— Тетя Джосс...
— Да? — пришел голос сквозь стену.
— Я по поводу вчерашнего вечернего происшествия, — прокричал Мак-Грегор.
— А что произошло?
— Кто-то облил ворота кислотой.
— Мне об этом сказали. И что же?
— Я думаю, вам будет безопасней, если я временно переберусь в другое место.
Тетя Джосс помолчала. «В знак согласия, что ли?» — подумал Мак-Грегор. Но тут из-за стен, дверей, лестницы донеслось:
— Если переедете сейчас, я никогда вам не прощу. Подождите возвращения Кэти, а там уж воля ваша.
Мак-Грегор улыбнулся потолку, сказал:
— Хорошо, тетя Джосс.
В десять он позвонил Кюмону. Было воскресенье, из министерства внутренних дел ответили, что им неизвестно, где Кюмон. Но Мак-Грегор назвал себя, и пятью минутами поздней позвонил сам Кюмон и пригласил в «Отель Вольтера» на набережной Вольтера.
— Я ожидал от вас звонка, — сказал Кюмон. — Чувствую, у вас для меня новости, не так ли?
— Когда можно прийти?
— Сейчас и приходите. Буду ждать.
Захватив спрятанные в шкафу, в пиджаке, полномочия от кази, Мак-Грегор направился по сонным, серым воскресным улицам Седьмого округа в Шестой — в обход шумной набережной, сплошь и безнадежно залитой бетоном и потоком транспорта.
В старинном «Отеле Вольтера» до сих пор еще, наверно, стояли медные громоздкие кровати; но отделка вестибюля оказалась современная и дорогая. Кюмон сидел в углу зала, отведенного для завтрака, попивая кофе из чашки. Сегодня Кюмон выглядел сухоньким провинциальным господином. В правой руке, в тонких, со старческими пятнышками, пальцах он воздушно держал сигарету, и казалось — сожми он пальцы посильней, и они хрустнут, ломаясь.
— А знаете ли, где обретается ныне наш общий друг Шрамм? — как бы между прочим сказал Кюмон, усадив Мак-Грегора.
— Нет.
— В Курдистане. Но это строго между нами. Мы позавчера направили его туда.
— Как это удалось — получить для французского офицера визу в Курдистан? — спросил удивленно Мак-Грегор.
— Об этом чуть попозже, — сказал Кюмон.
Официант принес кофейник, сахар, ложечки, обмахнул салфеткой белую скатерть. Дождавшись его ухода, Кюмон сказал, что огорчен нездоровьем мадам Мак-Грегор и отъездом ее в Лондон на лечение. Ему сообщил об этом Мозель, который очень обеспокоен.
Мак-Грегор промолчал.
— Поддерживаете ли вы связь с кази? — спросил Кюмон.
— Нет. В этом не было пока необходимости.
— Вы слышали? Он ранен.
— Да. Но думаю, что это не меняет дела.
Кюмон недоуменно поднял бровь.
— В таком случае рад буду узнать, зачем вы пожелали меня видеть.
— Вот письма и удостоверения мои, требующиеся вам, — сказал Мак-Грегор и, не разворачивая, положил бумаги на стол.
— Ваши удостоверения?
— Да. Вы сказали, что если они вас удовлетворят, то вы будете согласны договориться относительно вагонов или денег.
— Да-да, конечно.
Произошло что-то новое, почувствовал Мак-Грегор, и Кюмоном взят курс на сдержанность.
— Я думаю, что смогу убедить кази и Комитет согласиться на ваши предложения, — сказал Мак-Грегор.
— Понимаю, понимаю.
— Вы сказали, что по французским законам банк не имеет права задерживать курдские деньги и что можно обеспечить их возврат. Вы сами предложили это.
— Да, предложил, — согласился Кюмон. — Но с тех пор пришло известие непосредственно от кази. Вот почему я спросил, не получали ли вы сами вестей от него.
— Вам, в Париж, пришло известие от кази? Через Шрамма, что ли?
— Нет, нет. У нас была беседа с молодым курдом из Комитета по имени Дубас.
— Дубас?.. — Мак-Грегор усмехнулся, как бы принимая слова Кюмона за шутку. — Дубас не состоит в членах Комитета. Или он утверждал, что состоит?
— Н-нет. Но у него есть комитетские удостоверения и полномочия. И там специально оговорено, что все другие документы, в том числе и ваши, аннулируются.
— Кази не мог дать Дубасу никаких полномочий, а тем более аннулируя при этом мои, — сказал Мак-Fperop, стараясь сохранять спокойствие. — Это полностью исключено.
— Возможно. Но документы выданы Дубасу кем-то от Комитета. Уверяю вас, они — не подделка.
— Как можете вы быть уверены в их подлинности?
Кюмон не сразу ответил на прямой и резкий вопрос Мак-Грегора.
— Мы располагаем собственными средствами проверки. Весьма надежными.
— А также и средствами проверки того, чья Дубас креатура? — рассерженно спросил Мак-Грегор.
Кюмон положил на стол стариковские веснушчатые руки.
— Да, — сказал он. — Мы отлично знаем, что за Дубасом стоит англичанин Фландерс. А Фландерс, как вам известно, — агент англоамериканского консорциума.
Этого Мак-Грегор не знал, а лишь подозревал. Он пристальней вгляделся в умные старые глаза Кюмона.
— Известно ли вам, кто в конце концов заплатил дельцам за это оружие? — спросил Кюмон.
— Нет.
— Именно Фландерс.
— Представитель общества «Чилдрен анлимитед»?
— Да. Так что, как видите, налицо столкновение интересов, — продолжал Кюмон. — Мы не знаем, в руках какой курдской группировки сосредоточена теперь власть. Мы слышали, что кази укрылся в горах. Дубас настаивает на том, чтобы оружие было, отправлено его отцу. Дело здесь, видимо, темное. Потому мы и послали Шрамма в Курдистан. И пока он не вернется, я не смогу заняться с вами обсуждением вопроса.
— Верить Дубасу нельзя, — с нажимом произнес Мак-Грегор. — Он никого не представляет, кроме своего отца.
— Мы не то чтобы верим ему, — промолвил Кюмон. — И не то чтобы ему не верим. Повременим до выяснения. — Кюмон переждал, пока стихнет грохот проезжавшего по набережной грузовика. — Как вы считаете, удастся ли Шрамму разыскать кази? — спросил он. — Допуская при этом, разумеется, что Шрамм благополучно прибыл в курдские районы.
— Возможно, и удастся. Но сомневаюсь, — ответил Мак-Грегор.
— А вы сами не согласились бы съездить туда для выяснения обстановки? — Кюмон помедлил. — То есть чтобы найти там Шрамма и доставить его к кази. Уж тогда мы сможем решить вопрос без отлагательств.
— Не уверен, так ли я вас понял, — сказал Мак-Грегор. — Разве нельзя выяснить обстановку иным способом?
— Не вижу такого способа. А я бы тут принял меры, чтобы груз тем временем не покидал пределов Франции. Если вы отправитесь туда... — Кюмон взглянул на Мак-Грегора, который ни словом, ни кивком не выражал согласия, — ...то должны будете вернуться к тридцать первому мая, поскольку после этой даты я не смогу уже ничего сделать.
— Времени осталось маловато.
— Мы можем вас отправить авиарейсом в Тегеран завтра в пять утра, если вы успеете собраться.
— В данный момент мне уехать непросто.
— Понимаю вас, — сказал Кюмон.
— Я подумаю и, решив, позвоню.
— Если решите ехать, то и звонить не надо, — сказал Кюмон. — В Орли вас будет ждать билет на лайнер «Эр Франс».
Обменялись рукопожатием, и Кюмон возвратил комитетские аккредитации, так и не прочтя их.
— Еще об одном должен упомянуть, — сказал он. — О неких курдских юношах в Париже, замышляющих взорвать марсельские вагоны с грузом. Полагаю, вам это известно.
— Известно.
— Если вам знаком кто-либо из этих безголовых юнцов, то прошу предостеречь их. Мы не потерпим такого безобразия во Франции.
Выходя уже, Мак-Грегор снова спросил Кюмона, как удалось получить для Шрамма визу в Персию, в курдские районы.
— Шрамм поехал в качестве корреспондента одной из наших популярных газет, — улыбнулся Кюмон.
— И иранцы впустили его?
— У нас есть и другие каналы влияния — сейчас, после визита нашего премьер-министра.
— Теперь понятней, — сказал Мак-Грегор.
— Как бы ни было, Шрамм вам обрадуется. Его пленяет вся эта средневековая niaiserie[19]. Притом он восхищается вами. Так что вы с ним в Курдистане составите любопытный дуэт. Но, прошу вас, будьте осторожны. Не забывайте о вашей прелестной жене и юных детях.
Глава двадцать седьмая
Когда он сказал Сеси, что хочет съездить в Иран на неделю или на две, она тут же возразила:
— А что скажет мама?
— Она поймет, — сказал Мак-Грегор. — Есть веские причины.
— Ты не слишком на это полагайся, — предостерегла Сеси. — Женщин трудно убедить мужскими вескими причинами.
И Мак-Грегор знал, что Сеси права. В два часа дня позвонила из Лондона Кэти и сказала, что доктор Тэплоу не нашел у нее ничего, кроме мышечного утомления. Мак-Грегор обрадовался. Но заговаривать о своей поездке не стал. Он понимал, что спокойного обсуждения дела у них не получится, надежды на это уже никакой, а ставить Кэти перед fait accompli[20] тоже не хотел.
— Да, вот что, — послышалось в трубке. — Тебе сегодня вечером предстоит пойти в «Опера комик» с Жизи Маргоз.
— С кем?
— С сестрой Ги Мозеля. Не притворяйся — ты ее отлично помнишь.
— Да, да. Помню.
— Я давно уже приняла приглашение, а потом забыла предупредить, что не смогу из-за отъезда. Я звонила ей сейчас, Жизи сказала, что не беда. Муж ее в отъезде тоже, и она с тобой вдвоем пойдет.
— Это так уж необходимо?
— Да, необходимо. А что, разве ты занят?
— Нет.
— Вот и выполни это, пожалуйста.
Не желая спорить из-за такой маловажной уже сейчас вещи, он спросил, где надо будет ему встретиться с Жизи.
— Заезжай домой к ней в шесть — на коктейль.
Голос Кэти звучал не сердито. Самочувствие ее улучшилось. Но Мак-Грегор знал, что между ними теперь — непрекращающееся состояние сдержанных умолчаний. Он вышел из дому и стал бродить по воскресным улицам, решая, как быть с поездкой в Курдистан. Но воскресный Париж ничего ему не подсказал. Так и не приняв решения, он вернулся домой переодеться: приближалось уже время ехать за Жизи Маргоз, везти ее в театр.
Он кончал одеваться, когда Эндрью крикнул из холла, что пришел мегрикский курд Дубас и хочет его видеть. Мак-Грегор надел пиджак, спустился вниз.