Тут и мне вспомнилось, как дня три тому назад шел я вдоль берега Москвы-реки на дальний ключ умываться и видел, как мальчики выкладывали из камней на мелком песчаном дне реки треугольную гряду, вершиной по течению. Я остановился и стал наблюдать за ними. В этой самой вершине они поместили боком стеклянную банку отверстием внутрь треугольника и всунули в банку горлышко бутылки с отбитым дном. Значит, это и была стеклянная верша.
Мы с Владимиром Викторовичем пробрались в штабную палатку и сели в уголок. Все члены штабa, хмурые, важные, уже разместились вокруг стола. У входа в палатку толпились незадачливые рыболовы во главе с Витей Панкиным.
Южка встала, хлопнула ладонью по столу.
— Довольно обещаний! Предлагаю запретить ловить рыбу бутылками! — звонким голосом отрубила она.
Эдик встал и сказал, что он не согласен, — раз в лагере все можно, значит, можно и мальков ловить.
Южка возразила:
— Ты знаешь, что они каждый раз опаздывают к ужину? А опаздывать — это значит нарушать второй закон.
Тут вскочил Саша Вараввинский — наш толстый «Санчо Панса»:
— Уничтожение мальков — это возмутительное браконьерство! Каждый экземпляр через год весил бы целый килограмм; а так как рыболовы ежедневно вытаскивают по сто мальков… — он чуть запнулся перемножая в уме, — значит, за два месяца будет уничтожено шесть тысяч килограммов разной ценной рыбы. — Саша сделал испуганные глаза и повторил: — Шесть тысяч килограммов!
Эдик заспорил, он считал, что Сашины вычисления неверны — мальки, может, подрастут, а, может, их другие мальчишки или щуки поймают.
Тогда одна за другой выступили все три девочки — Южка, Валя и Наташа. Каждая старалась как можно обиднее уколоть несчастных рыболовов.
Те стояли кучкой, понурив головы, и ждали приговора.
Снова вскочил Саша и предложил вынести такое «постановление»:
— Ловить мальков стеклянными вершами категорически запрещается, потому что это приносит вред государству, бутылки разбить, банки сдать в кладовую. Пусть мальчики ловят удочками.
— А на удочки не клюет — ни на червя, ни хлеб, — робко возразил Витя Панкин, — разве это ловля — на десять человек три уклейки?
— И пускай не клюет, сидите на берегу и на поплавок смотрите, — сказала Валя Гаврилова.
Члены штаба засмеялись, рыболовы еще ниже опустили головы.
Приступили к голосованию.
Володя Дубасов объявил, что он всегда на стороне мальчишек, и голосовал «против», Эдик и Южка воздержались, остальные судьи подняли руки за категорическое запрещение преступной ловли мальков бутылками.
Тут встала Валя Гаврилова. Она поджала губы, ехидно сощурила свои широко сидящие глаза и сказала, что сегодня подсмотрела, как «хранитель сокровищ» Володя Дубасов по распоряжению Эдика выдал рыболовам постное масло, а «шеф-повар» Юра потихоньку нажарил на сковородке рыбу и все трое членов штаба подсели к рыболовам, слопали вместе с ними вкусное кушанье и никого не угостили.
— После каждой рыбалки мы их так кормим, — угрюмо буркнул Витя Панкин.
Наташа громко расхохоталась; Эдик, Володя и Юра густо покраснели, но смолчали.
Владимир Викторович весь передернулся, но не сказал ни слова и потихоньку забарабанил пальцами по столу.
— Это правда? — спросил Саша.
— Правда, — пробормотал Володя.
Юра молча кивнул головой. Эдик даже бровью не повел.
— Значит, вы, вы… — глухо послышалось сзади меня.
Я оглянулся.
Южка стояла вся потемневшая от страшного гнева. Она смотрела то на Володю, то на Юру, потом на Эдика, вновь на Володю.
Находчивый Саша перебил Южку.
— Подожди высказывать свое мнение при посторонних, — выпалил он, быстро обернулся к рыболовам и ко мне.
Рыболовы, не дожидаясь приказа, тут же умчались. А я?
Нет, нет, я не посторонний! Я ни за что не уйду.
— Значит, вы воры! — полным презрения шепотом бросила Южка трем мальчикам.
Юра и Володя по-прежнему сидели пунцово-красные, даже пот выступил на их лбах, верно от стыда. Эдик, бледный, молча кусал губы и глядел вниз.
Все вопросительно обернулись в сторону Владимира Викторовича. Он был единственный взрослый, кто входил в состав штаба. Все хорошо знали, что он нарочно молчит и ждет, когда выскажутся остальные. Что же он скажет сейчас?
— Каково ваше мнение. — уверенным начальническим тоном спросил его Саша Вараввинский.
Владимир Викторович ответил не сразу.
— Я предполагал, что могут случиться разные мелкие трещинки, мелкие происшествия, — начал он, — трудно все заранее предвидеть. Но чтобы такое произошло? Чтобы члены совета пионерской дружины, члены штаба, городка — заслуженный мастер спорта, хранитель сокровищ, шеф-повар, которым доверено буквально все, и чем польстились — добро бы конфетами или сухими фруктами, а то постным маслом…
Наташа не удержалась и фыркнула; на нее ceйчас же с негодованием зашикали.
— Это принципиальный вопрос, — объявил Саша Вараввинский и поучающе поднял указательный палец…
— Нас Эдик надоумил, — угрюмо пробормотал Володя.
— Эдик? — Все обернулись к заместителю начальника штаба.
— Эдик, это ты всех научил? — тихо спросила Южка.
Только сейчас «заслуженный мастер спорта» осмелился поднять глаза. Он посмотрел на Южку исподлобья таким тяжелым взглядом, что мне сделалось как-то не по себе.
— Это просто небольшая ошибка, — словно нехотя пробормотал он, — а вы раздули. Обещаем, не будем больше так делать — и все.
— Не будем больше, — буркнули Юра и Володя. По предложению Саши Эдику объявили выговор, Юра и Володя получили по замечанию. Мы решили, что об этой нехорошей истории никогда никто никому не скажет и никогда никто не будет о ней вспоминать.
Члены штаба встали и торжественно дали друг другу честное пионерское, что при малейших затруднениях всегда будут действовать вместе, заодно и никогда не станут ссориться друг с другом.
— Ну как, интересно прошло заседание? — спросил меня Владимир Викторович, когда мы с ним вышли из палатки.
— Очень, — признался я, — только вы не боитесь, что он ей будет мстить?
— Кто он? Кому? — удивился Владимир Викторович.
— Да Эдик Южке. Уж очень страшно он на нее взглянул.
Владимир Викторович рассмеялся.
— Вот выдумали! Вы же слышали, какую клятву мы только что дали друг другу. Уверяю вас, проскочила только мелкая трещинка, которую тут же тщательно заделали. Все три мальчика искренне раскаялись в своем проступке. А об Эдике не думайте плохо, я в него верю.
Я покачал головой. Мне почему-то казалось, что это была не такая уж незначительная трещина. Впрочем, я, может быть, ошибался и потому не стал возражать Владимиру Викторовичу. Мы разошлись.
В тот же вечер у помойки состоялось грандиозное уничтожение зловредных рыболовных принадлежностей.
Благополучие в городке возможно при непременном условии: если все будут сыты. И, конечно, еда должна быть разнообразной и вкусной.
Юра Овечкин — четырнадцатилетний пионер, член штаба, прилежный ученик интернатской поварихи тети Тоси — был не просто «шеф-повар» нашего городка. Он не только щеголял в сверкающем белом колпаке и таком же фартуке, он еще изобретал неожиданные кушанья или, точнее, придумывал всевозможные смеси из самых различных продуктов. Так, в молочную лапшу он бросал мясные консервы, а макароны мешал с морковкой и свеклой.
Случалось, его изобретения хвалили, но чаще, попробовав две-три ложки, отставляли миски. Иногда Юра подавал пережаренные, пересоленные или подгорелые блюда.
С каждым днем недовольство в городке против Юры росло. Как-то на заседании штаба его дружески пожурили. Он обещал больше не изобретать, но на
следующий день за обедом на третье блюдо подал картофельно-гороховое пюре с сахаром и с соусом из клюквенного киселя.
Это зеленовато-бело-розовое пюре было ужасно противное, никто не стал его есть.
На заседании штаба Юре дали строгий выговор. Весь день «шеф-повар» ходил очень сердитый. А на следующий завтрак…
Как обычно, в восемь двадцать Валера Шейкин на горне проиграл развеселое «бери ложку, бери хлеб» и все выстроились на площади Радости; «главный врач» Наташа Толстенкова после проверки рук дала отрядам команду садиться за стол.
Все сели и, к своему удивлению, увидели миски пустыми. Почему? Что за безобразие! Оказалось, завтрак — горох с молоком — не поспел.
Сегодня дежурным командиром был сам заместитель начальника штаба, «заслуженный мастер спорта» Эдик Шестаков.
Эдик говорил, что дежурный отряд работал очень усердно, вовремя затопил плиту, вовремя съездил за водой, а во всем виноват Юра — поздно поставил на плиту кастрюлю с горохом.
Юра утверждал обратное, что дежурный отряд работал скверно, за водой поехали поздно, а плиту никак не могли растопить. Кому верить? Конечно, все поверили Эдику. Горох-то должен полтора часа кипеть, а Юра не рассчитал. Лучше бы Юра в грязном колпаке ходил, чем так оскандалиться.
Валера Шейкин был не только горнистом, но и «главным агрономом». Он посмотрел на часы.
— Через девять минут я даю горн на работу, — коротко и решительно сказал он.
Все великолепно знали, что второй закон гласит: «Опаздывать разрешается не больше чем на двенадцать секунд».
Валера посмотрел на Южку, на Эдика, на Сашу…
Южка нахмурила брови.
— Будем пить чай с одним хлебом — и айда на работу! — крикнула она на всю столовую.
Многие еще не успели кончить свой скудный завтрак, как Валера дал горн.
Все встали, глухо ворча, но покорно построились и пошли. Работали сегодня на поле медленно, спустя рукава и какими только словами не честили растяпу Юру!
Чтобы искупить свою вину, бедный «шеф-повар» подал за обедом четвертое блюдо — этот самый горох. Но до обеда все голодали целых полдня. Такие штуки не прощаются.
Во время тихого часа было созвано внеочередное заседание штаба. Сегодня Юра не сидел за столом как полноправный член штаба, а стоял перед всеми, наклонив голову, в покорной позе подсудимого.