е машины, глодали их. Но и сами уже были сломлены. Они еще могли протащиться сколько-то миль вглубь прибрежной территории. Но потом из их черных напрасно напрягшихся тел, из глаз и ноздрей, из промежутков между чешуйками начинали вырываться зеленые языки пламени. В этом пламени сила животных сгорала, они судорожно заглатывали воздух, дергались. От горящих тел отделялись какие-то части. Под воздействием огня разлетались в разные стороны пальцы когти зубы чешуйки; ломались крылья. Эти части — пальцы, чешуйки, лоскуты кожи — катились по земле, вдоль Везера, смешиваясь с травой березами елями. И появлялись гигантские ходячие деревья; земля под ними росла с ними вместе: набухала, как если бы была жидкой или желеобразной, пенилась вокруг них. Такие деревья вытягивали корни из земли; покачнувшись, делали шаг вперед; оборачивались; зигзагообразно двигались дальше; прихватывали с собой, выдернув из земли, ближайшие деревца. Деревья тяжело сопели всеми порами. И по прошествии какого-то времени замедляли шаг, оцепенело застывали на месте, лишь слабо покачивали кронами.
АТАКА гренландских тварей продолжалась всю зиму. Началось паническое бегство с побережий. Балтийское море кишело кораблями. В некоторых прибалтийских градшафтах сенаты были отстранены от власти. Правители крупных западных градшафтов, напротив, свое положение укрепили. Но наплывающие сплошным потоком и движущиеся дальше массы беженцев поднимали шум, в чем-то их обвиняли; земля градшафтов уже дрожала от ужаса перед гренландскими чудищами. И большинство городского населения, и правящая элита были словно парализованы. Не только страхом, но и смутным чувством вины. От этого чувства не могли избавиться даже самые знающие: ведь они-то как раз лучше прочих представляли себе ожидающий всех кошмар.
В Лондоне Делвил и Пембер по-прежнему удерживали в своих руках власть. Вместе с шестью другими сенаторами и сенаторшами они установили диктатуру. Их обоих попросил приехать в Брюссель коротышка Тен Кейр, бельгийский лидер. В бельгийских градшафтах ничто не пошатнулось. Однако бесчинства чудовищ не прекращались и здесь, западные и северные пригороды Брюсселя превратились в руины. Ужас, который испытывало местное население, вскоре окрасился ненавистью к своим же поселенцам, когда-то настоявшим на необходимости гренландской экспедиции, — а также к английским политическим лидерам.
Разъяренный Тен Кейр принял худощавого Делвила в подземном рабочем кабинете. Он хотел сразу выплеснуть на гостя гнев и ядовитый сарказм, а потому насмешливо крикнул, едва тот отворил дверь:
— Победа! Победа! Гренландия разморожена! Мы обрели свободу! Мы всех приглашаем на корабли.
— Победа! — воскликнул в ответ Делвил. — Мы в самом деле победили. Кто в этом сомневается?
— И как же выглядит твоя победа, Делвил? Ты вот благополучно перелетел через Дуврский пролив. Тебя не сожрали. Я тебя поздравляю с этой великой победой.
Делвил со стуком захлопнул дверь. Холодный и спокойный, уселся на низенькую скамеечку:
— Кто владеет собой, тот и победил. Ты видишь, я перелетел через Пролив. Я видел, как брызжут слюной эти твари. И сам на них плюнул.
— Мои поздравления, о герой! Но посмотри на Гент. А Кортрейк[89] ты видел? Кортрейк — это на западе, ты должен был над ним пролетать; уже десять дней, как он превратился в руины.
— Тен Кейр, похоже, мы с тобой поменялись ролями. Но мне это не мешает.
— А чем же занимаешься ты?
— Я Делвил. Человек. Или, Тен Кейр, ты думаешь, что, поскольку я физически слаб, я уже перестал быть человеком? Пусть эти твари приходят. Согласен, сейчас я их победить не могу. В этот момент — нет. Мы не были готовы к такому. Но подожди день, пять дней…
— Ты так уверен в себе, Делвил? Они ведь не просто животные.
— Они именно что животные. Животные и ничего больше. С людьми случались и другие бедствия, но люди с ними справлялись. — Делвил поднялся на ноги. Он был бледен; лицо его ожесточилось. — Я человек. Ты не убедишь меня в обратном. Я прибыл сюда с Пембером, чтобы спросить тебя, Тен Кейр, какова твоя нынешняя позиция. Если ты отрекаешься от нашей договоренности, то так прямо и скажи. Я должен знать, на что мне рассчитывать.
— Я принципиально не отвечаю на такие вопросы. Если ты чувствуешь горечь, видишь, что мы напуганы и что город наш уже наполовину разрушен, тебе нетрудно догадаться, кто в этом виноват.
— Я хочу знать, на что могу рассчитывать. Здесь не суд. Не я накликал этих зверей.
— Все получилось из-за Гренландии. Из-за желания переселенцев обрести новый континент. Из-за идеи освобождения. Спасения от упадка.
— Это и есть спасение от упадка. Я не хотел того, что вышло в итоге. Но так должно было случиться. Теперь мы знаем, на чем стоим. — Делвил понизил голос. — Скажи «да», Тен Кейр. Я жду.
— Лучше помолчи. Навостри уши и прислушайся, что происходит над нами. Может, там стены сдвинулись. Кто знает, что там происходит.
— Скажи «да» или «нет». Мне уже пятьдесят. Тысячелетия работали на нас. Вспомни. Ты мне однажды объяснил это. Теперь я и сам научился видеть такие вещи. Я человек. Я по-прежнему продолжаю в это верить. А ты?
— Я тоже.
— Тогда дай мне руку.
— Зачем?
— Твою руку! Сейчас ты станешь таким же бешеным-лютым-горячим-холодным, как я. Оставь ее мне. Оставь. Ты уже почувствовал. Теперь и ты тоже не сможешь спать по ночам, как я, из-за ярости и отчаянья! Ты скоро начнешь хрипеть по ночам, Тен Кейр, поверь! Ты узнаешь ярость и стыд. Ты будешь себя проклинать, как я: за то, что твари могут такое — опустошать города, наши города, нападать на наши лаборатории, делать нас посмешищем для поселенцев. Я проклинаю себя. Но не собираюсь заниматься этим слишком долго.
Делвил забрал свою руку, тряхнул ею, будто она показалась ему слишком тяжелой, взглянул на Тена Кейра, прислонился к стене, на которой горел световой глаз.
— Что вы задумали? Что задумал ты, Делвил?
— Ты прикасался к моей руке. Ты теперь сам всё знаешь. Альтернатива: эти твари или мы. Твари мне ни к чему.
— И?
— Никаких «и». Просто их не будет.
Делвил поднял над головой кулаки, выдохнул:
— Не по мне они. От всего сердца тебе говорю: не по мне. Можешь считать, их уже сейчас нет. Они исчезли. Уже… уничтожены, мною, потому что я этого хочу. Я лишь для виду проклинаю их, чтобы подбодрить себя. Они, по сути, уже не живут, Тен Кейр. Мы их уже победили. Дай им отсрочку на несколько дней, недель. Сделай такую уступку. Пусть еще поглазеют на этот мир. На наш мир. А потом им придет конец. Аут! Слово Делвила. Потом моему терпению придет конец. И наш обеденный стол снова станет чистым. Гладким. Блестящим. Блестящим, как зеркало. Без единой пылинки!
Тен Кейр сидит напротив светового шара; моргает; кажется — спереди — совсем белым:
— Хотелось бы тебе верить.
Брюсселец пытался удержать энергичного Делвила в городе. Но тот вернулся на Британские острова, вторично перелетел Дуврский пролив. Тем временем его соотечественники спешно переселялись в подвалы. Они уже поняли: опасность подстерегает их на рыхлой земле, под открытым небом; на тяжелые же бетонные плиты, на помещения, вырубленные в крепких горных породах, власть чудищ не распространяется. Поэтому множество людей искали прибежище в недрах островов. Делвил смотрел на них с насмешкой и грустью. Вернувшись из Брюсселя, он первым делом укрепил западную границу Лондонского градшафта, сосредоточив на ней тяжелые орудийные установки. Установки эти извергали, в хаотичном смешении, пламя и смертоносные лучи. Из мегафонов разносились крики: Это, дескать, Дракон, Дракон летит. И уже чувствовалось горячее дыхание, но вырывалось оно не из пастей чудовищ, а из делвиловых машин. Опаленные, ошпаренные ящеры сгорали. Делвил превращал их в кучи угля. Свою ненависть он направил и на поселенцев, открыто торжествовавших над горожанами: Ну и чего, мол, добились западные сенаты в Гренландии? Где обещанный ими новый материк? Они создали лишь пустыни — хуже тех, что остались после Уральской войны. И вот теперь все это ударило по городам: мало того, что нет новой земли, уничтожены даже старые земли… Гнев Делвила разразился над поселенцами. Им пришлось спасаться бегством и от драконов, и от первого сенатора. Тот собрал вокруг себя группы мужчин и женщин, которых воспитал в фанатичном духе и которые отстаивали позицию горожан. Они называли себя «спасителями». В британских городах загоняли людей в подвалы и пещеры, принуждали сенаты повсеместно рыть подземные туннели, создавать жилые сооружения из бетонных блоков. Прежде чем уйти из какого-то города, приверженцы Делвила формировали и оставляли там новые группы «спасителей».
Под открытым же небом — скажем, на шотландском плоскогорье — они действовали с удвоенным рвением. Делвил внушал им следующее: «Эти твари, отвратительные амфибии и драконы, — беда для нас. Мы их не призывали. Нас вынудили отправиться в Гренландию. Другого выхода не было. Нашу страну хотели столкнуть в варварство. Мы уже докатились до полного упадка. И вот теперь появляются рептилии: эти твари, которые нас губят. Отомстите же тем, кто навлек их на нашу голову. Отомстите преступникам. Убейте их! Очистите нашу землю!» И со смехом, с блаженно подрагивающей диафрагмой смотрел он на трупы еретиков, этих тщеславных проповедников новой мудрости, мнимых спасителей человечества. Он знал, что есть еще подлинные спасители. Континентальным и американским сенаторам Делвил сообщил свое мнение: настоящий момент следует использовать, чтобы избавиться от всякого сброда, затрудняющего всем жизнь. Важно правильно оценить итоги гренландской экспедиции. Экспедиция оказалась удачной. Благодаря ей появилась возможность укрепить западное человечество и избавить его от паразитов. Коллеги Делвила давно хотели, если можно так выразиться, перестать толкаться локтями