Городок мой, Сиривада — страница 9 из 37

Теперь надо рассказать о знакомстве Лилы с Вирамаллю. Одно время оно было довольно близким.

Вирамаллю по своему положению в обществе Сиривады не был почетным гостем в доме Нагарадзу-гару. Тем не менее он часто наведывался туда, поскольку Нагарадзу-гару использовал его для всякого рода поручений, а Вирамаллю чрезвычайно охотно предлагал свои услуги.

Вирамаллю думал, что сближение с Лилавати повысит его акции в этом доме, но он заблуждался. Нередко в жизни человек принимает иллюзию за реальность. Расцветив свою иллюзию всеми цветами радуги, Вирамаллю стал думать, что имеет права на Лилавати. Он, Вирамаллю, оставил жену. Лилавати бросила мужа. Ты одна, и я один! Давай построим плот из цветов и поплывем по реке жизни!

Почувствовав подобные настроения Вирамаллю, Лила поняла, что сближаться с подобными людьми — серьезная ошибка. Вирамаллю не успел еще заметить перемены погоды, как Нагарадзу-гару решительно отказал ему от дома. «Займись-ка собственными делами, Вирамаллю! Когда понадобишься — позову!» — резко заявил он. Но после этого никаких дел для Вирамаллю в доме Нагарадзу-гару не находилось.

Так внезапно изгнанный поклонник чувствовал себя, как кошка, сунувшая лапу в огонь, или обезьяна, подпалившая себе шкуру. Но Вирамаллю не склонен был предаваться горестным сетованиям на манер покинутого любовника из классической поэзии. Его душу жгло, как будто ее посыпали перцем! Он измышлял всевозможные способы наказать обманщицу, словно был всемогущим богом подземного царства Ямой. Но в реальной-то жизни — как он мог отомстить Лилавати?! Эта мысль сводила с ума Вирамаллю.

А между тем на сцену вышел новый персонаж — вышеупомянутый Повелитель молний или, на современный лад, начальник энергоснабжения Сиривады. Его появление было для Вирамаллю настоящей катастрофой.

Дипала Дора был холостяк. Мужчина в расцвете сил, неглупый, тактичный. Он нашел подход к Нагарадзу-гару и умел ему угодить. Он готов был гасить и зажигать огни сообразно с его желанием. Дипала Дора имел и почетное положение в обществе, и состояние, и, кроме того, именно такой покладистый характер, которого желала в своем поклоннике Лилавати. Он признавал за другими право свободно располагать собою. Это и требовалось Лиле.

Повелитель молний не был уроженцем Сиривады. Вирамаллю не знал, откуда он приехал. Более того, никто не знал, из какой он касты, из какой семьи. Вирамаллю просто из себя выходил при мысли, что какой-то проходимец так преуспел в его родной Сириваде! Он бы охотно придушил наглого пришельца. Однако приходилось считаться с тем, что Дипала Дора был крепкий мужчина.

Вот в таком состоянии духа находился Вирамаллю в тот день, когда он догадался, что Чиннамми передала Лилавати записку от Дипалы Доры. Он решил, что сам бог посылает ему возможность отомстить.

Итак, красотка Лила отправилась в кино на последний вечерний сеанс. Вирамаллю притаился под деревом ним в конце улицы Бондили. Последний сеанс давно уже кончился. Вдруг фонари на улице погасли — Вирамаллю заскрипел зубами. Он знал, как легко под покровом темноты выскользнуть из дому и незамеченным пройти по улице. Ведь раньше Вирамаллю являлся главным действующим лицом в таких ночных сценах и хорошо разбирался, что к чему. Но теперь-то он не был в числе тех счастливчиков, которым выгодна темнота. Вирамаллю чувствовал, что он кругом обманут, и злоба кипела в его груди. Но вот на улице показалась какая-то неясная тень. Она двигалась медленно, осторожно.

Вирамаллю одним прыжком настиг жертву и крепко схватил за край одежды. Она попыталась высвободиться. Одна… две… три минуты молчаливой борьбы. Вирамаллю уже одолевал, но тут послышался звук чьих-то шагов, покашливание. Как камень, пущенный из пращи, Вирамаллю ринулся в темноту и скрылся.

— Кто там? Что случилось? — крикнул Рамаджоги.

— Сари… Ох, мое сари… — раздался стонущий голос.

Рамаджоги подошел ближе и понял, что грабитель снял с женщины сари.

Пышные локоны падали на лоб. Лицо было очень красиво. Нижняя юбка выше колен и коротенькая блузка едва прикрывали тело. Дрожа от холода, женщина безуспешно пыталась закрыть грудь руками. Рамаджоги был потрясен случившимся; снова взглянув на полуобнаженную красавицу, стоявшую посреди улицы глухой ночью, он потупил глаза и бессвязно забормотал:

— Смотрите, что делается! Женщине и по улице пройти нельзя. Вот негодяй-то! В темноте ведь и разглядеть не мог, осел, дорогое ли сари. Обогатиться хочет, раздевая женщин. Ну, да не огорчайтесь же! Идите себе домой!

— Ой, как же я пойду? Я далеко живу…

Вот беда-то, подумал Рамаджоги. Голос у нее такой нежный. Наверное, девушка из хорошей семьи. Если бы близко жила, как-нибудь проскользнула бы. А что, если ее дом далеко? Не может же она идти по улицам города в такой одежде, словно колдунья, направляющаяся купаться к лесному озеру.

Вдруг его осенило: «Вот же мой дом, совсем рядом».

— Подождите, я сейчас вернусь! — вскричал Рамаджоги.

Он оставил дверь незапертой, стучать не пришлось. Все в доме крепко спали. Протянув руку, он снял с вешалки сари. Через мгновение Рамаджоги что было духу бежал обратно, и не менее прытко, чем тот негодяй, который уносил сари. Случается, оказывается, что грабят и ради спасения человека.

Обмотав сари вокруг талии и перебросив конец через плечо, лесная колдунья превратилась в обыкновенную девушку и скрылась в ночи.

Рамаджоги стоял, глядя в ту сторону, где она исчезла. Он с тревогой думал о своем возвращении домой. Скоро рассветет, и обнаружится, что сари пропало.

3

Сиривада еще не проснулась. Около шести часов утра в гостиницах только начали варить кофе для утреннего завтрака. На улицах стали появляться молочники из деревни с металлическими кувшинами да ранние путники, спешащие на остановки автобусов.

Но в доме почтенного Нагарадзу-гару свет зажегся, как только пробило пять часов. Это проснулась хозяйка дома, Наванитамма. Встать на рассвете, сразу принять ванну, а потом полчаса посвятить религиозным размышлениям — так учил ее святой Парадеши из Соракаяпеты. Каждый год Наванитамма ездила в Соракаяпету к своему гуру[27]. Парадеши-гару жил как настоящий аскет; носил только набедренную повязку, с ног до головы посыпал себя пеплом. Ел один раз в день, да и то чуть-чуть — преимущественно сырые овощи и фрукты. Жил в хижине из листьев, спал прямо на земляном полу. Такое отречение от благ цивилизации вызывало интерес у людей, многие приезжали взглянуть на святого аскета. Он давал посетителям советы. Наванитамму каждый раз спрашивал, предается ли она религиозным размышлениям ранним утром. Поэтому Наванитамма очень огорчалась, что ей редко удается точно соблюдать предписания своего гуру. Почти каждый день она обнаруживала, что уже проспала «благоприятный момент»[28]. Если просыпалась рано, то душа и тело противились вставанию, и она не в силах была расстаться с постелью. Иногда упорство побеждало — Наванитамме удавалось проснуться, встать с кровати и принять ванну вовремя. Но когда после этого она сидела в молельне, сон брал свое и она погружалась в дремоту — то ли в религиозное размышление, подобное сну, то ли в сон, подобный религиозному размышлению.

Повторяя шлоку[29] «Бхаджаговиндам»[30], Наванитамма прошла в ванную комнату и зажгла газовую колонку. Вода согревалась за четверть часа. Готовясь к омовению, Наванитамма вдруг заметила валяющееся в углу ванной комнаты прямо на полу смятое сари. Наванитамма приподняла его кончиками пальцев. Простое поношенное сари. Вроде бы в доме таких никогда не было. Если бы это было новое сари, Наванитамма не удивилась бы. После приезда Лилавати в Сириваду дом стал наводняться новыми вещами. Однажды утром вдруг появился дорогой транзистор. Другой раз — сари из блестящей ткани, не то нейлоновое, не то териленовое. Часто можно было увидеть на Лиле и новые бусы, кольца, браслеты. Если ее спрашивали, откуда все это берется, Лила только посмеивалась. Да, недаром отец когда-то говорил, что линия счастья на руке у Лилы толстая, как стоножка, — теперь пришлось в это поверить. Глупец Ситарамулю! Не будь он дураком, держался бы за такую жену, а Лиле и без него счастье не изменяет.

Принимая ванну, Наванитамма снова посмотрела на сари, валяющееся на полу. Вещь явно стираная, даже не раз. Как она попала в дом — ума не приложить. Тут Наванитамма обнаружила, что, задумавшись об этом сари, она перестала твердить «Бхаджаговиндам». Вот огорченье! Поистине, доброе дело встречает на пути тысячу препон. Но, обнаружив ошибку, можно ее исправить. Наванитамма так и поступила и снова усердно принялась твердить слова молитвы. Однако помехи сегодня не прекращались — раздался стук в дверь ванной комнаты.

— Кто там? — спросила Наванитамма.

— Это я! — ответил Нагарадзу-гару. — Ты что, ванну принимаешь?

— Да! А почему вы-то проснулись? Еще рано! Будете ванну принимать?

— Да ладно, ты не торопись, я подожду…

Наванитамма теперь уже совсем забыла о молитве, предавшись размышлениям о том, почему это муж поднялся так рано. Может быть, он всю ночь мучился бессонницей? А может быть, он и спать не ложился, может быть, его ночью и дома-то не было? Мысли Наванитаммы завертелись как колесо. Да, она даже не может узнать, ложился муж спать или нет. Ведь она вчера еще до десяти вечера приняла две таблетки снотворного и легла. Что после этого в доме происходило, она не знает. Вечером у нее разыгралась невралгия, она попросила Лилу дать ей пару таблеток снотворного. Последнее, что она помнит со вчерашнего вечера, — горький вкус таблеток во рту.

Быстро вымывшись и торопливо обмотав сари вокруг талии, Наванитамма направилась в молельню. В гостиной Нагарадзу-гару встретил ее вопросом:

— Ты там, наверное, все мыло израсходовала, Наванитам?