СЛАБЫЕ НЕРВЫ
Вирая был известен как сильнейший борец округа. Молодежь боготворила его, дети, захлебываясь, рассказывали истории о его подвигах на арене. Слава Вираи способствовала популярности Дома физической культуры в этой деревне. Там висел его портрет, написанный масляными красками: могучие плечи, мускулистые руки, бритая голова с рубцом над правым ухом, на шее — амулет с изображением Ханумана, покровителя борцов.
В это утро Вирая, как всегда, с удовольствием разглядывал свой портрет, жуя сладкую лимонную пастилку. Он каждый день являлся в Дом физической культуры, где проводил тренировки. Но сегодня он пришел раньше и оставил записку, что тренировки не будет. Помолившись перед изображением Ханумана, Вирая вышел на улицу и направился к пруду. В то время как он совершал утреннее омовение, женщины, стиравшие белье, поглядывали на него и исподтишка посмеивались.
— Куда собрался спозаранку, Вирая? — крикнула самая смелая.
— В город на ярмарку иду с Венкаей… — отозвался Вирая.
— Подумать только, такой человек находит время по ярмаркам шататься, — съязвила молоденькая девушка.
— Эй ты, нечего язык распускать, — взревел Вирая и наподдал ногой ее кувшин, который скатился по ступенькам в воду. Довольный своей местью, Вирая захохотал.
— Не стыдно тебе?! — вскричала девушка.
— Да и вообще-то неприлично торчать тут среди женщин, — вмешалась ее соседка, Красивая девушка с большими глазами.
Вирая, стоя на берегу, огляделся кругом. Лучи утреннего солнца, пробиваясь сквозь листву деревьев, отражались в неподвижной воде. Время от времени ее зеркальную поверхность разрезали смуглые тела мальчишек, плывших за белыми и розоватыми водяными лилиями, которые росли посредине пруда. Вирая направился в город.
Вирая и Венкая были как будто бы совсем не под стать друг другу, хотя и сдружились. Вирая был настоящий богатырь с круглыми бицепсами, а Венкая — тощий, как щепка, и слабый на вид. Вирая был туповат и медлителен, Венкая же смышлен и подвижен. Друзья встретились в городе на утреннем концерте, где Венкая играл на барабане, а Вирая пел. Потом они целый день бродили по шумной ярмарке и наслаждались, как дети. Часов в десять вечера они отправились домой. Пройдя несколько миль, Венкая так устал, что присел на ступеньках какого-то разрушенного храма. Вирая стал насмехаться над приятелем.
— По-твоему, все люди должны быть силачами, как ты?! — раздраженно откликнулся Венкая.
Они закурили, Венкая прислонился к колонне и задремал. Огоньки сигарет плавали в густой черноте ночи. Кругом — ни души. В кустах стрекотали цикады, вдали смутно виднелись какие-то мерцающие огни. Вирае стало не по себе, он разбудил заснувшего приятеля.
— Ну что, пойдем дальше? — пробормотал Венкая.
— Я пить хочу, — отозвался Вирая, — где тут вода поблизости?
— За храмом колодец, там и ведро есть, — ответил Венкая, потягиваясь.
Вирая нашел колодец и ведро. За колодцем деревьев не было, небо нависало над плоской голой равниной, как черная простыня с белыми дырками звезд. Деревья пальмовой рощи казались издали взлохмаченными демонами. Стрекотание цикад оглушало Вираю. Вдруг он увидел на некотором расстоянии от себя блуждающий огонек и рядом — силуэт женщины в белом. «Мне это только показалось…» — успокаивал он себя. Пронзительно вскрикнула птица. Что-то коснулось ног Вираи.
— Кто это? — завопил Вирая. Он зажег спичку и увидел белку, скачущую по земле. Позабыв о жажде, Вирая вернулся к храму.
— Чего ты там орал? — спросил его Венкая.
— Да ничего, белка прыгнула мне на ногу в темноте…
— Ах ты трусишка! — громко расхохотался Венкая. Его смех оскорбил Вираю. Видно, силач не должен показывать своей слабости. — Ну ты, заткнись, — проворчал он, и приятели двинулись в путь.
Через несколько минут Вирая, забыв о своей обиде, заметил:
— Ты славно вздремнул…
— Да нет, только глаза закрыл — и тут же проснулся. Тьфу ты, как темно-то…
Вирая оглянулся, за храмом продолжал мерцать огонек.
— Что это за огонь? — спросил он Венкаю.
— Там кладбище и площадка для сжигания трупов. Какой-нибудь мертвец догорает…
— Да, это так, погребальный костер долго горит, — заметил Вирая. Венкая уловил дрожь в его голосе. Он никогда не думал, что прославленный борец труслив. Ему захотелось посмеяться над приятелем. Забавно будет посмотреть, как дрожит от страха этот силач, который на арене тигром кидается на противника.
— Ты не был ночью около этого кладбища? — коварно спросил он. — Говорят, не стоит ходить через пальмовую рощу… Помнишь, дочь купца погибла во время пожара? Ходят слухи, что ее призрак хватает людей за одежду в этой роще, тянет и не отпускает…
При свете луны Венкая разглядел, что лицо Вираи исказилось от страха.
— А как он выглядит, этот призрак? — спросил борец дрожащим голосом.
— О, ты не представляешь, как ужасно! — начал бурно фантазировать Венкая. — Лицо темное, словно из черного камня, изо рта торчат клыки… В белой одежде… Великанша — ноги как пальмы, руки как ветви баньяна. То смеется жутким смехом, то рыдает…
Венкая уже не знал, что бы еще придумать пострашнее.
— Но… она не нападает на людей?
Венкая с трудом подавил довольный смешок — ему все-таки удалось напугать богатыря.
— Нет… — сказал он нарочито неуверенным голосом. — Если ты закроешь глаза и будешь молиться Хануману, она не тронет тебя, исчезнет. Но если ты покажешь страх, она схватит тебя и задушит.
В темноте залаяли собаки — приятели были уже в своей деревне. Венкая пожелал Вирае спокойной ночи и вошел в дом; Вирая жил дальше.
На другой день вся деревня потешалась над силачом. Венкая рассказал, как тот испугался на кладбище, и односельчане, встречая Вираю, смеялись ему в лицо.
— Этот доходяга Венкая оказался храбрее тебя, не испугался привидения!
Даже мальчишки и женщины издевались над Вираей. Он решил потребовать Венкаю к ответу и отправился его разыскивать. Тот сидел под деревом на главной улице деревни, беседуя с односельчанами.
— Ты распускаешь слухи, что я струсил около кладбища…
— Никаких слухов я не распускаю, — запротестовал Венкая. — Рассказал двум-трем приятелям, как мы с тобой шли с ярмарки.
— Нет, ты меня оболгал. Будто бы я испугался, когда белка мне на ногу прыгнула… Да кто тебе поверит? — Вирая обернулся к слушателям. — Посмотрите на него и на меня! Кто скажет, что я — трус, а этот ощипанный цыпленок — храбрец?
— Вовсе я не лгал, ты действительно струсил! А я храбрее тебя, хоть ты и богатырь.
Окружающие попытались умиротворить бывших друзей, опасаясь настоящей драки. Венкая, при своем неукротимом характере, ни за что не уступит в споре, а силач Вирая может его изувечить.
Уязвленный Вирая бросил вызов противнику:
— Ну, так докажи свою храбрость! Как ты это сделаешь?
— Мне и доказывать нечего! Разве это я дрожал как лист сегодня ночью? Пойми, что сила и нервы — это разные вещи! — разъяренно вскричал Венкая.
— Ну, давай спорить, что ты струсишь, а не я! Ставлю сто рупий!
— Ладно, — согласился Венкая. — Только, чур, не отступать!
Они договорились, что каждый в отдельности отправится глубокой ночью на кладбище и вобьет толстый гвоздь в землю на месте сожжения трупов. Это будет служить доказательством, что он действительно там побывал. Вся деревня оживленно обсуждала, кто выиграет пари, а кто струсит. Одни ставили на Вираю, другие — на Венкаю. Испытание было назначено на следующую ночь. Остаток дня Вирая провел в тревоге. Он никогда так не волновался, даже накануне встреч с самыми сильными борцами. Он сам не понимал причин своего страха; несколько раз дошел до кладбища, пересек площадку для сжигания трупов и как будто бы убедился, что ничего страшного ему не грозит, но тревога не оставляла его.
Возбужденные сельчане собрались ночью около разрушенного храма, чтобы быть свидетелями пари. По жребию выпало первым идти Венкае.
Это была ночь новолуния; непроглядная тьма окутывала землю, даже звезды не мерцали на небе. Ветер утих, не шевелился ни один лист на деревьях. Вирая сидел неподвижно, обхватив колени руками.
Венкая взял толстый гвоздь и молоток и решительно направился к кладбищу. За ним, в некотором отдалении, следовали двое односельчан. Венкая вернулся через десять минут, и свидетели подтвердили, что он вбил гвоздь на указанном месте.
Настала очередь Вираи. Он встал и, осторожно шагая, углубился во тьму с молотком в правой руке и гвоздем в левой. Его рубашка белела перед спутниками, которые шли на довольно большом расстоянии от Вираи, потому что один из них сразу споткнулся, упал и ушиб ногу. Вирая почувствовал, как ноги его отяжелели, а тело охватила дрожь. Ему чудились какие-то неясные звуки в темноте. Вдруг ему показалось, что в пальмовой роще мерцает огонек. Он сжал амулет с изображением Ханумана и забормотал молитвы. Каждый шаг давался все тяжелее. Но вот назначенное место. Воткнув гвоздь в землю, он с трудом поднял молоток. Внезапная слабость, дрожь, тошнота… Наконец со вздохом облегчения Вирая кончил работу и повернулся, чтобы идти обратно. В эту минуту что-то потянуло его за дхоти. Послышался звук, похожий на грубый смех. Вирая сделал еще шаг и почувствовал, что дхоти затрещало, кто-то не пускает его. Двое крестьян, шедших за Вираей, услышали пронзительный крик и побежали назад. Полчаса они ждали его у храма вместе с остальными, потом направились к площадке для кремации, освещая себе путь факелами. Они увидели Вираю, распростертого на земле; его дхоти зацепилось за вбитый им же гвоздь. Прославленный борец был бездыханен.
Перевод З. Петруничевой.
С. Рамачандра Редди
ГОРЕ ВДОВЦА
Грузовик остановился около маленького рынка при чайной плантации. Рынок — всего четыре лавки, стоявшие впритык одна к другой.
Гопала Четтияр выпрыгнул из кабины грузовика с веселой улыбкой. Приезд Четтияра — значительное событие не только для торговцев, которые пополняли свои запасы, но и для мальчишек на побегушках, продавцов и носильщиков, которые получали возможность немного заработать, да и сигареты Четтияр всегда привозил. Вот и сейчас он достал из кабины целый блок. Сигареты быстро расхватали; кто-то попросил Четтияра прикурить, и он с шутливым возгласом: «Тебе еще огня надо?» — бросил коробок спичек.
— Ну, а теперь принимайтесь за работу, лежебоки, — громко крикнул он, — разгружайте и распаковывайте, да поживей!
Несколько человек бросились к грузовику и откинули брезент, которым был покрыт груз. Четтияр закурил и постоял немного, глядя на грузчиков. Как всегда, одет он был нарядно — в белое шелковое дхоти и длинную шелковую куртку, шитый золотом шарф перекинут через плечо. Бросив сигарету, он направился к лавке своего друга Велю Пиллая.
Когда он проходил мимо чайной лавки Мунусами Гоундара, тот приветствовал его, подняв сложенные ладони. Четтияр удивился такой подчеркнутой почтительности — это было не в характере Гоундара. Наверное, хочет попросить отсрочки платежа.
— Если вы не торопитесь, зайдите выпить чашечку чая, — вкрадчивым тоном произнес лавочник.
— Никаких отсрочек сегодня не будет, мне деньги нужны, — резко ответил Четтияр, хотя просьба осталась невысказанной.
На самом деле Четтияр вовсе не был так груб и упрям, как иногда стремился показать. Этого добродушного весельчака лавочники любили за жизнерадостность и покладистый характер. Он нисколько не походил на Шейлока. Приезжая каждую неделю на чайную плантацию, затерявшуюся среди холмов Аннаймалаи, Четтияр привозил все необходимое, от овощей до бакалейных товаров. И не всегда требовал немедленной уплаты, отдавал товар в рассрочку, если его просили.
— Я всегда плачу в срок, — заявил Четтияру Гоундар.
Четтияр заметил с иронией:
— Да неужели? — и добавил с еще большим сарказмом: — Ну что ж, докажите это.
— Зайдите все-таки ко мне на чашку чая, — повторил Гоундар.
Четтияр снова удивился, вспомнив о всем известной скупости лавочника. Если он не нуждается в отсрочке платежа, тогда, наверное, хочет заручиться поддержкой Четтияра и перехватить впоследствии выгодное дело Велю Пиллая, самого преуспевающего из лавочников чайной плантации.
— Не беспокойтесь, — ответил Четтияр. — Вы ведь знаете, я всегда останавливаюсь у Велю Пиллая.
— Сегодня я хотел бы принять и угостить вас. — Гоундар немного помолчал. — Сендамарай умерла…
— Как? Но я же видел ее на прошлой неделе!
— Она умерла на другой день после вашего отъезда.
— Я сейчас же иду к Велю Пиллаю!
— Его нет дома. Со дня ее похорон он не выходит из храма Ганапати. Это был тяжелый удар для него.
Четтияру стало понятно поведение лавочника. Велю Пиллай и Гоундар — два основных соперника в округе. У Гоундара была чайная и продовольственная лавка. Но торговля Велю Пиллая, известного своей честностью, шла успешнее, особенно последние три года, когда ему начал покровительствовать Четтияр. Теперь Гоундар хотел извлечь выгоду из беды, свалившейся на конкурента.
Четтияр быстро прошел к лавке Велю Пиллая. Продавцы играли в шахматы на крыльце, а дверь была заперта. Рассерженный Четтияр приказал открыть лавку. Товары лежали в беспорядке, овощи и зелень подгнили. Видя недовольство Четтияра, один из продавцов объяснил, что хозяин запретил сегодня торговать.
— Как он? — спросил Четтияр.
— Ничего не ест, все дела забросил… С утра до вечера в храме.
Четтияр отправился в храм, все продавцы и рассыльные из лавки Велю Пиллая последовали за ним.
— После постройки этого храма Велю Пиллай и пошел в гору, — заметил один из них по дороге.
— А Сендамарай? Разве не она принесла старику удачу? — возразил другой.
Четтияр вспомнил историю жизни Пиллая, которую тот сам рассказал ему. Велю Пиллай был простым кули на этой чайной плантации. После стычки с подрядчиком он лишился места. Безвыходное положение пробудило в нем энергию, он всеми правдами и неправдами раздобыл денег и начал торговлю. Кули поддержали его, и вскоре Пиллай открыл на рынке свою лавку и стал конкурентом Гоундару. Он женился и на деньги жены построил дом.
Добившись такого успеха, Пиллай стал думать, как возблагодарить богов. Он решил построить храм Ганапати, богу мудрости и покровителю торговли. Паваналь, жена Пиллая, была против этого плана, осуществление которого потребовало бы уйму денег. Она яростно спорила с мужем и два раза уезжала в родительский дом. Вернувшись, она продолжала непрерывно ссориться с Пиллаем и даже перестала ему готовить.
Несмотря на то что Пиллай выгадывал каждую пайсу для своей заветной цели, нужной суммы не набралось. Пиллай мысленно представлял будущий храм до малейших деталей. Он всем рассказывал, что там будут статуя Ганапати и колонна с надписью «Учреждено Велю Пиллаем» и датой. В день открытия храма должно было состояться угощение брахманов и бедняков. Чтобы сократить расходы, Пиллай решил украсть изображение божества в каком-нибудь покинутом храме, но все равно требовалось еще не менее полторы тысячи рупий. Столько денег у Пиллая не набралось, но у жены были дорогие украшения.
Пиллай решил обмануть жену. Однажды она получила письмо якобы от ее отца, в котором тот просил одолжить ему две тысячи рупий для покупки земли. Пиллая не мучили угрызения совести — он считал, что высокая цель оправдывает его поступок. Когда Паваналь заговорила с ним о мнимой просьбе отца, Пиллай прикинулся недовольным. Паваналь с трудом уговорила его заложить драгоценности.
Пиллай уверил ее, что деньги тестю посланы. Теперь ему оставалось только раздобыть каменного идола. С помощью трех преданных друзей он выкрал статую из покинутого храма. Все сошло благополучно, но на дороге кто-то закричал: «Воры!» — и погнался за ними. Друзья разбежались кто куда. Задыхаясь, Пиллай втащил каменного идола в какую-то хижину. Преследователь не заметил этого и пробежал дальше. Хижина как будто бы была пуста, но когда Пиллай зажег спичку, он увидел чью-то тень в углу.
— Кто там? — раздался женский голос. Страха в нем не слышалось.
— Тише, — зашептал Пиллай и зажег еще спичку, — у вас есть лампа?
— Нету.
— Вы одна тут?
— Да.
Он попросил разрешения остаться в хижине до утра. Она позволила. Потом Пиллай стал регулярно навещать Сендамарай, каждую неделю ходил к ней в Понналур.
Паваналь скоро узнала, что муж обманул ее в истории с драгоценностями. Она так бушевала, что Пиллай предпочел убраться из дому и провел неделю у Сендамарай. Вернувшись, он обнаружил, что жена уехала, забрав все деньги и утварь из дома и товары из лавки. Тем не менее Пиллай был на вершине блаженства.
Четтияр вспомнил, как приезжал в дом Пиллая, когда там уже поселилась Сендамарай. Он любовался ее улыбкой, приветливым и учтивым обращением с покупателями. Даже старикам приятно было получить пачку сигарет из ее рук.
Узнав о Сендамарай, Паваналь явилась в деревню со своим отцом и обратилась с жалобой в панчаят. Однако решение было вынесено в пользу Пиллая, поскольку жена уехала в его отсутствие и увезла столько вещей, что не могло быть и речи о компенсации.
Четтияр снова вспомнил Сендамарай, ее радостную улыбку, крепкие груди, приподнимавшие блузку, страстные объятия… Он тряхнул головой — разве можно так думать о мертвой!
Продавцы продолжали толковать о Пиллае и Сендамарай.
— Пиллай от нее без ума был… В городе разное говорили, но он и слышать ничего не хотел!
— Ну, что бы там ни говорили, а она принесла ему удачу.
Да, Сендамарай его порядком дурачила, подумал Четтияр.
В это время они подошли к храму. Четтияр увидел Пиллая, небритого, с опухшими глазами. Четтияр обернулся к своим спутникам:
— Вы не входите, я сам с ним поговорю. Оставшись наедине с Четтияром, Велю Пиллай залился слезами. Четтияр пытался его утешить.
— Вы же мужчина. Возьмите себя в руки!
— Не могу я жить без нее. Лучше бы мне умереть… Она была такая хорошая…
Голос Пиллая прервался. Четтияр почувствовал, что именно сейчас он мог бы развеять горе вдовца своими разоблачениями.
— Если бы вы знали… — начал он.
— Я и так знаю, что все сплетничали о ней без устали и вас настроили против нее, наверно… Все это враки!
— Да разве…
— Я знаю, о ней говорили, что она мне изменяла. Скажите честно, вы этому верили? Могли вы поверить такой гнусной лжи?
— Нет, — неожиданно для себя сказал Четтияр.
— Все, кто так о ней говорил, негодяи! — страстно воскликнул Пиллай. — Я был счастлив с ней… А если она и изменяла мне, какое дело этим людишкам? Они просто завидовали, что у такого старика, как я, жена молода и красива…
А может быть, он не так наивен, как я думал… Да и к чему теперь эти разоблачения? — размышлял Четтияр. Она сделала его счастливым, и он будет вспоминать о ней с благодарностью.
— Пойдемте домой, Пиллай, я голоден, — сказал Четтияр.
Они вышли из храма и направились к рынку.
Перевод З. Петруничевой.