нет.
Он идет дальше, — это гостиная. Мягкие кресла. На стене — большая репродукция «Умы» Абаниндраната[55]. Боковая дверь, вероятно, ведет в спальню. Откинув синюю штору, он входит в комнату.
Она сидит у окна и глядит на море. В руках нераскрытая книга — «Заблудившиеся птицы» Рабиндраната Тагора. На книге, на ее руках играют золотистые блики заходящего солнца. Книга падает, женщина вздрагивает и испуганно смотрит на Синга.
— Лаласа!
— Что такое?
— Лаласа? Ты ведь Лаласа?
Она молчит. Он смотрит на нее, как невиновный подсудимый на судью, готовящегося вынести ему смертный приговор. Эти две минуты жизни, пока приговор не вынесен, — две драгоценные минуты. Эти бесконечные, невозвратимые мгновения!
— Лаласа? Что за Лаласа? А вы кто такой?
— Я… Вы оказали вчера нам помощь. Около скалы…
— Я не знаю, кто вы такой и о какой Лаласе говорите!
— Разве ты — не Лаласа?
— Нет!
— Как твое имя?
— Неважно. Но мое имя — не Лаласа.
Он впился в нее взглядом. Если это и Лаласа, то она очень изменилась. Но нет, это не Лаласа. Такое спокойствие — не только в лице, во всем ее облике! Прежняя Лаласа была порывистой, стремительной, ее красота сверкала, как беспокойный луч. Той Лаласе не было дела до всего мира — она думала только о своем возлюбленном. Теперь красота Лаласы напоминала об отрадной прохладе лунного света. В ней чувствовалась ясность существа, отмеченного гармонической цельностью и слитностью с прекрасным миром природы. Кругом нее — мир. Щебет птиц в листве… Звон тарелок в кухне. Колышущиеся от ветра занавески. Вдали — шум моря. Спускаются сумерки. Кругом — мир. Если прислонить голову к ее груди, то спокойствие и мир воцарятся в смятенном сердце; если она опустит на эту голову свои нежные руки, они даруют счастливый мирный сон. Но она уже отвернулась от него и снова спокойно глядела в окно, выходящее на море. А он, зачарованный, не мог оторвать от нее взгляда.
— Значит, вы не Лаласа? — наконец выговорил он. — Я ошибся, извините меня!
— Хорошо, уходите!
— Но я должен прийти еще раз!
— Достаточно и сегодняшнего визита, — усмехнулась она.
— Вы должны поверить, что я искренне сожалею…
— Эти сожаления, извинения — пустые слова!
— Вы сердиты сейчас. Ведь я в самом деле…
— Ну полно. Идите же, не надо вам находиться в этой комнате.
— Я подожду вас на террасе. Придете туда?
— Нет. Зачем?
— Жаль…
— Уходите… — повторила она строго.
— Не сердитесь на меня. До свидания.
Он направился к двери, но, дойдя до порога, остановился и вернулся снова. Она, раскрыв книгу Тагора, глядела в окно.
— Простите меня. Еще одно слово. Вы совсем не бываете в обществе? Где я могу вас увидеть?
— Это не нужно.
— Почему?
Она не ответила.
— Меня влечет к вам, я не могу этому противиться. Не ставьте мне это в вину.
— О какой вине вы говорите?
— Ну… Я имею в виду… Мне хотелось бы вас видеть. Можно назвать это страстью.
— И это вы считаете виной?
Он молчал, не зная что ответить. Какой смысл имеют ее слова? Если в нем возродилась страсть к Лаласе, так она не считает это виной?
— Вы пробудили во мне воспоминания о прошлом.
— Если Лаласа — ваше прошлое, то забудьте ее. Зачем копаться в прошлом, причиняя себе ненужную боль?.. — сказала она, откинувшись на спинку кресла, и мягко улыбнулась.
Но это же ее улыбка, улыбка Лаласы! Он шагнул к ней.
— Лаласа… Ведь ты же Лаласа… Не мучь меня… Откройся мне!
Она медленно закрыла книгу, встала и взяла его за руку.
— Лаласа, моя Лаласа! — шептал он, не смея обнять ее.
— Уходите, — сказала она мягко и, продолжая держать его за руку, вывела в гостиную, потом на веранду. Оставив его там, вернулась в комнаты и закрыла за собой дверь. Растерянный Синг услышал поворот ключа.
Когда Синг снова добрался до берега моря, он увидел, что отдыхающие по-прежнему толпятся вокруг Дешикачари. Синг не спеша подошел к ним. В его душе бушевала ярость, он ненавидел этого человека, завладевшего его женой. Как он сумел ее добиться? Его, Синга, связывают с Лаласой столько нитей прошлого — воспоминания о надеждах, страсть, ненависть… Вдруг его словно озарило — он понял, как необходима ему Лаласа. И опять сомнение — а Лаласа ли это? Если это Лаласа, она не могла бы играть такую комедию, притворяться, что не знает его, Синга! А если это все-таки не Лаласа? Что он тогда скажет Дешикачари, когда тот узнает о его визите? Он сел на песок невдалеке от курортников, собравшихся вокруг Дешикачари, и стал прислушиваться. Его друг Нарасимха Рао рассказывал о фотографии морского пляжа в американском журнале, которая, как ни странно, и натолкнула их на мысль поехать в Бхимли.
— Ну и что же, понравился ли вам Бхимли? — с улыбкой спросил его Сатьянараяна, один из местных жителей.
— Женщин в Бхимли на пляже очень мало, — заметил Нарасимха Рао, вспоминая картинку из журнала.
— Это же Индия, — с гордостью возразил Сатьянараяна.
— Что же, в Индии женщинам и на пляж ходить нельзя? — поддел его Нарасимха Рао.
— Не спорьте, друзья! Что поделаешь, если женщинам достаточно любоваться красотой природы, а мужчины хотят еще любоваться красотой женщин, — пошутил Дешикачари.
— Иностранцы, которые бывают на наших курортах, будут думать, что в Индии нет красивых женщин, или решат, будто они стыдятся себя показывать, оттого что безобразны.
— Что за глупые шутки! Вы прекрасно знаете, что это не в обычаях нашей страны, — рассердился Сатьянараяна. — Наши женщины не так воспитаны, чтобы выставлять напоказ свою красоту.
— Красота — великая сила, — вмешался Дешикачари. — Использовать ее для возбуждения низменной страсти — недостойно.
— Что толку от красоты, если женщины лишены свободы? Мужчина идет, куда ему вздумается, а женщина не смеет этого делать — она должна сидеть на кухне, — неожиданно напал на Дешикачари сидящий в стороне Синг, которого до сих пор никто не заметил.
— Надо еще спросить самих женщин, что им больше по душе? — парировал Дешикачари.
— Да, им с детства внушают, что их священный долг — сидеть дома и готовить пищу. Вот и сумели убедить, что свобода женщине ни к чему, — сердито бросил Синг.
— Ну и что же! Если они счастливы, сидя дома, то зачем их тащить на пляж? Мужчина, который чтит свою жену, не возьмет ее с собой на пляж или в ресторан. Женщина — это как драгоценность. Ее красотой надо любоваться. Наши традиции обесценятся, если мы будем следовать западным обычаям и всюду водить с собой жен. Женщина по своей природе эмоциональна, для нее естественно говорить о чувствах, о любви. Если вы начнете втягивать ее в споры о научных проблемах, о политике, то она, как попугай, будет повторять то, что говорят мужчины, — закончил Дешикачари.
— Значит, по-вашему, все женщины глупы? — возмутился Синг.
— Ну и не беда, если так, — с лукавым блеском во взгляде отозвался Дешикачари.
— Это мужчины выдумали, что женщины не способны ни к чему, кроме домашней работы. И все для того, чтобы запереть женщину в доме. Почитайте-ка роман «Женщина» Чалама! — не унимался Синг.
— Ваш Чалам — просто дурак с благими намерениями! Почитайте лучше статью Тагора «Женщина», — ответил Дешикачари.
— Но разве мужчина не использует традиции для своей выгоды, разве интересы женщин не приносятся постоянно в жертву мужскому эгоизму?
— Умный эгоист всегда использует для своей выгоды какую-нибудь теорию. Возьмите, к примеру, учение Ганди о простой жизни — даже из него некоторые «приверженцы» сумели извлечь пользу.
— Но и Ганди впоследствии стал призывать к свободе для женщин.
— Почему же он не предоставил этой свободы своей жене? — вмешался Нарасимха Рао.
— Кто же против свободы. Весь вопрос в том, совместимы ли свобода женщин и счастье, — сказал Дешикачари, поднимаясь с песка. Все поднялись вслед за ним. Дешикачари подошел к Сингу и положил руку ему на плечо. Они шли рядом.
— Я тороплюсь домой, потому что жена уже ждет меня. Я всегда прихожу вовремя, что бы ни случилось; даже землетрясение меня не остановит, — с улыбкой сказал он.
— Откуда родом ваша жена? — спросил Синг.
— Отсюда, из Бхимли.
— Кто ее родители?
— Они умерли.
— А родные у нее есть?
— Никого нет, кажется.
— Разве вы не знаете?
— Не знаю.
— А как ее зовут?
— Я уже говорил вам, что не знаю. — Немного помолчав, Дешикачари сказал: — Вы, конечно, не верите, когда я говорю «не знаю». Думаете, я вас обманываю. Но зачем нужно знать что-то еще, кроме самых главных, необходимых для счастья вещей? Зачем вам нужно что-то знать о моей жене?
— Мне кажется, я ее встречал…
— Ну и что же? Может быть, ее, а может быть, похожую на нее женщину… Зачем вам разузнавать, расспрашивать? Оставьте это. Предположим, узнаете, кто она, — что вам это даст?
— Для меня это очень важно. Если вы не хотите сказать, то я обращусь к ней самой.
— Зачем вам, постороннему человеку, это нужно?..
— Но она жена вам или нет?
— Это вас не касается. А если вы собираетесь разузнавать у нее, то это неделикатно. Какое право вы имеете вторгаться в чужую жизнь? Послушайтесь меня и оставьте ее в покое, — закончил он устало.
— Я уже спрашивал ее сегодня вечером!
— Когда же?
— Я был в вашем доме.
Дешикачари ничего не ответил. Ветер с моря шумел в ушах Синга. Молчание нависло, как черная тень высокой горы.
— Раз вы не соблюдаете самых обычных правил приличия, то и с вами надо обращаться соответственно, — сказал наконец Дешикачари и, резко повернувшись, ушел.
После ужина друзья снова пошли на пляж. Они довольно долго молча сидели на песке, глядя на лунную дорожку в море; Лакшмана Синг собрался с духом и рассказал Нарасимхе Рао свою историю.