Курьер уже подумал, что Рожкова спустилась к нему одна, когда в помещение вошёл её супруг. Он был точно в той одежде, что и в прошлый раз. В красных спортивных штанах, да фиолетовой футболке с нечитаемой надписью. На ногах оранжевые сланцы. Он также остановился в проходе, перегораживая его своим медвежьим телом.
– Ну, что, живодёр, как тебе три дня без еды? – поинтересовалась Рожкова, подходя к столу.
Она поставила на него пакет, достала пластиковый контейнер и тарелку, принялась перекладывать еду.
Артём не догадался, что обращались к нему. Сам себя назвать живодёром он никак не мог. Комаров убивал. Других докучавших насекомых, бывало, приходилось прихлопнуть. На этом его живодёрский опыт заканчивался.
Опьяняющий запах пищи по помещению расползся настолько сильный, что живот скрутило от голода. Пахло варёной курицей и картошкой. Слюни начали выделяться с такой интенсивностью, что могли затопить подземное сооружение.
– Боже, чего молчишь, живодёр проклятый? – повернулась к пленнику бывшая преподаватель колледжа с ложкой в руках. – Тебе без еды нормально, да? Господи, так я тебя могу реже кормить! Чего еду на тебя переводить, да? – в её и без того мерзком, каркающем голосе без труда слышалась издёвка, которой пожилая женщина откровенно наслаждалась.
– Сколько я уже здесь? – спросил Артём, глядя на мясо, которое уже находилось на тарелке, а картошка ещё в пластиковом контейнере.
– Боже, да какая тебе разница?! – хмыкнула Любовь Григорьевна. – Сколько он уже здесь, Петя? – поглядела на супруга. – Дней тридцать уже, да?
Медведеподобный старик никак не отреагировал. Впрочем, его реакция и не требовалась.
– Да, точно, – продолжила она. – Тридцать дней. Десятого ты обидел Егорушку, а сегодня как раз десятое. Ровно тридцать дней.
У Артёма на несколько мгновений перехватило дыхание. Не рассчитывал он на подобную цифру. Ему казалось, что в заточении провёл от силы дней пять.
– И что, меня никто не ищет?! – вырвалось у него.
Рожкова, уже повернувшаяся чтобы накладывать еду, заливисто расхохоталась. Её смех чем-то напоминал карканье вороны, которую придушили. Улыбнулся даже Пётр.
– Господи, какой идиот! – отсмеялась, наконец, Любовь Григорьевна. – Ищут его… Да кому ты нужен?! Я ж тебе с самого начала сказала, что мужчины от восемнадцати и до пятидесяти пяти – самые беззащитные. Они только всем должны и всем обязаны. Господи, заруби себе на носу, что тебя никто искать не будет! Слышишь? Ты не первый моральный урод, попавший в эти стены. И никого из вас не искали. По крайней мере, мы об этом не знаем.
– То есть я, который защищался от напавших на меня уличных псов, моральный урод! А вы, которые похищаете людей, убиваете их, расчленяете, скармливаете собакам – нормальные?! – неожиданно взбушевался ураган в душе курьера. – Ты ничего не перепутала, зоошиза? У тебя же шарики за ролики заехали из-за собак!
Рожкова уже переложила всю еду на тарелку. Звякнула брошенная ложка. Бывшая преподаватель колледжа медленно повернулась. Её ноздри раздувались. К лицу прилила кровь. Глаза сощурились. Она упёрла руки в бока. Глаза прожигали пленника.
– Ты как со мной разговариваешь, сопляк?! Тебе кто позволял так говорить со старшими?! Вот поэтому ты собачек и обижаешь, потому что ты кусок дерьма, которое возомнило себя человеком! Как ты меня назвал? Зоошиза? Я зоозащитница! Понял, урод моральный? Я помогаю несчастным животным выжить!
– Что?! Ты зоозащитница?! Зоозащитники, настоящие любители животных, спонсируют приюты, спасают редкие виды, помогают природе и диким животным. Такие как ты, на голову больные зоошизики, сконцентрированы только на собаках с помойки и подвальных кошках! Ты не помогаешь животным выжить! Ты плодишь бездомные агрессивные стаи! – Артём не понимал, что на него нашло, но остановиться уже не мог. – Ты же ненавидишь людей! Вас, чокнутых зоошизиков, по этому качеству и можно опознать! Для тебя собаки – это вершина эволюции. А люди – это всего лишь обслуга для собак. Ты не видишь, что ты творишь?! Ты меня покалечила! Ты мне ноги отрезала! Ты людей убиваешь и скармливаешь их псам! Ты вообще понимаешь, что ты творишь?!
– Господи, какой же неблагодарный подонок! – покачала головой Рожкова, скривившись так, будто на гигантского таракана смотрела. – Кормишь его, кормишь, а вместо благодарности слышишь такое… Ты мерзок и отвратителен! Господи, какая же ты мразь! – она вынула из-под футболки крестик, поцеловала изображение распятого Христа. – Собачки на улице появляются, потому что их туда выкидывают такие как ты, моральные уроды. Им сложно и тяжело. А я просто помогаю стать им счастливыми. Господи, да чего я тебе объясняю, живодёру проклятому?! – безнадёжно махнула она рукой.
– Ты людей убиваешь, гадина ты старая! – уже не на шутку распалился Артём. – До тебя не доходит что ли?!
Любовь Григорьевна хмыкнула, поведя плечами.
– Людей?! – приподняла она левую бровь. – Лучше бы люди умирали в таких количествах, как бедные собачки, которых выкинули на улицу! Я вообще считаю, что за каждую пёсью жизнь надо взрывать детский садик. Днём. Когда там все. Чтобы как можно больше подыхало малолетних выродков. Только так, а не иначе, можно заставить прислушаться таких как ты, моральных уродов и живодёров, к боли и мукам, которые испытывают несчастные собачки.
Несколько мгновений курьер и бывшая преподаватель колледжа глядели друг другу в глаза. Артём не понимал, как нормальная с виду женщина, могла вслух произнести подобное?! Не может ведь умственно здоровый человек говорить такие вещи?
В следующий миг Артём понял, что судил по внешности, тогда как надо судить по логичности поступков. Это вообще самая большая ошибка – по внешности оценивать разум индивидуума.
– Не может умственно здоровый человек подкармливать бродячих кошечек-собачек, ссылаясь на жалость, – подумал вслух Артём. – Это как подкармливать крыс в подвале, прикрываясь состраданием. Отличие исключительно в том, что кошечки-собачки милые, а крысы нет. Лишай, глистов и бешенство одинаково передают все.
– Я, конечно, не любительница кошек, но они-то тебе что сделали, живодёр проклятый? – приподняла Рожкова левую бровь. – Ты уже вообще рехнулся в своей ненависти к животным? На кошек решил нападать?
– Да потому что все эти подвальные кошки блох переносят!
– Господи, что ты за бред несёшь? – покачала головой Любовь Григорьевна. – В подвалах живут земляные блохи!
– А чем они питаются, эти земляные блохи? Не кровью ли кошечек? – Артём понимал, что для любого здравомыслящего человека ответ очевиден.
– Блохи питаются комарами и чем-то там своим! – с раздражением ответила Рожкова.
– Кровью питаются блохи! – сказал Артём. – Уж в таком возрасте надо бы это знать. Кровью этих самых кошечек, которых подкармливают городские дьяволы наподобие тебя! Якобы из жалости подкармливают, а на самом деле, вы настолько ненавидите людей, что даже не думаете, какой вред можете причинить окружающим! Эти самые подвальные блохи, питающиеся милыми кошечками, столько дряни переносят, что и сосчитать сложно! Только энцефалит и сибирская язва чего стоят! А ведь там ещё и бруцеллёз и дипилидиоз. Европа когда-то именно от блох и вымирала. Блохи чуму и передавали, если ты не знала!
– Боже, чуму крысы переносили! – с ехидной интонацией заявила бывшая преподаватель колледжа. – Блохи не живут на человеке!
– Чуму блохи переносят! Просто в средние века было много крыс, на которых блохи тоже живут. И там, где появлялась крыса – появлялись блохи. На человеке-то эти насекомые не живут, но кусать – кусают. И передают кучу всякой гадости! Множество неизлечимых болезней ребёнок способен подхватить именно в дворовой песочнице, куда нагадила бродячая подвальная кошечка, подкармливаемая городскими дьяволами – такими же на голову больными зоошизиками, как ты.
– Господи, ну сдохнет очередной мелкий выродок, ну и ладно, – пожала плечами Любовь Григорьевна. – В чём проблема-то?
– Какая же ты мразь! – невольно повторил Артём недавние слова похитительницы, обращённые к нему.
– Боже, а ты чего стоишь?! – каркнула на мужа Рожкова. – Тут какой-то недоразвитый обзывает самыми грязными словами твою жену, а ты стоишь?! Господи боже мой, что за мужики пошли?!
Без единого слова Пётр двинулся к пленнику. В этот момент он ещё больше напоминал медведя – грузностью, скоростью, равнодушным взглядом. Артём успел спустить ноги с тележки для перевозки больных. Даже руки поднял, словно всерьёз собирался драться.
В следующий миг старик коротко взмахнул рукой. Курьер почувствовал удар в челюсть. Мир перед глазами крутнулся, а после померк.
***
Сознание возвращалось долго. Вначале Артём понял, что лежал. Решил, что на тележке для перевозки больных. Однако ноги покоились на возвышенности. Вернулось зрение. По глазам ударил свет люминесцентной лампы. Только находилась она теперь под другим углом. И дальше. В следующий момент по голове словно молотом ударили. Боль оказалась настолько острой, что затошнило. Курьер крепко-крепко зажмурился, стиснул зубы. Несколько долгих минут приходил в себя. Постепенно сознание начало проясняться и он понял, что медведеподобный старик легко и непринуждённо отправил его в нокаут.
В ноздри ворвался запах варёной курицы и картошки. От этого затошнило ещё сильнее. Артёма не вырвало только потому, что желудок много дней пустовал.
Постепенно курьер пришёл в себя. Голова продолжала раскалываться, точно переспелый арбуз, но Артём к этому немного привык. С трудом сел, спустив ноги с перевёрнутой тележки. Судя по всему, после удара, он упал, перевернув и её. Стариков в помещении уже не было. Висела тишина, нарушаемая лишь лёгким плеском подземной реки. Пища лежала на полу рядом со столом.
– Да пошла ты! – полушёпотом произнёс курьер и тут же скривился.
От собственного голоса голова разболелась сильнее. Ни о какой еде не хотелось даже думать. От её вида подташнивало. Ни о каком перемещении в пространстве не мыслилось. Мучила жажда, но Артём понимал, что не су