и генерала Помойкина». Герби, Клиффу и Теду разрешили пропустить построение перед обедом, они вошли в столовую с опозданием, и сидящие за столами непроизвольно грянули хором:
Колбаса трясется,
На кляче к нам несется.
Ура, генерал Помойкин!
Но у Герби не было сил обижаться. Он плюхнулся на стул, радуясь больше отдыху, чем еде, и в продолжение почти всего обеда клевал носом.
Как ни странно, во второй половине дня мальчик ожил. Суставы вновь обрели гибкость, взор прояснился, и Герби шутками подбадривал своих товарищей. Работник оставил Герберта за старшего, а сам отправился выполнять другие обязанности и, когда вернулся через два часа, с удивлением обнаружил, что салазки уже проложены до самой воды. Потом пришлось делать нудную работу: сбивать доски и крепить их к земле; за этим скучнейшим занятием и застал ребят сигнал к ужину. Герби пошел в свою хижину – переодеться, – еще чувствуя прилив сил, но стоило ему присесть на кровать, чтобы снять носки, как он тотчас повалился на бок и уснул. Его «второе дыхание», этот магический всплеск бодрости, который природа посылает нам в отчаянных положениях, иссякло. Ребята едва сумели растолкать Герби. Дядя Сид поступил неожиданно мудро и оставил работягу в покое. Герби проспал на одном боку до полуночи и проснулся от зверского голода и жажды. При свете луны он прокрался в столовую и принялся рыскать по темной кухне, пока не наткнулся на длинную буханку хлеба, которой хватало за общей трапезой на целую хижину. Герби уплел всю буханку без остатка, запив шестью стаканами воды из крана, и решил, что на свете нет ничего вкуснее хлеба и воды. Потом возвратился в хижину, разделся и проспал мертвецким сном до подъема.
Новый день трудяга встретил посвежевшим и с лег костью в руках и ногах, но в плохом настроении. Погода стояла душная. С самого утра Фелисии стало дурно от жары, и она бросила работу. Элмер Бин и трое мальчишек продолжали строить горку, невзирая на струящийся со лба пот, взмокшие спины и скользкие ладони. Никогда еще Герби не трудился так самоотверженно. Он с благодарностью открыл для себя, что работа есть та самая Река Забвения, о которой пишут в книжках и которая, стоит окунуться в нее, стирает из памяти прошлое, хотя бы и ненадолго.
В глубине души Букбайндеру было стыдно за кражу, положившую начало его грандиозному предприятию. На первых порах Герби оправдывал свой поступок намерением написать записку; но он забыл оставить записку. По той же ребяческой логике, будто воровство с пояснительной запиской вовсе и не воровство, теперь его больно покалывало предчувствие зловещих последствий. Он пробовал успокоить себя тем, что вернет деньги и снимет с души грех, но до тех пор считал себя грешником. Не падет ли на него гнев прежде, чем будет достроена горка? Представится ли ему возможность выплатить деньги? Эти мучительные мысли пришли ему в голову, как только утром он открыл глаза, и преследовали, пока он не явился на склон к Элмеру. Тут надо было стучать молотком, пилить, подносить материалы, возиться со смазкой, – и они отступили.
Во второй половине дня горка была готова к первому пробному спуску. У верхней части смазанных салазок ждала лодка, привязанная к забитому в землю колу. Рядом, под присмотром Клиффа, стоял Умный Сэм в буксирной упряжи. Уважаемые люди, среди них мистер Гаусс, оба старших вожатых, Йиши Гейблсон, дядя Сид и все товарищи Герби по хижине, а также изрядное число девочек, с любопытством поглядывали на диковинное сооружение и четверку пропотевших, выпачканных смазкой мастеровых, которые его воздвигли. Элмер Бин и его подручные устало заканчивали приготовления, тем временем зрители негромко переговаривались, иногда посмеиваясь.
Наконец работник, стоявший на коленях возле лодки, откинул волосы со лба, поднялся и объявил:
– Готово дело. Кто первый скатится?
– Я, – ревниво и громко отозвался Герби, спеша опередить хор желающих, и с удивлением заметил, что его голос прозвенел в полной тишине.
– Зачем же кому-то обязательно рисковать? – недовольно спросил мистер Гаусс. – Спустите лодку, и посмотрим, что будет.
– Так ведь удобней к берегу подгрести, – возразил работник, – если в лодке будет человек. Я и сам не прочь скатиться. Небось здорово.
– Но придумал-то я, а? – настаивал Герби. – Мне очень хочется. Пожалуйста, мистер Гаусс.
– Я думаю, это совсем не опасно, Капитан, – улыбнулся дядя Сэнди.
– Ладно, Сэнди, если вы ручаетесь. Но, сами знаете, за жизнь этого мальчика отвечаю я. Люди забывают об этом.
С бьющимся сердцем Герби залез в лодку и устроился на передней скамье, зажав в руках длинное желтое весло.
– Пересядь на дно, Герби, – велел Элмер. – Так вылетишь, чего доброго.
Герби подчинился.
– И отложи весло в сторону. А то еще подпрыгнет, зубов недосчитаешься.
Герби отбросил весло, точно обжегся.
– Ну, Герб, готов? Когда я сброшу веревку, лодку дернет. – Работник держался за петлю каната, накинутую на кол.
– Го… – Герби сглотнул, чтобы смочить неожиданно пересохшее горло. – Готов.
– Пошел! – Элмер сорвал петлю с кола.
Лодка не стронулась с места. Раздались смешки.
– Пустяки, – сказал работник. – Она завязла в смазке, – и толкнул лодку ногой. Та сползла на несколько дюймов и остановилась с глухим шелестом. Герби оглянулся на работника. Его взгляд выражал мольбу, но мы – жестокие создания. При виде его лица зрители разразились хохотом.
– Эй, Роберт Фултон,[9] иди спать!
– Ну и придумал!
– Вода чего-то суховатая, да, Герби?
– Тебя не укачало?
– Шел бы ты на свою помойку, генерал. – Последний шедевр исходил от Ленни.
– Ну, Йиши, тебе, видно, волноваться нечего, – хихикнула одна из взрослых девочек. Известно было, что Йиши усиленно готовит сложнейший номер по мотивам выступлений уродов в цирке, и, кроме Герби с его безумной затеей, похоже, никто не мог составить серьезной конкуренции его притязаниям на главный приз. Плотный старшеклассник, шести футов росту и с проклюнувшимися усами на смуглой губе, спокойно улыбнулся. Ему стало жаль малыша, который так отчаянно и глупо оспаривал его первенство.
– Элмер, что же это? – крикнул Герби.
Работник почесал в затылке:
– Ей-богу, не знаю, Герби. Лодка должна как на крыльях лететь. Вот только… слушай-ка, наверно, смазка такая свежая и густая, что еще плохо скользит. Знаешь, как свежий снег. Эй, Тед, Клифф! Помогите нам.
Элмер с двумя мальчиками принялись толкать лодку вниз. Не успели они сделать несколько шагов, как она начала набирать скорость и выскользнула из рук.
– Теперь она пошла, Герби! – крикнул работник.
Лодка, без сомнения, пошла. Разгоняясь сильнее с каждым ярдом, старая посудина вскоре быстро покатилась вперед. Темноволосая голова Герби, смотревшего прямо перед собой, едва виднелась над планширом спускающейся лодки. Это странное средство передвижения все стремительнее громыхало по скользким салазкам. Спустя несколько мгновений лодка промчалась над берегом и врезалась в воду, подняв фонтан брызг. На этот раз зрители вскричали с искренним восхищением, да и как же тут было не восхититься, если на их глазах сбылась недостижимая, казалось бы, детская мечта. Но как только брызги улеглись, восхищенные возгласы смолкли. На поверхности воды плавали Герби и желтое весло. Лодка исчезла.
Мистер Гаусс пришел в неистовство.
– Кто-нибудь, спасайте ребенка! Я знал, что это чистое безумие! Смотрите, чтобы не уплыло весло! Немедленно разобрать эту гадость! Ищите лодку! – вопил директор, размахивая руками во все стороны и обежав два раза вокруг остолбеневшего работника. Пока мистер Гаусс был занят этим полезным делом, дядя Сэнди, Тед и Клифф спускались без дороги к озеру, а за Клиффом, волоча по земле буксирную снасть, поспевал вприпрыжку Умный Сэм. Когда эта необычная спасательная экспедиция достигла берега, стало ясно, что спасать утопающего ей не придется. Барахтаясь, Герби выплыл на мелководье и, таща за собой весло, понуро поплелся к берегу. У него за спиной лодка с небрежной ленцой всплыла и перевернулась, легонько покачиваясь и чуть выпятив из воды смазанное брюхо, увенчанное двумя полозьями. Эта комичная сцена была как будто нарочно поставлена для художника, пишущего картину «Неудача».
Из милосердия не станем описывать чувств вымокшего до нитки мальчика, который предстал на берегу почти перед всем женским лагерем, сбежавшимся при известии о том, как он сел в лужу. Но Тед с Клиффом слышали, как, упрямо хлюпая в гору без посторонней помощи, Герби снова и снова зло бурчал себе под нос: «Так мне и надо! Так и надо! Еще хуже надо!»
– Не расстраивайся, Герб, – сказал шагавший рядом дядя Сэнди. – Со всеми бывает: задумаешь что-нибудь, а не выходит. У тебя чуть-чуть не получилось.
Герби не ответил.
– Что случилось, Герб? – спросил Элмер, спускаясь ему навстречу.
– Элмер, эта проклятая лодка врезалась в воду носом и пошла ко дну. – Герби оперся на руку работника, снял ботинок и вылил из него струю грязной воды. Проделал то же самое с другим ботинком, взял их в руку и пошлепал по траве в набрякших от воды чулках. – Тут, Элмер, вообще чего-то не так. На мне проклятье какое-то. Ничегошеньки у меня не получится.
– Герби, не сдавайся так легко.
– Да не сдаюсь я легко. Но с проклятием не сладишь. Все одно к одному.
Они уже стояли у начала горки, и широкий полукруг зрителей молча взирал на мальчика. Он перенес слишком жестокий удар, чтобы служить предметом шуток. Фелисия протиснулась в первый ряд и крикнула:
– Герби, тебе не больно?
– Конечно, не больно. От воды больно не бывает, – отрезал насквозь промокший мальчик и отвернулся от сестры.
Подошедший мистер Гаусс все еще взмахивал руками, но уже медленнее и не во все стороны.
– Ты показал настоящий характер, Герби. Принял поражение, как мужчина. Ни одной царапины, да? Выглядишь отлично. Я полагаю, сообщать родителям нет надобности. Зачем их огорчать? Надо только переодеться в сухое и съесть горячий ужин. Да, да, Герби, ты заслуживаешь за свое изобретение самых лестных слов. Это не поражение. Рассматривай это как успех, из которого ты извлек много уроков.