сь прежнее праздничное состояние — и до конца дня оно уже его не покидало.
«Верховцев, конечно, сволочь, но не свинья, — убеждал он сам себя время от времени. — Не станет мне гадить. А в женщинах он ничего не понимает — не зря трижды ходил в мужья. Ничему не научился. Пускай говорит, что хочет. Он просто мне завидует. Не надо было их знакомить… Ладно, ерунда. Главное, что Диана со мной — и всегда будет со мной».
Вечером Дольников съездил домой за вещами. Ирина не захотела с ним разговаривать и спряталась в кухне. Алины дома не было. Он набил два чемодана и большую спортивную сумку, и под гробовую тишину, стоящую в квартире, выволок все это в прихожую.
— Ира, я снял квартиру, — сообщил он в сторону кухни.
Немного подождав и ничего не услышав в ответ, осторожно добавил.
— Ключи я пока оставлю у себя. Здесь еще есть мои вещи, мало ли что…
Молчание. Олег пожал плечами и бросил на себя взгляд в зеркало. Выглядел он неплохо, хотя брови были сведены к переносице, а одну щеку виновато повело на бок. Покачав головой, он придал лицу более независимое выражение, подтянул живот, напряг бицепсы, улыбнулся и бодро поднял чемоданы.
— Я пошел!
Не дождавшись ответа, он вышел из квартиры и закрыл за собой дверь, постаравшись сделать это как можно тише, точно вор, покидающий чужой дом.
«Потом я ей позвоню, — думал он, когда с чемоданами на заднем сиденье «форда» ехал к своему новому месту жительства. — Надо многое обсудить. Например, когда подавать заявление на развод? Или как быть с квартирой? Им двоим трехкомнатной многовато, надо бы разменять на двухкомнатную. Если я выручу деньги за размен, будет вступительный взнос на ипотеку. В конце концов, эту квартиру строили в основном за мои деньги, как бы она не расхваливала своего папочку…»
История отношений Дольникова с родителями Ирины была давней и болезненной. Он был родом из Лунинца, в Минске после окончания университета жил по съемным комнатам, по квартирам, нигде подолгу не задерживаясь, поскольку и сам был непостоянен в своих привязанностях, и времена были переходные, неустойчивые. По молодости лет его это мало заботило. Так жили многие, и смысл его тогдашнего существования сводился к ежедневному веселью, к сумасшедшему бурлению крови и шумному зубоскальству в кругу друзей. У него был ранний студенческий брак, который через три года азартной ругани сменился разводом, не оставившим после себя ничего, кроме облегчения и страха перед возможностью повторного кошмара.
Он бы так и жил, год за годом, довольствуясь своей необременительной холостой жизнью, если бы не познакомился с Ириной. На удивление, свое и друзей, он как-то быстро остепенился под ее ласковым, но твердым влиянием и уже через полгода после знакомства понес заявление в загс. И еще до свадьбы начал жить в квартире родителей Ирины, где им выделили крошечную, но отдельную и чистенькую комнатку — детскую его жены.
Тогда же и начались разногласия Олега с отцом и особенно с матерью Ирины, людьми старой закалки, которые в каждом вольном поступке видели угрозу своему существованию. Они не были плохими или злыми. Просто настолько разными, что не находилось ни малейшей надежды на взаимопонимание. Если бы не терпеливость и дипломатические таланты Ирины, Олег бежал бы через месяц. Но как-то они существовали долгие двенадцать лет, пока, наконец, не построили свою квартиру, для оплаты которой Олег годами корпел над грудами статей, выматываясь порой так, что не различал, какая пора года стоит на дворе. Тем не менее, вся заслуга в приобретении квартиры была присвоена родителям Ирины — они продали гараж, чтобы внести первый взнос.
Да, помогли, Олег не отрицал. Но у него кожа начинала зудеть на голове, когда Ирина говорила, что благодаря ее родителям, особенно отцу, полковнику милиции, у них появилась своя, трехкомнатная…
Его отец с матерью умерли давно, ему не было и тридцати. Ушли как-то вдруг, едва не в один год, а вместо них в отцовском доме осталась жить старшая сестра со своей семьей — настоящие оккупанты. С ней Олег поддерживал лишь телефонную связь и давно не появлялся в родном городе. Зачем? Там ему все напоминало о родителях, оставивших его сиротой в том возрасте, когда они еще так были ему нужны.
И родители Ирины не стали для него близкими людьми, куда там! Ирина едва могла упросить Олега съездить два раза в год на дачу, а уж чтобы отмечать вместе Новый год не могло быть и речи.
И вот теперь, получалось, он избавлялся еще и от них. Какая удача!
«Они, конечно, будут настраивать Ирину против меня, — размышлял Олег. — Запретят разменивать квартиру. Еще, пожалуй, на работу мне напишут, по старой памяти. Пусть пишут. Ничего уже не изменить, как бы им того ни хотелось. Все позади. Будем воевать, если потребуется. Они меня не возьмут голыми руками…»
То ощетиниваясь в мыслях, то поддаваясь той легкости, которая его охватила после заселения в новую квартиру, Дольников провел выходные в состоянии опьянения без вина, будто в каком-то полусне-полуяви, веря и не веря тому, что происходит.
Как по заказу, стояла чудесная погода, продлевая и раздвигая лето до безграничных размеров. Обнаружив, что не хватает множества вещей для налаживания нормальной жизни, Олег по нескольку раз на дню выбегал из квартиры и, то пешком, то на машине, мчался в какой-нибудь магазин за покупками. Он купил две подушки и одеяло, постельное белье, шлепанцы себе и Диане, халаты, полотенца, зубную пасту и две щетки, и еще какие-то мелочи вроде шампуня, принадлежностей для бритья, мыла, мочалки. Он носил все это взад-вперед, как белка носит в дупло запасы на зиму, и все время убеждался в том, что многого еще не хватает. Пришлось покупать кастрюлю, сковородки, кружки, нож и вилки — у Татьяны Сергеевны, как выяснилось, ничего этого не было. Поражаясь тому, сколько нужно человеку, Дольников с удивлявшей и радовавшей его самого энергией рыскал по магазинам и рынкам, и все не мог остановиться.
В воскресенье, ближе к вечеру, он как-то со всем этим сладил, и, заполнив холодильник продуктами, вышел на улицу просто пройтись и подумать о предстоящей неделе.
Завтра многое решится в его жизни. Он объявит обо всем Диане, покажет квартиру и тем самым сделает ей предложение жить вместе. Она давно этого хотела, во всяком случае, так казалось Олегу. Верил, что она, по складу своего характера, придет в восторг и от квартиры, и от того, что он, наконец, свободен. Заранее радовался и тихо умилялся, ждал встречи и волновался не на шутку, то репетируя их диалог, то припоминая, все ли купил для того, чтобы она сразу почувствовала себя как дома.
Порой набегали тревожные мысли, и отделаться от них было непросто. Беспокоил долг хозяйке, при том, что денег после всех трат осталось в обрез. Давно Олег не жил в долг, а вот теперь, на старости лет, придется. Но он говорил себе, что на этой неделе — зарплата, еще часть займет и рассчитается с хозяйкой. Зато полгода можно будет жить спокойно, а за это время многое может произойти. Пугала мысль о разводе, о размене, о том, как будут выстраиваться его отношения с Алиной — она стала такой нетерпимой. А потерять ее Олег не хотел, помнил ту нежность, которую испытывал к дочери в детстве, и надеялся, что она еще вернется, как возвращается все хорошее, настоящее…
Он на какое-то время будто проваливался в свои мысли, и слепо шел вперед, не замечая ни зелени деревьев, ни лиц прохожих, ни переходов, по которым пересекал улицы. Затем спохватывался, напоминал себе, что нечего заранее паниковать, что он все делает правильно, а значит, все хорошо будет и впредь, и уверенно шагал вперед, снова улыбаясь прохожим и наслаждаясь погодой.
Он шел по Проспекту, держась теневой стороны улицы и глазея по сторонам с любопытством приезжего. Зачем-то зашел в зоомагазин и долго рассматривал рыбок в многочисленных аквариумах и попугаев в клетках. На добрый час пропал в «Академкниге», ничего не купил, зато отвел душу в листании новых изданий. Посидел на лавочке напротив старого Дома печати, съел шоколадное мороженое. Добрел, все больше замедляя шаг, до Круглой площади — и тут вдруг ощутил такую усталость, что назад вернулся на метро и больше уже никуда в этот день не выходил. Вечер скоротал у телевизора, готовя пельмени и попивая сухое вино, которое купил на оставшиеся деньги.
Подведя ближе к ночи итоги выходных, он честно признался себе в том, что тревоги ощущает все-таки гораздо больше, чем радости. Но это легко объяснялось переменой обстановки, неуверенностью в будущем и шатким материальным положением.
Утешая себя, решил, что к первому скоро привыкнет, второе с помощью Дианы пройдет, а третье — легко поправимо.
«В общем, жить можно, — думал он, устраиваясь на разложенном диване и чувствуя себя так, будто находится в гостинице в чужом городе. — Еще бы диван не скрипел и не бубнил телевизор за стеной…»
На минуту им овладело острейшее желание схватить свои вещи в охапку и бежать отсюда сломя голову. Этот приступ паники испугал и расстроил. Но он опять сумел внушить себе, что это нервы, от одиночества и резкой перемены образа жизни, надо лишь немного потерпеть, и все обязательно устроится.
«Завтра я увижу Диану, а это самое главное, — подумал он, ложась на бок и накрываясь одеялом с головой, как в детстве. — Она поймет и оценит. В конце концов, для кого все это делается?»
Глава четвертая
Диана начала надоедать Олегу с самого утра. Она прямо-таки замучила его расспросами: какой сюрприз он ей готовит? Но Дольников стойко держался, посмеиваясь над ее нетерпением.
— Давай, работай, — ворчливо говорил он. — День впереди. Нечего отвлекаться на всякие пустяки.
— Так значит, это пустяк? — ловила его на слове Диана.
— Ну, не совсем… — пускался в туманные объяснения Олег. — И даже совсем не пустяк. Но тебе пока лучше не знать. Завалишь всю работу.
— Работа, работа! — рассердилась Диана. — Только и слышишь от тебя «работа». Как будто мало работаю. Я, между прочим, в этом месяце уже две нормы выполнила! А в прошлом — три. А в позапрошлом…