— Ира…
— Поздравляю тебя. Так держать.
Ирина вскинула сжатый кулак, затем отвернулась к столу и принялась что-то мелко нарезать на разделочной доске.
— Ты не удивлена? — спросил Дольников, помолчав.
— Нет, — бросила Ирина. — Я знала.
— Как… знала?
— Так.
Она снова повернулась к нему.
— Какая-то милая женщина позвонила мне с месяц назад и сообщила, что у тебя роман с молодой сотрудницей, Дианой, кажется?
«Это Филонова, — подумал Олег. — Больше некому…»
Он молчал, не представляя, что нужно говорить в такую минуту. Молчала и жена, глядя на него. Пауза становилась все более затянутой, и служила явно не в его пользу.
— Но почему ты… ничего не сказала? — выдавил наконец из себя Дольников.
— А что я должна была говорить? — пожала плечами Ирина. — Выспрашивать подробности? Нет уж, уволь. И потом, я подумала, что это пустая сплетня и не придала значения…
Внезапно голос ее дрогнул, она отвернулась, и Дольников с ужасом подумал, что сейчас она разразится рыданиями. А он не будет знать, что делать. То ли успокаивать, прыгая вокруг нее и бормоча слова извинения, то ли молча сидеть и ждать, чем закончится этот приступ. Или в панике бежать.
Но Ирина просто замолчала, возясь на столе с продуктами. Только сейчас Дольников заметил, что она готовила салат из каких-то зеленых листьев и стеблей — видимо, для своей диеты.
Ее хладнокровие в такую минуту поразило его. Конечно, ему не хотелось слез, и он был рад, что все обошлось, но все-таки мастерить как ни в чем не бывало салат, когда происходит крах ее семейной жизни — это было что-то запредельное.
— Ты женишься на ней? — спросила она вдруг.
— Не знаю… — проговорил застигнутый врасплох этим вопросом Олег.
— Женись, — сказала Ирина. — Веди себя как порядочный человек.
Она снова повернулась к нему. Глаза ее странно блеснули, не то насмешкой, не то еще чем-то, чему Дольников не смог бы найти название, да и не хотел — уж больно тяжело ему смотреть на нее. Нет, не железной она была, понял он с облегчением и каким-то неведомым ему тоскливым злорадством. Возможно, каждый день весь последний месяц она ждала этого разговора и успела к нему подготовиться. Она всегда выставляла себя сильной и гордилась этим. Она «тащила» семью, «тащила» в большой торговой фирме весь бухгалтерский отдел, редко жаловалась на болезни и умела добиваться своего. Она считала, что Олегу повезло с ней, и за годы семейной жизни сумела внушить ему эту мысль настолько, что он стал считать ее своей. Но все же она была женщиной, уязвимой и слабой, такой же, в сущности, как все, и ждать от нее снисхождения не приходилось. Что она немедленно и доказала.
— Полагаю, ты освободишь нас от своего присутствия? — взяв столь ненавистный Олегу насмешливый тон и уже не оставляя его, спросила она.
— Да, — ответил он. — Конечно. Я понимаю…
— Ничего ты не понимаешь!
Дольников поежился под ее взглядом.
— Я завтра или послезавтра перееду. Надо еще квартиру подыскать…
— Подыщи, — кивнула Ирина.
Он решил не поддаваться ее тону и не вступать в перепалку, которую ей, видимо, страстно хотелось затеять.
— Машину, если ты не возражаешь, я оставлю себе.
— Не возражаю, — усмехнулась каким-то своим мыслям Ирина.
— Все равно ты водить не умеешь, — примирительно добавил Олег.
— Прости, не научилась до сих пор.
— Ира, ну зачем ты так?
— Ах, да не нужен мне твой металлолом! — воскликнула она. — Успокойся.
— Спасибо, — пробормотал уязвленный ее очередной насмешкой Олег.
— Ты ешь, — напомнила Ирина. — Остынет.
— Да, — кивнул Олег, радуясь тому, что она меняет тему. — Спасибо.
— На здоровье, дорогой!
Он с грохотом отбросил вилку.
— Перестань!
— А то что? — прищурилась Ирина.
— Ничего, — пробурчал Олег.
Он понял, что здесь надо действовать иначе. Он, конечно, виноват перед ней. Но и она, если подумать, сделала немало для того, чтобы этот разговор состоялся. Поэтому нечего сидеть перед ней, как двоечник перед директором школы, потеть и заливаться краской. Они равны в своей правоте, и все, что ему остается сделать, это выдержать ровный тон и уйти без унизительных сцен. Возможно, ей эти сцены жизненно необходимы, и даже придадут сил в той борьбе, которую предстоит вести. И он ей сочувствует, видит Бог! Но его — увольте. И потом, надо же себя помнить! То, что годится для тридцатилетних, в их возрасте просто смехотворно. Неужели она этого не понимает?
— Я думал, мы договоримся обо всем, как взрослые люди, — пробормотал он, устремляя взгляд в окно, мимо лица Ирины.
— Знаешь, взрослый человек, — сказала жена. — Не думай, что для тебя все это так хорошо закончится.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Олег.
Ирина улыбнулась.
— Не бойся, я не буду тебя изводить своей местью. Наверное, я постараюсь тебя поскорее забыть…
— Ира…
— Подожди. Я закончу. Да. Так вот, не думай, что там… с ней тебя ждет сказка со счастливым концом.
— Ну, зачем ты об этом? — жалея ее, пробормотал Олег.
— Ты ничего не понимаешь в женщинах, смею тебя заверить, — с надменной важностью проговорила она. — А я знаю тебя много лет…
— Да, к сожалению, — брякнул, не выдержав, Дольников.
Ирина осеклась и с такой болью посмотрела на него, что он едва не бросился к ней с мольбами о прощении.
— Вот видишь, — усмехнулась она. — Ты — слабак.
— Что?
Дольников встал со стула, высоко подняв голову, и посмотрел на жену. Она спокойно приняла его взгляд, и снова насмешка блеснула в ее глазах.
Олег ощутил приступ ярости. Оказывается, она смеется над ним! А он вздумал ее жалеть.
— Сколько ей лет? — спросила Ирина.
— Не твое дело, — с ненавистью ответил Олег.
— Надеюсь, она не ровесница нашей дочери?
— Главное, что она не ровесница тебе! — выкрикнул ей в лицо Дольников.
— Сволочь! — с кривой улыбкой сказала жена.
— А ты… — задыхаясь, начал Олег. — Ты…
Внезапно понял, что она добилась своего. Играючи, подвела к самому краю, и он вот-вот готов был сверзиться в пропасть банального скандала и взаимных оскорблений. И все, что он пестует в душе с такой нежностью и надеждой, станет очередной «историей», такой же тривиальной, как сотни и тысячи подобных ей. И все на потеху этой бабе!
Усилием воли взял себя в руки.
— Спасибо за завтрак, — сказал Дольников.
— Доел бы, — ответила Ирина. — Пропадет.
Олег повернулся и вышел из кухни.
«Надо остановиться, — сказал он себе! — Сказано все, что нужно было. И даже лишнее, увы. Но это можно списать на нервы — не каждый день такое случается. И на этом покончено. Теперь необходимо действовать, хладнокровно и целенаправленно. Слова ничего не решают. Только действие.
Но какова Филонова? — подумал вдруг. — Не выдержала, позвонила… Впрочем, может, и не Филонова, в редакции полно стареющих истеричек… Нет, это Филонова. Я со всеми живу мирно, и только ей неймется. Не может простить… Вот и Ирина завелась. Зубами вцепиться была готова. Все они одинаковые!»
Он быстро собрался, на секунду задержавшись в прихожей. В кухне было тихо. Ни единого звука не доносилось. Он опять испугался и почувствовал желание прокрасться на цыпочках и посмотреть, что делает жена.
Внезапно открылась дверь, и дочь настороженно выглянула из комнаты. Она внимательно посмотрела на отца, хотела что-то спросить, но вместо этого только плотнее сжала губы.
— Вот и все, доча, — сказал, криво усмехнувшись, Дольников. — Твое задание выполнено.
— Угу, — не разжимая губ, отозвалась Алина.
В глазах ее мелькнуло замешательство, и снова она напомнила маленького испуганного зверька. Видимо, вести себя как взрослый человек на словах было легче, чем на деле.
Дольников хотел ее приободрить, но не нашел нужного слова. Как всегда, оно придет позже, когда в нем не будет нужды, а пока он смог лишь сочувственно улыбнуться: крепись, мол.
— Ты на работу? — уточнила Алина.
— Да.
Дочь еще что-то хотела спросить, но тут из кухни послышался спокойный голос Ирины:
— Алина, иди завтракать.
— Иду, мама, — отозвалась она и ушла в кухню.
«Пора», — сказал себе Дольников.
Он взял сумку и открыл дверь. Из кухни слышались негромкие голоса — мать и дочь о чем-то разговаривали. Никто его не окликнул, не задержал. Впрочем, наивно было бы на это надеяться. Теперь он сам по себе, они — сами по себе.
«Они, — подумал он. — Я и они. Как странно».
У него вдруг возникло острое желание вернуться в кухню, перевести все в шутку, бухнуться на колени, сделать невесть что, только бы обратить ситуацию вспять, чтобы все осталось, как прежде. И чтобы исчезло это тянущее чувство вины, от которой уже давило сердце и липла мокрой тряпкой к спине рубашка.
Едва удержавшись от этого порыва, он закрыл за собой дверь, ухватился за перила и, ступенька за ступенькой, пошел вниз. Гудел лифт, напоминая, что есть более легкие пути к бегству, но он, как-то враз отупев, тяжело шагал по лестнице, по которой обычно сбегал вниз, гордясь своей легкостью и молодостью.
На улице ему стало легче. Солнце наполняло пространство между домами прозрачным сиянием. Ярко зеленели деревья, для которых все еще продолжалось лето, и люди спешили по своим делам, радуясь этому солнечному утру, обещавшему не менее чудесный день.
«Все хорошо, — сказал себе Олег. — И все уже позади. Ты молодец, справился. И даже скандала избежал. Надо будет рассказать Вадиму… Нет, ему пока ничего не надо говорить. И вообще никому. И Диане тоже. Я сделаю ей сюрприз, и она узнает все сразу. Да, именно так. Сюрприз. Отличная мысль!»
Сегодня он решил взять машину, полагая, что она ему пригодится. Машина стояла в пяти минутах ходьбы на охраняемой стоянке. Включив зажигание, Олег услышал ровный тон заработавшего мотора, и это неожиданно сильно ободрило его. Уже не один! Старый друг, его «форд», которому лет почти столько, сколько Алине, и который давно пора менять, выступил верным союзником, и поддержка этой заслуженной колымаги оказалась удивительно кстати.