Городские легенды — страница 52 из 85

— Тонет, — говорит старуха. — Луна тонет.

Я вглядываюсь в очертания, которые проступили сквозь поверхность, и вижу в воде женщину. Ее волосы распущены, они колышутся вокруг ее лица, словно корни водяной лилии. Огромный камень придавливает ее тело, так что она видна только от груди вверх. Плечи у нее слегка покатые, шея тонкая, с лебединым изгибом, только не такая длинная. Ее лицо спокойно, как во сне, но ведь она под водой, и я знаю, что она мертвая.

Она похожа на меня.

Я поворачиваюсь к старухе, но не успеваю сказать и слова, как вокруг все оживает. Тени отделяются от деревьев, поднимаются из болотных бочагов, расплывчатые пятна темноты превращаются в тела с головами, руками, ногами и бледными, горящими угрозой глазами. Старуха тянет меня за собой на тропинку.

— Просыпайся скорее! — кричит она.

И щиплет меня за руку — сильно, с вывертом. Я чувствую боль. И тут же сажусь в своей постели.

5

— А синяк у тебя остался? — спросила Джилли.

Софи покачала головой и улыбнулась. На Джилли в этом смысле всегда можно положиться. Кто еще, кроме нее, станет искать чудо в любой ситуации?

— Нет конечно, — ответила она. — Ведь это был просто сон.

— Но...

— Подожди, — перебила ее Софи. — Еще не все.

Вдруг что-то прыгает на стену между ними, девушки вздрагивают, но тут же понимают, что это всего лишь кот.

— Глупый котище, — говорит Софи, когда зверь подходит к ней и тычется лбом в ее руку. Она гладит его.

6

Следующей ночью я стою возле окна и смотрю на улицу, как вдруг у меня за спиной раздается какой-то шорох. Я поворачиваюсь и обнаруживаю, что я уже не у себя дома. Передо мной старый амбар, груда соломы у стены напротив. Зажженный фонарь покачивается под потолком, в воздухе приятно пахнет пылью, кто-то — корова или, может быть, лошадь вздыхает в дальнем стойле.

А еще я вижу парня, он стоит прямо под фонарем, шагах в шести от меня, и ничего не делает, просто смотрит. Он так хорош — упасть не встать. Не дохляк, но и не гора мышц. Лицо открытое, дружелюбное, улыбка широкая, а глаза такие, что умереть от зависти можно: длинные мечтательные ресницы и зрачки цвета фиалок. Волосы густые, длинные, закрывают шею, челка так низко спускается на глаза, что мне тут же хочется протянуть руку и взъерошить ее.

— Прости, — говорит он. — Я не хотел тебя испугать.

— Я не испугалась, — отвечаю я.

И это правда. Наверное, я уже привыкла прыгать во сне туда-сюда. Он улыбается. Говорит:

— Меня зовут Джэк Ворон.

Не знаю почему, но я вдруг почувствовала слабость в коленках. Хотя кого я обманываю? Знаю.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он.

Я рассказываю ему, как стояла в своей квартире у окна, глядя на луну, но тут же вспоминаю, что несколько вечеров тому назад проводила последнюю четверть, а значит, не смогла бы увидеть ее сегодня.

Он кивает.

— Она тонет, — говорит он, и тут я вспоминаю вчерашнюю старуху.

Я смотрю в окно и вижу болота. Там темно и жутко, далекого света от женщины в пруду, который был вчера ночью, больше нет. На меня нападает дрожь, но Джэк оказывается внимателен и заботлив. Он снимает с опорной балки амбара одеяло, накидывает его мне на плечи. Его рука тоже ложится на мои плечи, чтобы удержать одеяло, и остается там. Я не возражаю. Я опираюсь на него так, будто мы всю жизнь были вместе. Это странно. Мне спокойно, хочется спать, и все же я возбуждена как никогда.

Он смотрит в окно вместе со мной, его бедро прижато к моему, рука приятно давит мне на плечи, тело излучает тепло.

— Бывало, — говорит он, — Луна ходила по болотам всю ночь, пока не уставала так сильно, что ее свет угасал. Тогда она оставляла этот мир и уходила в другой, говорят, что в Страну фей или, по крайней мере, туда, где темнота не прячет кикимор и боглов, молодела и возвращалась. Три ночи проходили без нее, зло правило во мраке, но потом лунная лампада зажигалась вновь, свет становился ярче, призраки обращались в бегство, и мы, покончив с дневными заботами, опять шли друг к другу в гости.

Он прижимается щекой к моим волосам, его голос становится мечтательным.

Я вспоминаю, как моя мама рассказывала о том, что Луна в эти три дня живет другой жизнью. Что время в Стране фей течет иначе, и потому наш день там может оказаться целым месяцем.

Он молчит, потом добавляет:

— Интересно, скучают ли по ней в том мире.

Я не знаю что сказать. Но потом понимаю, что в этом разговоре отвечать необязательно.

Он поворачивается ко мне лицом, опускает голову, и вот мы уже смотрим друг другу в глаза. Я тону в его фиалковых зрачках, и вдруг я в его объятиях, и мы целуемся. Понемногу, шажок за шажком, он подводит меня к охапке соломы у стены. Мы ложимся на одеяло, и я радуюсь, что на мне длинная юбка и крестьянская блузка, потому что их легко снять.

Его руки и губы такие нежные, они касаются меня легко и мягко, точно крылья мотылька. Не знаю, как описать то, что он со мной делает. Вроде бы то же самое, что и мои прежние любовники, но у него это получается совсем иначе, меня охватывает жар, кожу жжет и покалывает от скрытого огня, который вспыхивает глубоко между ног и пробегает по жилам.

Я слышу свой стон, Джэк входит в меня, жарко дышит мне в ухо. Я чувствую тяжесть его тела, вдыхаю его запах. Мои бедра скользят по его бедрам, наши тела только настраиваются на тот самый совершенный ритм, как вдруг я просыпаюсь в своей постели, вокруг меня обвилась простыня, рука между ног, палец на том самом месте, двигается вверх и вниз, вверх и вниз...

7

Софи умолкает.

— Жестко, — поизносит Джилли минуту спустя.

Софи смущенно усмехается:

— Да уж знаю. Я и сейчас-то едва на месте сижу, стоит только вспомнить. А уж в ту ночь — я была так распалена, когда проснулась, что даже думать не могла. Так и продолжала, пока не кончила, а потом лежала, выжатая как лимон. Пошевелиться сил не было.

— У тебя ведь, кажется, знакомый есть, по имени Джек Кроу[33]? — спросила Джилли.

— Да, он еще салон татуировок на Палм-стрит держит. Я с ним пару раз встречалась, но... — Софи пожала плечами, — ты знаешь. Ничего не вышло.

— Да, верно. Ты мне говорила, что его, кроме татуировок, ничего не интересует.

Софи покачала головой, вспоминая:

— Да, он предлагал мне татуировки в интимных местах сделать, чтобы знали только я и он, и никто больше. О Господи.

Кот распластался у нее на коленях, головой к животу, и задремал. Глубокое звучное мурлыканье волнами исходило от него. Софи оставалось только надеяться, что блох у него нет.

— Но парень из моего сна был вовсе не похож на Джека, — сказала она. — И к тому же его зовут Джэк, через "э".

— Что это за имя такое?

— Нормальное имя, из сна.

— Ну а потом ты его встречала, на следующую ночь?

Софи покачала головой:

— Нет, хотя не из-за отсутствия интереса.

8

На третью ночь я оказалась в домике, крохотном, прямо как из сказки. Повсюду развешаны пучки трав, очаг кажется огромным, особенно для такой маленькой комнаты, в нем черные железные горшки, чайник стоит прямо на камнях, толстые домотканые половики под ногами, аккуратно заправленная узкая кровать в углу, часы в простенке у двери, грубо сколоченный деревянный стол и пара стульев — у закрытого ставнями окна. Старуха как раз сидела у стола.

— Вот и ты, — сказала она. — Я тебя прошлой ночью искала, но не нашла.

Я так привыкла к этим ночным делам, что уже не пугаюсь, а принимаю все как должное, правда, на этот раз я немного разочарована тем, что оказалась здесь, а не в амбаре.

— Я была с Джэком, — говорю я, и старуха хмурится, но молчит.

— Ты его знаешь? — спрашиваю я.

— Слишком хорошо.

— С ним что-нибудь не так?

Я чувствую, как при одном упоминании его имени меня снова начинает бросать в жар. По-моему, с ним все очень даже в порядке.

— Не стоит он доверия, — говорит наконец старуха.

Я трясу головой:

— Мне кажется, он не меньше вас беспокоится из-за той женщины, которая утонула. Он мне про нее рассказывал: и как она уходила в Страну фей, и все прочее.

— Никогда она у фей не бывала.

— А куда же она уходила?

Теперь старуха трясет головой.

— Слишком много вороны каркают, — ворчит она, и я теряюсь в догадках, кого она имеет в виду, одного Джэка или все воронье племя? Неужели Джэков может быть много?

У меня даже мурашки бегут по коже. Я рядом с ним одним плохо соображаю; а если их окажется несколько, то у меня, пожалуй, и вовсе предохранители полетят, и я просто растаю, как Снегурочка.

Но старухе я ничего такого не говорю. Джэк будит и доверие, и желание, чего о вас, бабушка, не скажешь.

— Ты нам поможешь? — говорит она вместо ответа.

Я сажусь напротив нее за стол и спрашиваю:

— О чем вы?

— О Луне, — отвечает она.

Я трясу головой:

— Не понимаю. Вы про ту женщину, которая утонула в пруду?

— Утонула, — говорит старуха, — но не умерла. Пока.

Я начинаю спорить, но тут до меня доходит, где я. Это же сон, а во сне может случиться что угодно, разве нет?

— Только ты можешь разрушить чары боглов, — говорит старуха.

— Я? Но...

— Завтра, когда будешь ложиться спать, положи в рот камешек, а в руку возьми ореховый прутик. Может статься, ты окажешься у меня, а может, и со своим Вороном, но, как бы то ни было, молчи, не говори ни слова. Иди на болото и не останавливайся до тех пор, пока не найдешь гроб, а на нем свечу, тогда скоси глаз, и очутишься там, куда я тебя водила давеча.

Она умолкает.

— И что я должна сделать потом? — спрашиваю я.

— То, что надо.

— Но...

— Я устала, — говорит она.

Она машет на меня рукой, и я опять просыпаюсь в своей постели.

9

— Ну и? — не терпелось Джилли. — Ты это сделала?