«Достоинство и спокойствие, — напомнил он себе. — Не показывать вида. И все. С этим клиентом скоро будет покончено!»
Но все-таки, подгоняемый нетерпением, он вышел из двора и быстрым шагом двинулся по тротуару в сторону сквера. Пересекая по диагонали узкую дорогу, напрягал зрение, издали пытаясь высмотреть Максима.
К этому времени стемнело — в сгущающихся сумерках очертания уже расплывались, и Олег старался увидеть не столько лицо, сколько фигуру. Но зелень в сквере была густая, и он невольно ускорял шаг.
«Где же он? — думал он, вертя головой. — Спрятался за куст? Ах ты, бедный мой зайчик…»
Оставалось пройти совсем немного — миновать ресторан и пересечь еще одну дорогу. Олегу показалось, что он видит впереди Максима — и устремился к нему, ничего перед собой не замечая. Вдруг сильный толчок в плечо едва не сбил его с ног.
— Ты что, не видишь, куда прешь! — заорал высокий парень.
— Извините, — бросил Олег и направился дальше.
— Слышь, ты чего такой наглый? — ощерился незнакомец.
Рядом с ним стоял друг, коротко стриженный, спортивного вида крепыш. Он молча, и, как бы примериваясь, смотрел на Дольникова.
— Я же сказал, извините! — проговорил нетерпеливо Олег, выказывая намерение продолжить путь.
— Засунь свое извинение в… — прорычал высокий.
Он схватил Олега за руку и рванул к себе.
Пытаясь устоять на ногах, Дольников подался назад, неловко изогнувшись, и в этот момент второй парень ударил его кулаком в живот. Он охнул и упал на колени. И тут же его начали безжалостно и умело избивать. Олег повалился на бок, прикрывая голову руками. Но удары сыпались градом, жесткие, расчетливые, и вскоре он почувствовал, что теряет сознание. И когда уже почти отключился, избиение прекратилось.
Какое-то время он лежал неподвижно, боясь пошевелиться. Затем все же открыл один глаз — второй заплыл и ничего не видел — и сделал попытку осмотреться.
Парней рядом не было. Зато в трех шагах от него остановился пожилой мужчина, затем к нему присоединилась женщина с пушистой собачкой. Собирались и другие люди, кто-то пытался помочь.
— Покалечили ни за что человека! — говорил вполголоса пожилой мужчина.
— Негодяи! — отвечал ему звонкий женский голос.
— Совсем народ озверел… — доносилось сбоку.
— Куда милиция смотрит!
Олег с чьей-то помощью сел. Тротуар под ним был холоден и влажен. Он пытался отереть лицо ладонью — рука была в крови. Собачка вертелась рядом и жалобно повизгивала. Хозяйка за поводок подтягивала ее к себе.
— Как вы? — спросил кто-то.
— Ничего… — выдавил он разбитыми губами.
Все тело ныло, каждое движение доставляло боль.
— Надо вызвать скорую! — говорил звонкий женский голос.
— Не надо… — прохрипел Дольников.
— Но вам же плохо! — склонилась над ним женщина. — Возможно, у вас сломаны кости…
— Не сломаны…
— Вызовите скорую! — распорядилась женщина. — Он ничего не соображает.
— Конечно, такой стресс! — подтвердил мужской голос.
— Его чуть не убили. Я сама видела…
Рядом с тротуаром остановилась машина. Олег не сразу обратил на нее внимание, затем заметил ярко-красный борт. Еще не успев ничего сообразить, перевел взгляд выше. Максим сидел за рулем кроссовера и через опущенное стекло смотрел на него. Смотрел пристально и прямо, почти не моргая, смотрел так долго, что, казалось, это никогда не кончится. Затем криво улыбнулся, повернул голову и медленно уехал прочь.
— Вызовите скорую! — продолжал звенеть над Олегом женский голос. — Вы же видите, человеку плохо…
— Не надо скорую! — сказал Олег и рывком поднялся.
Вскрикнув от боли, он едва удержался на ногах. Но ненависть придала сил. Кренясь на один бок, заковылял в сторону дома.
— Видно, одна компания! — услышал он женский голос.
— Вместе гуляли… — ответили ей.
— Не поделили что-то!
— А с виду солидный мужчина…
Забулдыги у подъезда встретили Дольникова встревоженными голосами и вскочили, наперебой предлагая помощь. Кто-то даже протянул бутылку:
— Хлебни!
Но Олег отмахнулся, вошел в подъезд и, хватаясь за перила, пополз наверх.
Отдыхая на каждом пролете, он поднялся на пятый этаж, открыл дверь и вошел в квартиру. И сразу осел на пол — все силы ушли на этот подъем.
Сидел недолго — злоба, душившая его, заставила снова подняться. Опираясь о стену, добрался до кухни, сел на стул. Вылил в чайную кружку остатки водки, выпил залпом, закурил.
Стало чуть легче, избитое тело расслабилось. Он уже определил, что руки и ноги целы, что лицо превратилось в кашу, пара ребер наверняка сломана, а слева отбит какой-то важный орган. Но дышать он мог почти нормально, и ходил почти прямо.
Мыслей особенных не было. Только ярость поднималась такая, что он ни о чем не мог думать, кроме одного: отомстить. Отомстить во что бы то ни стало! А там будь что будет.
Перекурив, Дольников поднялся. За окном было совсем темно, по подоконнику барабанили капли дождя. Он открыл ящик кухонного стола, нашел большой нож — тесак для разделки мяса. Взяв его, снова сел к столу передохнуть.
Телефон лежал перед ним — забыл его перед выходом. Олег вяло подумал о том, что можно было бы сейчас кому-нибудь позвонить. Но — кому? Диана от него отключилась. Верховцев отвернулся. Ирине звонить не будешь, а больше — некому. Можно было набрать Максима — его номер остался в памяти телефона.
«Возможно, он ждет моего звонка, — подумал Олег. — Что ж, пусть подождет. Скоро я буду…»
Плана у него не было. Только доехать до дома, в котором жил Максим, подняться наверх и позвонить в квартиру. А там…
Олег спрятал нож во внутренний карман пиджака, без колебаний пропоров ткань подкладки. Сунул в другой карман мобильный телефон. Он действовал спокойно, почти как робот. Боль убила эмоции, хотелось быстрее добраться до места и выполнить задуманное.
Перед выходом он умылся, затем замер на минуту, рассматривая в зеркале свое изувеченное лицо.
— Славно потрудились, — прошептал он.
И, глянув на себя в последний раз, сказал громко:
— Пора.
Город был пуст и темен. Дождь шел не густо, но так монотонно, что не оставалось надежд на скорое его завершение.
Подгоняемый нетерпением, Олег гнал машину вперед, лишь усилием воли заставляя себя выстаивать положенное время на светофорах. Ненависть ослепляла, он видел перед собой взгляд Максима, его кривую улыбочку — и нога сама жала на педаль газа, ускоряя момент встречи.
«Я тоже посмотрю тебе в глаза, — думал Олег. — Еще как посмотрю! И вряд ли тебе будет до улыбок…»
Чтобы уменьшить риск встречи с автоинспекцией, он поехал не совсем привычным маршрутом, свернув с проспекта Независимости к Комаровскому рынку. Там, то и дело поворачивая, понесся по пустынным улицам, радуясь тому, что никто ему не мешает.
«Ничего, — шептал он себе, — уже недалеко… Главное, чтобы он был дома. Чтобы они оба были дома!»
Почти не снижая скорости, Дольников резко повернул на очередном перекрестке влево, — и вдруг ему показалось, что перед ним на переходе мелькнула фигура ребенка. Не успев ни о чем подумать, он вывернул руль вправо, одновременно нажав на педаль тормоза — и мощный удар швырнул его вперед.
Спас ремень безопасности. «Форд» вылетел на тротуар и врезался в массивную бетонную клумбу.
Выбравшись через пару минут из салона, Дольников увидел, что вся передняя часть машины смята. Лобовое стекло треснуло и частично осыпалось. Из-под капота шел дым.
Удар был такой силы, что тяжелую клумбу сдвинуло и опрокинуло набок. Земля вместе с цветами рассыпалась по асфальту. Поблизости никого не было. Перекресток был пуст, как и прилегающие к нему улицы. Дождь разогнал прохожих, только вдали виднелась пара мокрых зонтиков.
Олег еще немного постоял, ощупывая разбитую о баранку грудь, затем, прихрамывая, пошел прочь.
«Скоро здесь будет автоинспекция, — думал он. — Допрос, обследование на алкоголь, протокол, возня с машиной…»
— Только не это, — шептал он, уходя все дальше от брошенного «форда», — только не это. Не сейчас, только не сейчас…
Он зашел за угол ближайшего дома, спрятался в его тени и выглянул. Возле машины уже стояли два человека, один, кажется, звонил. Задерживаться здесь не имело смысла. Олег направился в сторону дома.
Все было кончено. Ясно, как никогда, он видел всю глупость затеянного. Куда он летел, к чему так рвался? Нож зачем-то взял… Олег вынул нож и зашвырнул его за какой-то забор. Что он хотел сделать этим ножом? Разве хватило бы духу? И что он доказал бы этим своим поступком?
— Глупость, — шептал Дольников, шагая по асфальту и придерживая отбитый бок. — Какая глупость! Что я делаю? Зачем я здесь? Кем я стал?
Он тяжело дышал и садился отдыхать на скамейки на автобусных остановках. Дождь глухо барабанил по крышам, прыгал по лужам, шумел в листве деревьев. Людей было мало, никто не смотрел друг на друга. Отдохнув, Дольников шел дальше, во что бы то ни стало стремясь добраться до своего дома. Дождь насквозь промочил его, тек струйками по лицу, но он не замечал этого, поглощенный болью и острым желанием поскорее все закончить.
Сокращая путь, он шел дворами, и в одном из них присел под детским грибком, переводя дыхание и боясь, что не хватит сил дойти до дома. На такси деньги не взял, да и не полез бы сейчас в машину. Любой контакт с людьми казался мучительным. Он был рад, что идет дождь, а улицы пустынны. И что он может оставаться на них совершенно один — это было единственное, чего ему сейчас хотелось.
Дворик, в котором он сидел, освещался двумя фонарями. И вдруг, бросив взгляд на заросли кустов, окаймлявших площадку, Дольников замер. В переплетении веток и листьев, темных, мокрых, освещенных тусклым светом фонарей, он увидел картину дочери, ту самую, которая висела у нее на стене.
«Она назвала ее «Дождь», — вспомнил Дольников. — Боже, как точно она это изобразила! Но откуда знала… Господи, девочка, как ты талантлива! Я же не понимал, понятия не имел… Я ничего не знал! Прости меня, милая, прости…»