И услышала в ответ:
– С чего ты взяла? Ты так и не изменила своего мнения, пока я тебе не показал, что все было бы хорошо. Хотя, это неважно. Я Собиратель – собираю жизни, брошенные добровольно. Ты выбросила свою жизнь. Ты не ценила ее, а я знаю цену каждому дню. И твои непрожитые дни мне тем слаще, чем тебе горше с ними расставаться. Я проживу дольше на твою непрожитую жизнь. Твою и других дураков, что выкидывают ее. Впереди меня ждет бесконечность. Тебя тоже. Только ты будешь вечно подниматься по лестнице, радуясь, а потом плакать в ужасе у собственного гроба. А теперь прощай, у меня новый клиент.
Лиля вновь поднималась по лестнице на свой этаж…
Юрка забрался на табуретку. Давясь пьяными слезами, надел на шею петлю. Он докажет Свете, как любит ее. Пусть она поплачет, пожалеет о том, что бросила. Пусть ей тоже будет плохо... Хуже, чем ему сейчас, ведь он-то ни в чем не виноват, а ее пусть терзает совесть за его смерть. Последний раз взглянул на фотографию любимой и шагнул вперед. С фотографии на столе за ним пристально наблюдали зеленые светящиеся глаза.
– Странно, у Светки ведь глаза серые, – подумалось ему в последний момент.
Геннадий Лагутин: Истребок
К моему читателю
Я рассказываю только о том, что сам видел своими глазами. Или слышал своими ушами. Или мне рассказывал кто-то, кому я очень доверяю. Или доверяю не очень. Или очень не доверяю. Во всяком случае, то, что я пишу, всегда на чем-то основано. Иногда даже основано совсем ни на чем. Но каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с теорией относительности, знает, что "ничто" есть разновидность "нечто", а "нечто" – это тоже что-то, из чего можно извлечь кое-что. Вот и извлекайте.
Когда ты работаешь в редакции газеты, будь готова ко всему. Будь готова, что, уйдя утром на работу, вернешься на следующий день, а, может, и через несколько дней. Будь готова к тому, что вдруг придется ехать в какое-нибудь Кудыкино, которое от твоего дома расположено в десятках километров. И все только потому, что в этом самом Кудыкине живет какой-нибудь чудик. И это чудик, который отчебучивает нечто такое, отчего потом газету с описанием этого самого отчебученного читают с открытыми ртами.
Я не жалуюсь, потому что сама придумала такую рубрику – "Чудики", которую вела вот уже полгода, отчего считала себя прожженным писакой, отпетым журналистом и вообще гением, без ложной скромности. Если добавить к этому, что весь мой журналистский стаж измерялся этими самыми шестью месяцами, вам станет понятно, что была я наглая, напористая и самоуверенная.
А еще у меня были "колеса", которые в простонародье звались "копейкой". Это позволяло мне чувствовать свою независимость и мчаться сломя голову туда, где наклевывается очередной материал для статьи из вышеупомянутой рубрики.
Эту автомашину отдал мне мой чудный дед. Он заявил, что на ней можно еще лет двадцать ездить спокойно, хотя, по моему размышлению, машина была уже в глубоко пенсионном возрасте. Во всяком случае, когда я появилась на свет, дед уже лихачил на ней. Был он мастер на все руки и машину содержал идеально, так что была она безотказной. Вот такая преамбула к началу моего рассказа.
Итак, как поется в какой-то оперной арии: "Я начинаю!" Начинаю рассказ.
Место действия – шоссе. С него, через два километра, я должна съехать на грунтовку и потом ползти десяток километров до этого самого села Кудыкина. Там живет местный Королев, который во дворе своего дома строит из старых металлических бочек космическую ракету на фотонной тяге.
Значит, я за рулем. Моя "Антилопа" бежит отменной рысью, все идет прекрасно. Наконец поворот, я съезжаю на грунтовку, и начинается тряска такая, что лязгают зубы. "Антилопа" скрипит, скрежещет всеми своими частями, но движется уверенно. Это позволяет мне иногда отрывать взгляд от дороги и смотреть вокруг. Справа – пологий склон, поросший густым разнотравьем. И наверху, на фоне голубого с облаками неба, пасется конь – прекрасный белый конь с длинным хвостом и гривой. Ну, сказочный конь!!! Я неравнодушна к лошадям. Вот так бы и побежала к нему погладить его белую гриву. Эх, некогда!
Подъезжаю к маленькой рощице, где дорога раздваивается и вдруг…моя "Антилопа" чихает, мотор глохнет. А автомобиль по инерции катится во внезапно наступившей тишине. Растерявшись, я забыла нажать на тормоз и двигалась вперед, медленно теряя скорость, пока машина не остановилась сама собой.
Приехали! Клацнула туда-сюда ключом в зажигании. Ничего. Зачем-то передернула рычаг передач, вытянула подсос, снова повернула ключ – ничего. Финиш!!!!!
Я вышла из машины, обошла ее вокруг. Вспомнился анекдот, как ремонтировать машину: похлопать дверью, постучать по колесам… только мне не до анекдотов. Одна надежда – появится машина – просить шофера о помощи. Сама я в устройстве авто – ни бум-бум!
Ситуация была пикантная. Скоро ли появится помощь и появится ли вообще? Я же была не на шоссе федерального значения, а на проселочной дороге. Не уверена, что автомашины здесь встречаются часто. Выхода другого не было. Оставалось только ждать.
Хорошо, что среди всякого хлама на заднем сидении своей "Антилопы" я обнаружила три сладких сухаря в пакете. Не замечали, что стресс снимается усиленным питанием? Имейте это в виду, вдруг пригодится.
Итак, я сидела в автомобиле, грызла сухарик и размышляла о превратностях судьбы. Прошло часа полтора, сухари были съедены. Стресс снова стал забирать меня в свои лапы. И тут боковым зрением я увидела какое-то движение в зеркале заднего вида.
Увы! Это была не автомашина. Сзади приближалась транспортное средство, именуемое телегой, которую влекла за собой гнедая лошадка. Лошадью управляла русоволосая девчонка, может, одного со мной возраста. Поравнявшись с машиной, девчонка сказала: "Тпррррууу!!!"
Телега остановилась.
Мы стали молча разглядывать друг друга. Девчонка была как девчонка, обыкновенная, в стареньких джинсиках, кроссовках и клетчатой ковбойке с закатанными рукавами.
– Привет! – сказала она. – Загораем?
Что мне оставалось делать, кроме как подтвердить это кивком головы.
– Понятно-о-о! – протянула она. – И что дальше?
Я объяснила ей весь трагизм своего положения: мне нужно в Кудыкино, а тут такая беда. Поразмышляв чуток, девчонка заявила следующее:
– Машины ты можешь здесь вообще не дождаться, а потому закрывай свою тачку, прыгай в телегу, и поехали.
– Куда? – глупо спросила я.
– Ко мне в Некудыкино. Тут недалеко, за рощицей. Если папка мой на месте – вернемся, и он твой аппарат отремонтирует в секунду.
– А машину бросить???
– А что ей сделается? Впрочем… мы ей охранную грамоту сообразим. Листок бумаги и карандаш найдется?
Бумага нашлась, нашлась и ручка. Приткнув бумажонку на капот, девчонка крупными буквами написала: "Машину не трогать!"
Внизу в качестве подписи она начертала странное слово "истребок".
– А… что это значит – истребок? – не удержалась я от вопроса.
– Так отца моего кличут в округе, – пояснила она.
– Ястребок? – переспросила я, думая, что девчонка ошиблась.
– Нет. Истребок! Не бойся, теперь твоя тачка неприкосновенна! – подсунула она листок под стеклоочиститель ветрового стекла.
Все еще терзаясь сомнениями, я полезла в телегу. Выбора у меня не было.
Дорога до Некудыкина действительно не заняла много времени. Пока мы тряслись в телеге, Оля – так звали девушку – рассказала, что она студентка, учится на экономиста, мечтает о престижной работе. Сейчас она у отца на каникулах, очень любит сельское хозяйство и, может быть, станет фермершей, если получится. Одним словом, мы быстро познакомились.
Бывают лица, что, увидев их один раз, уже не забудешь никогда. Именно такое было у отца Ольги. Лет ему, на вид, было под пятьдесят; высокий, волосы темные, заметно подернутые сединой. Поражало лицо цвета мореного дуба и серо-стальные глаза с пронзительным взглядом. Какой-то прицеливающийся взгляд, как у снайпера, наверное. Ему бы техасскую шляпу, кольт в руки – и вот вам готовый герой американского вестерна, суровый и беспощадный.
Однако пока Ольга рассказывала ему о моем приключении, я с удивлением заметила, что цвет его глаз неожиданно изменился, посветлел, лицо смягчилось, и на губах чуть забрезжила улыбка.
– Фрол Матвеевич, – протянул он мне руку. Я назвала себя.
Он кивнул и сказал:
– В дом проходите, обедать будем.
"Господи, какой обед?! Мне ехать надо, с машиной помогите!" – закричало у меня все внутри, но наружу так и не вырвалось. Я почувствовала, что лучше не спорить.
Обстановка в доме была обычная, ничем не примечательная. В своих поездках я повидала много таких домов в деревнях. Меня усадили, хозяин присел тоже, а Ольга принялась накрывать на стол.
– За хозяйку у меня Олюшка, – глухо сказал Фрол Матвеевич, – а когда нет ее, сам хозяйствую.
Где жена Фрола Матвеевича, расспрашивать не надо было, на стене висел портрет миловидной женщины в траурной рамке.
Я огляделась. На другой стене висело ружье. Я не большой знаток оружия, но такого я еще не видела никогда. Трехствольное, два ствола внизу, один – сверху. И видно, что оружие старое. Воронение уже стерлось от времени, приклад побелел.
-„Блюксфлинт“ 1915 года, – предугадал мой вопрос хозяин. Я с ученым видом знатока покивала головой и краем глаза увидела легкую усмешку хозяина.
Ладно. Приеду домой, перерою все справочники, но буду знать, что такое „Блюксфлинт“ и с чем его едят.
Открылась дверь, в комнату вошла Ольга, держа обернутый полотенцами чугунок, и поставила его на стол.
Она сняла крышку…, и в комнате запахло так, что мой желудок стремительно наполнился желудочным соком. Не просто наполнился, а стал усиленно булькать…