— Да уж, от этого можно еще как охрометь. Ты еще хочешь выступать на клубной сцене?
Я кивнула:
— Мне придется найти Билла.
Хукер с помощью пульта открыл «порше», порылся и кинул мне какой-то воздушный кусок ткани.
— Надеюсь, это подойдет. Лучшее, что смог достать за короткий срок.
— Оно еще теплое.
— Ага, наверно, ты не захочешь знать детали.
Я держала платье за тоненькие бретельки.
— Да, негусто.
— Уж поверь мне, ты не захочешь закрытое платье. Здесь же Майами. А значит, тут считают так: чем меньше, тем лучше.
Я пошла следом за Хукером в квартиру, внимательно осматриваясь вокруг.
— Я немного возбуждена, — поделилась я.
— Абсолютно тебя понимаю. Если тебе нужно помочь влезть в платье…
Ну, конечно. Не настолько и не поэтому.
— Ну и гадость, — произнес Хукер, скривив верхнюю губу при виде рвоты на полу.
— Его вырвало, когда я пнула его во второй раз.
Хукер непроизвольно прикрыл руками свою упаковку:
— Меня уже от одной только мысли тошнит, как представлю.
Я потащилась с платьем в ванную комнату. Там сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, прежде чем приступить к делу. Снаружи Хукер с пистолетом, ты здесь в безопасности, твердила я себе. Просто переоденься и вперед.
Я сняла одежду и поменяла обычные трусики на стринги. Потом надела платье через голову. Оно было из серебристой металлизированной ткани с добавлением спандекса. V-образный вырез опускался до середины моих штуковин, а юбка была ниже задницы всего на два дюйма. Я нанесла на ресницы тушь, взбила волосы так, что стало похоже, будто у меня взорвались мозги, и накрасила губы. С собой я взяла две пары обуви… кеды и пару серебристых босоножек на четырехдюймовых шпильках. Обувь на все случаи жизни. Я влезла в босоножки и выплыла из ванной.
— Вот это да! — не удержался Хукер.
— Слишком короткое?
— А вот сейчас я возбужден.
Хукер с помощью геля зачесал волосы назад. На нем были черные парусиновые брюки, черная шелковая рубашка с короткими рукавами, расцвеченная флюоресцирующими красными пальмочками, и мокасины на босу ногу. На запястье часы от Картье, и пах он замечательно.
— Легко представить, как Мерзкая Рожа проник сюда. Дверь разнесена в щепки, — заметил Хукер. — Если у тебя имеется что ценное здесь, спрячь или возьми с собой.
Я дала Хукеру фото Билла, чтобы он положил его себе в карман.
— Единственная ценная вещь здесь — телевизор, и тот не ахти что.
Я последовала за Хукером вниз по лестницы к «порше». Хукер проехал полтора квартала к Вашингтон, и служитель припарковал машину перед клубом.
— Мы могли бы дойти пешком, — заметила я.
— Много ты понимаешь, дружок. Ты наверно думаешь, что владеть «порше» имеет отношение к власти и откровенной демонстрации деньжат. Ладно, частично это власть и деньги, но в большинстве своем крутость состоит в парковке со служителями. Тебе завидуют, пресмыкаются и смотрят влюбленными глазами. Дело в твоем прибытии, детка.
Смешно, конечно, но в чем-то он был прав. Вокруг клуба толклись сотни людей. Эти люди не были достаточно избранными, молодыми, богатыми или известными, чтобы попасть в первостатейный список. Никто из них не появился в «порше». И ни у кого не было достаточно денег, чтобы сунуть их вышибале в знак компенсации их ущербности.
Вышибала на входе улыбнулся, увидев Хукера, и протолкнул его вперед. Полагаю, быть Парнем из НАСКАР и есть такая компенсация. Улыбка стала шире, когда он узрел меня, как приложение к Хукеру. Я догадалась, что иметь ноги от ушей тоже своего рода компенсация.
Какое-то мгновение мы привыкали к темноте, огням и ритму диджея. Танцующие на сцене красотки были все обряжены в перья. Огромные перья на голове, перья на стрингах и лифчики из перьев на огромных искусственных сиськах. Перья персикового, голубого и лавандового цветов. Какой-то птичий Саут-Бич.
— Ты берешь на себя мужиков, — проорал Хукер, перекрывая музыку, и вручил мне фотографию Билла. — Поспрашивай бармена и вышибал. Я займусь женщинами. Встретимся у входа через полчаса. Если увидишь Мерзкую Рожицу, вскакивай на стол, чтобы все тебя видели, и принимайся танцевать.
Если хотите с кем-нибудь поговорить в клубе, то орите что есть мочи ему в ухо или надейтесь, что вас прочтут по губам. Я нашла кучу парней, знавших Билла, но никто из них не был в курсе, где он. Бармен угостил меня «космо». Побездельничав с коктейлем, я немного расслабилась. И даже почувствовала себя храбрее. Через полчаса я встретилась с Хукером, и мы свалили.
— Что-нибудь добыла? — спросил он.
— «Космополитен».
— Что-нибудь еще?
— Ничего. Вот так-то.
— И у меня не густо, но есть кое-что. Позже сообщу тебе.
Служитель подогнал машину. Мы сели и проехали три квартала до другого клуба. Там все было то же самое, только на этот раз выступали женщины, одетые, как Кармен Миранда[5]. На головах куча фруктов, цветные оборочки рядами на стрингах, такие же цветные оборочки на бикини, которые поддерживали огромные искусственные сиськи. Я выпила еще один «космо». И ничего не разузнала.
— Как ты полагаешь, за нами могут следить? — спросила я Хукера. — Я все время вижу одного парня. Другого, не Мерзкую Рожу. Он весь в черном. Прилизанные волосы. Он был в закусочной. А сейчас здесь в клубе. И думаю, он наблюдает за мной.
— Сладкая, да за тобой все наблюдают.
Мы заскочили в третий клуб. Я подкрепилась третьим «космо». Поорала на парочку парней, расспрашивая о Билле. Потом потанцевала с парочкой парней. Выпила четвертый «космо» и еще потанцевала. Мне все сильнее нравилась музыка. И уже наплевать было на Мерзкую Рожу. В сущности, я чувствовала себя ужасно счастливой.
В этом клубе выступавшие на сцене женщины были мужчинами. Они все носили наряд дикарей из джунглей, и были великолепны во всем, кроме одной детали: я уже привыкла видеть огромные силиконовые буфера, и потому у меня возникало чувство, что чего-то не хватает.
Я перестала беспокоиться о времени, о том, что мне нужно встретиться с Хукером на выходе. Наверно, полчаса уже миновали, но по какой-то неведомой причине цифры на моих часах расплывались. Теперь мне пришло на ум, что возможно я капельку пьяна.
Хукер прилепил руку к моей пояснице и повел меня с танцплощадки.
— Эй, — возмутилась я. — Я танцевала.
— Я заметил.
Лавируя в толпе, он вывел меня на теплый ночной воздух. Потом отдал служителю парковки свой жетон и десять долларов.
— Итак, — обратилась я к Хукеру. — Что там встало?
— Последние полчаса я наблюдал твой танец в этом скудном платьице, и ты наверно хочешь перефразировать вопрос.
— Мы собираемся в другой клуб?
— Нет. Мы собираемся домой. — Он взглянул вниз на мои туфли, пока мы ждали, когда подгонят машину. — Тебе не больно в этих туфлях?
— К счастью я уже целый час, как ног не чувствую.
Я проснулась в гостевой спальне Хукера, когда солнце изливало на меня свое сияние. Я все еще была в крошечном платьишке. И совсем одна. И я была совершенно уверена, что не сотворила ничего романтического прежде, чем пошла спать. Хукер отказался везти меня до квартиры Билла. Заявил, что там опасно. Полагаю, он был прав, но и здесь я не чувствовала себя спокойно.
Я скатилась с кровати и прошлепала босиком к окну. Взглянула вниз, и у меня закружилась голова. Земля была да-а-а-алеко внизу. Знаете, тут такое дело… в общем, я не люблю высоту. Нестись по трассе в закрытой жестянке на четырех колесах, выжимая 120 миль в час, — тут я в своей стихии. Возноситься в лифте на тридцать второй этаж — нет уж. А мысль сосчитать, падая, эти тридцать два этажа, превращает мои внутренности в желе.
Я осторожненько попятилась и ретировалась из комнаты вниз по короткому коридору в большую обеденно-гостиничную зону. Вся стена гостиной и столовой была стеклянной. Сквозь стекло я могла видеть балкон. А за балконом была пустота. И чайка, летящая задом наперед.
Из обеденной зоны вел вход в кухню. За кухонной стойкой сидел, развалясь, Хукер с кружкой кофе в руке.
Кухня была белоснежной с редкими всполохами синего кобальта. Гостиная и столовая отражали ту же бело-синюю композицию. Очень современно. И до чего же дорого выглядит.
— Почему эта чайка летит задом? — спросила я Хукера.
— Из-за ветра. Ветер дует в фасад.
И тогда я это заметила. Здание покачивалось.
Раздался громкий хлопок, я тут же повернулась к окну и увидела, как чайка отскочила от стекла и камнем свалилась в патио.
— Обожежмой! — вскрикнула я.
Хукер и глазом не моргнул.
— Постоянно такое случается. Бедные долбанные тупицы.
— Мы должны что-то сделать. С ней все будет в порядке? Может, стоит свозить ее к ветеринару.
Хукер подошел поближе и выглянул наружу.
— Наверно, все в порядке. Опа. Нет, не в порядке. — Хукер отодвинул штору. — Пища для хищников.
— Ты шутишь! Как ужасно.
— Пищевая цепочка. Совершенно естественно.
— Я не привыкла находиться так далеко от земли, — сообщила я. — На самом деле я не люблю быть так высоко.
Александра Барнаби, мастерица преуменьшения.
Хукер отхлебнул кофе.
— Вчера вечером тебе было на это наплевать. Прошлой ночью ты любила все. Ты пыталась добраться до меня и раздеть.
— Не было такого!
— Ладно, невезуха мне. Ты не пыталась. Вообще-то я вызвался добровольно, но ты уже вырубилась.
Я, осторожно ступая, вползла в кухню и налила себе кружку кофе.
— Что это ты так крадешься? — поинтересовался Хукер.
— Здесь жутко страшно. Люди не предназначены для жизни на такой высоте. Я чувствую… неуверенность.
— Если бы Господь не предназначил людям жизнь на высоте, он не выдумал бы железобетон.
— Пьяница из меня никудышный. У меня язык будто к небу присосался.
— Продолжай вещать такие грязные штучки, и я возбужусь.
— Если ты возбудишься, я уйду.