Вирамаллю сжал кулаки, в глазах его появился красный огонек, он заскрипел зубами. Он жаждал мести, но прежде хотел убедиться в правильности своего подозрения. Он вышел из чайной лавки и последовал на некотором расстоянии за Чиннамми, которая с полным кувшином вошла в дом, где жил Дипала Дора. Чтобы вылить воду, требовалось не более двух минут, Чиннамми пробыла в доме пять.
— Что это ты, Чиннамми?! Принесла воду, а вышла с полным кувшином! — пронзительным голосом заверещала старуха, сидевшая на пороге соседнего дома.
— Ох ты, господи, совсем я голову потеряла! — откликнулась Чиннамми и снова нырнула в дом.
Вирамаллю удовлетворенно кивнул головой — все было так, как он предполагал. Он направился к дому Нагарадзу-гару и сел на скамейке в маленьком скверике, разбитом рядом с домом. Через минуту он увидел, как в дом вошла Чиннамми; на этот раз она появилась на улице только через полчаса.
Выйдя из дома, она что-то сунула в рот.
— Эй, Чиннамми! Что это ты жуешь на улице? Неприлично! — окликнул ее кто-то.
— Ты что меня на всю улицу срамишь? Хорошо ли это? — сердито ответила Чиннамми.
Это хорошо! Да, это будет отлично! — подумал Вирамаллю. У него молниеносно созрел замысел. Ну, Лила! На всю улицу, на весь город тебя осрамлю — или мое имя не Вирамаллю!
Теперь надо рассказать, кто же такая Лила.
Итак, ее имя Лила. Но, говоря о ней, никто не назовет ее просто «Лила»: один скажет — «очаровательная Лила», другой — «прекрасная Лила», третий — «красавица Лила», четвертый — «Лила, созданная для любви», и все эти эпитеты были даны ей не зря. В прекрасном городе должна быть богиня красоты — такой богиней в Сириваду явилась Лила. Она не была исконной жительницей Сиривады. Ее выдали замуж в деревню Веннела Динне́, что означает Лунный курган, и оттуда, как небесная дева с заоблачных высот, перенеслась она в Сириваду. Дело в том, что жители Веннела Динне были весьма далеки от городской цивилизации. Там пили свежее пахучее деревенское молоко, а кофе совсем не признавали. На обсаженных деревьями улицах Веннела Динне стояла только одна тумба для афиш, на ней — чудом сохранившийся плакат кинорекламы пятилетней давности. Полотняный тент единственного летнего кинотеатра был совсем рваный, а картины там показывали допотопные.
Женщины Веннела Динне казались совсем дикими, так что по сравнению с ними мужчин можно было считать цивилизованными, хоть они и называли кинематограф «биоскопом», а поезд «дымящей повозкой». И среди таких людей приходилось жить Лиле! Ее гордость не могла с этим примириться. Если б ее муж был больше приобщен к миру цивилизации, чем эти неотесанные болваны! Но Ситарамулю был такой же деревенщиной. Он, правда, учился в школе, но по-английски — ни в зуб ногой. О сладкие звуки английской речи, как любила их Лила! «Если поздней найт[22] спать легли, то морнинг тилл илевен о’клок[23] никогда не вставайте. А утром я обязательно пью бед-кафи[24]». Такая речь ласкала слух Лилы, как сладкозвучные трели индийской кукушки, — говорили люди ее круга, в котором она вращалась до замужества. Вряд ли их можно было назвать высокообразованными людьми, но ведь английская речь рассеивает кромешный мрак невежества. Если бы Лила не слышала хоть изредка этой речи, она сошла бы с ума.
Бесспорно, и в Веннела Динне люди тоже имели дома, они жили в них — но разве эти дома можно назвать домами? И разве эту жизнь можно назвать жизнью? В тех домах в одном углу стояли корзины с рисом, в другом — мешки с пальмовым сахаром. Там громоздилась куча земляных орехов, тут — груда огромных, как голова Раваны[25], тыкв. Под балками потолка подвешены бесчисленные связки красного лука и гирлянды сухих листьев фигового дерева. Куда ни поглядишь, всюду разбросаны лопаты, большие и маленькие, садовые ножи, серпы! На веранде валяются камни для дробления ореховой скорлупы. О великий Рама! Где же гостиная, не говоря уже о картинной галерее? Где холл? А кухня? А что такое ванная комната — они и знать не знают! И мужчины, и женщины — все совершают омовения на небольшом огороженном заднем дворике. А разве они знают, что такое туалет? Нет, Лила не могла дольше выносить такую жизнь! Как героини виденных ею кинофильмов, она бросалась на кровать и, закрыв лицо руками, стонала: «О всевышний! Жизнь для меня — тяжкое бремя!» Муж пытался увещевать Лилу, обещал перестроить дом, выписать газеты… Но решимость Лилы осталась непоколебимой, и она навсегда покинула Веннела Динне.
Но почему же она оказалась в Сириваде? Да очень просто. У Нагарадзу-гару была жена Наванитамма. Лила приходилась ей родной сестрой.
Дом Нагарадзу-гару, образ жизни его семьи, люди, собиравшиеся в этом доме, — все пришлось Лило весьма по вкусу, так же как и магазины с богатым выбором дорогих сари, кино и концерты, знакомство с избранным кругом. В общем, любой плод на дереве этого общества, к которому Лила протягивала руку, сам падал в ее ладонь.
Прошло два месяца, и Нагарадзу-гару получил письмо от свояка из Веннела Динне. Ситарамулю писал:
«Вот уже два месяца, как Лила уехала. Она и не подумала спросить согласия ни у меня, ни у старших в доме, но мы полагали — ладно, она вернется. Однако она и не думает возвращаться, хотя давно уже настало время. Если она еще задержится, то это уже нельзя будет объяснить окружающим приличным образом. Поэтому, пожалуйста, не разрешайте Лиле больше у вас жить. Немедленно отправьте ее в Веннела Динне…»
Это письмо должно было бы вывести Нагарадзу-гару из себя, но он решил, что если человеку не хватает толики разума, то гневаться на него бессмысленно. Ответ его свояку был написал спокойным и рассудительным тоном:
«Мы все — я, моя жена и Лила — здоровы и благополучны. Хотели бы знать о твоем здоровье и здоровье твоих домочадцев. Получили твое письмо. Оно написано чрезвычайно грубо. Мне, к сожалению, не было известно, что ты такой дурак и невежа. Только недоумок мог предполагать, что Лила останется жить в Веннела Динне. А одна фраза в твоем письме — поистине перл! Ты написал, чтобы я немедленно отправил Лилу в Веннела Динне. Я и не знал, что ты считаешь Лилу неодушевленным предметом, каким-то узлом, тюком, почтовой посылкой, которую можно быстренько и без лишних слов погрузить в автобус, а по прибытии на место выгрузить. Но Лила — человек. Давай попытаемся разрешить нашу проблему, неукоснительно придерживаясь этой точки зрения.
Прежде всего запомни: если мужчина надел на шею женщины шнур замужества, это не означает только то, что она должна ему беспрекословно подчиняться; я считаю, что и муж должен проявлять внимание к жене и идти навстречу ее желаниям. Если ты усвоил эту мысль, какие выводы ты должен сделать? Итак, Лила не хочет жить в Веннела Динне, но ты хочешь жить со своей женой. Я не отрицаю за тобой права на это. Следовательно, мы должны устранить противоречие между твоими и ее желаниями, урегулировать эту проблему. Неужели умный человек не найдет выхода из данного положения? Конечно, найдет, и даже несколько. Первый выход: оставь Лилу жить в моем доме, а ты приезжай к ней, когда захочешь, и живи у нас, сколько захочешь. Второй выход: купи дом в Сириваде, перевези туда Лилу и живи с ней. Ты возразишь, что у тебя земельная собственность в деревне. Да, земельные участки находятся в деревнях, но почему и мы сами должны жить там? У нас в Сириваде построено две сотни новых домов, таких прекрасных, что можно подумать — их из Мадраса привезли и здесь поставили. Так вот, эти дома принадлежат бывшим жителям окрестных деревень, зажиточным крестьянам, переехавшим в город и имеющим тут хороший заработок. И ты можешь построить или купить дом в Сириваде. Жена твоя в нем как царица жить будет! Дети хорошее образование получат… А за твоими землями родители присмотрят, и ты сам будешь наезжать время от времени…»
Ситарамулю перечел письмо свояка раз, другой. Раньше раздавались призывы: «Идите в деревню!» Так заповедал великий Ганди. Теперь свояк пишет: «Идите в город!» Правда, этот новый лозунг, выдвинутый Нагарадзу-гару, относится к зажиточным крестьянам. Бедных он не призывает — к чему они, только город объедать будут.
К несчастью, Ситарамулю не мог постичь всю глубину новых экономических теорий Нагарадзу-гару. На его взгляд, они не соответствовали учению о дхарме, согласно которому ворона соловьем не станет. Журавль есть журавль, а лебедь есть лебедь. Соль должна быть вдали от огня, а хижины не стоять рядом с двухэтажными домами. Хижины должны быть в деревнях, а двухэтажные дома — в городах. Жить с женой — это семья, а не жить с женой — это не семья. Поэтому Ситарамулю не мог согласиться жить то ли в городе, то ли в деревне, то ли иметь жену, то ли не иметь — ему казалось, что это превратит его жизнь в какой-то фарс. Ответом на письмо свояка было предложение Лиле вернуться в течение полугода, после чего муж подает на развод. Ситарамулю послал свое решение через адвоката.
— Что же будет, если Лила не вернется к мужу? — спросила Наванитамма.
— Что будет? Развод, только и всего…
— А если развод…
— Значит, муж не будет обязан содержать ее…
— Айо, айо![26] Как же Лила жить будет?
— Дурочка! Что у нас, тарелки риса для нее не найдется? И родственники у нее есть… Не беспокойся…
Нагарадзу-гару был не прочь сделать Лилу дополнительным украшением своего дома, тем более что жена его была занята только болезнями и молитвами, но этот план не удался. Наванитамма готова была сама заняться воспитанием Лилы, но Лила вовсе не хотела стать заместительницей сестры для почтенного Нагарадзу-гару. Она неудержимо стремилась к развлечениям, и ее интересовали люди моложе Нагарадзу-гару, который был на двенадцать лет старше жены, а Лила в свою очередь — на двенадцать лет младше Наванитаммы. Не стоило уезжать из Веннела Динне, думала Лила, чтобы попасть из одной клетки в другую, хоть эта клетка и из золота! Нет, если птичка хочет свободы, она обязательно вылетит…