В один из этих мрачных сентябрьских дней Мастер впервые взял его под свою защиту.
— Ты зачем это делаешь? — шепотом спросил он.
— Что? — покраснел Подросток.
Всякий раз, когда он замечал сходство между Мастером и Отцом, сердце его сжималось. Сходство их было не во внешности. Не в чертах лица и не в жестах — в чем-то другом. Наверное, в мягкости, доброжелательном внимании — одним словом, в отношении к людям…
Не получив ответа, Мастер посмотрел на него долгим сочувствующим взглядом.
— Это я из-за других, — смутившись, пробормотал Подросток.
Мастер выпрямился. Все, кто был рядом, украдкой наблюдали за ним: как-никак Мастер — лучший среди них специалист.
— Товарищ завпрактикой! — перекрывая шум, крикнул Мастер.
Шеф недоверчиво обернулся, остановился в ожидании. Мастер решительно подошел к нему. Пока он с ним говорил, Шеф только пожимал плечами, потом нехотя кивнул.
— Ну, парень, — сказал Мастер, вернувшись на место, — отныне будешь осваивать ремесло под моим началом. Руководитель ваш не возражает. Только ты не надейся… он будет тебе и другие поручения давать, туда-сюда посылать… но в основном будешь работать со мной. И уж, будь уверен, больше ни одной детали тебе запороть не удастся. Я с тебя глаз не спущу, дружище.
Шишак наблюдал за ними, прищурившись.
Подростка бросило в жар — и от радости, и от испуга.
— Я должен бы вас поблагодарить, — взглянул он на Мастера, — но как-то это… не знаю. Не знаю.
— Они тебя обижают? — спросил, наклоняясь к нему, Мастер. — Кто, Шишак, поди?
— Нет, нет! — запротестовал Подросток. — Не трогают они меня. — И с горечью добавил: — Только презирают, что ли. Как будто.
— Ты в этом уверен? Или так говоришь?
— Мне так кажется.
— Ну вот что, — улыбнулся взрослый. — Нечего сантименты разводить. Давай-ка лучше работать. Как будешь работать, так к тебе и будут относиться. Вот когда руководитель ваш похвалит тебя за усердие, а не за что иное, вот тогда и поговорим.
Подросток немного повеселел и больше не заглядывал на другую половину мастерской, где Шишак ремонтировал камеру от государственной легковушки. Из-под абразивного круга наждачной машинки сыпались искры и гасли в белом облачке резиновой пыли.
Шум мастерской уже полюбился Подростку, как и фиолетовые тени, и неожиданно вспыхивающие огни сварки, и даже тяжелые, поначалу с трудом выносимые им запахи. Но в тот день — может быть, из-за промозглой сырости, что проникала через распахнутую дверь, — ему было тоскливо. Его угнетали недобрые предчувствия, рассеять которые не могли даже теплые, то и дело останавливающиеся на нем глаза Мастера. Напротив, как раз в его взгляде Подросток заметил что-то такое, что предсказывало приближение опасности. Или это он задним числом придумал? Все были в тот день чем-то раздражены, не он один. Все.
Увидев, что Шеф снова выбрался из своей конуры, Мастер нахмурился. Темное мятое лицо Шефа, как пожухлый, изъеденный подсолнух, маячило то над одним, то над другим учеником. Рабочие время от времени переглядывались и снова брались за дело.
Вот фигура Шефа нависла над Гномом. Мальчишка, сидя на корточках, промывал детали карбюратора. Как видно, ноги у него затекли, и он беспокойно елозил, то и дело меняя положение.
— Ты, сынок, прямо как та голубка переминаешься, не ровен час снесешься, — беззлобно усмехнулся он.
Гном поднял голову и весело кивнул.
— Это точно, — начал он беззаботно, но осекся и продолжал другим тоном: — Ноги, товарищ завпрактикой…
— Что с ногами, сынок? — прервал его Шеф.
— Одубели слегка, товарищ руководитель практики.
— Что?! — округлил глаза Шеф. — Что я слышу, ребятки?
Рабочие снова переглянулись.
— Ты что, — вмешался один из них, — не в такой же люльке качался, прах тебя возьми? Ишь выламывается, будто не понимает. У пацана ноги затекли, коллега. Затекли — это бывает. Особенно с теми, кто работает. С теми как раз и бывает, кто вкалывает!
Шеф чуть заметно побледнел, но по-прежнему улыбался. Голос его звучал не громче обычного, только чуть выше тоном:
— Если мне память не изменяет, коллега, практикой руковожу я. И за пацанов отвечаю тоже я, милейший коллега. Я в твои дела, конечно, встревать не могу, однако…
— Ишь чего захотел, морда елейная! — Рабочий повернулся к товарищам: — Отродясь такой падали не видал, гада такого…
— Ладно, не лезь, — вмешался Мастер, — это его дело. Да еще начальства.
— И ты его защищаешь?! — взорвался рабочий. — Именно ты? Его дело, говоришь? А в чем его дело? Учить пацанов! У себя, в своей конуре! А здесь, в цеху, они практикуются. — Он выдохся и махнул рукой.
— Он перед нами отчитываться не обязан, — покачал головой Мастер.
Наступила мертвая тишина. Рабочие, опустив зажатые в руках инструменты, не спешили пускать их в дело. Они выжидающе молчали.
Гном сжался в комочек и приник к полу, не смея пошевелиться. Могучее тело Шефа все еще возвышалось над ним на широко расставленных ногах.
— Н-да, — протянул он. — Да, да. Так, стало быть, ноги твои одубели? Ну, ну. — Он самодовольно оглянулся, как исполнитель главной роли в окружении подыгрывающих ему статистов. — Затекли то есть. Жаль. Очень жаль, что таким хилым, неразвитым ножкам приходится подпирать такой груз.
Молодой рабочий, только что горячо на него обрушившийся, презрительно сплюнул и повернулся к «вартбургу».
— Идиот. Шут гороховый, — сказал он вполголоса и захлопал дверцами машины.
У Шефа нервно дернулась щека, он скривился.
— Тэк-с, — продолжал он. — Тэк-с, тэк-с. Ничего не попишешь: чем большая тяжесть ложится на несчастные ножки, тем быстрее они затекают — пардон — дубеют. Но это, сынок, не беда, мы твоим ножкам поможем. Известно, физическая культура в нашем отечестве — законное требование, более того, кое-где даже ставится во главу угла. Так что прямо и начнем. Не откладывая. И не сходя с места. — Шеф выждал и небрежно скомандовал Гному: — Встать!
Мальчишка поднялся и с испуганным видом запрыгал на месте, выбрасывая вперед то одну, то другую ногу.
Какое-то время Шеф задумчиво наблюдал за ним.
— Не то, — скорчил он вдруг презрительную мину. — Это все баловство, толстячок. Покажи-ка нам лучше, как ты отжимаешься.
Гном опешил, испуганно оглянулся на собравшихся и перевел взгляд на залитый маслом цементный пол.
— Что, здесь? — нерешительно спросил он.
— А то где же, — все так же добродушно кивнул Шеф. Но, посмотрев украдкой по сторонам, передумал. — А впрочем, вот что. Отложим. Но к этой теме мы еще вернемся. В свое время.
За этой сценой рабочие наблюдали уже с нескрываемым отвращением. Но молчание нарушил только один, тот, что возился с «вартбургом»:
— Глазейте, глазейте! Пока зрители есть, он свои фокусы не прекратит. У него только гонор и остался…
— Кончай волынить, ребята! — снова вмешался Мастер.
Парень рассмеялся:
— Ты думаешь, я испугаюсь? Плевать я хотел, что они с директором старые дружки. Мне что, надоест на его фортели смотреть, я в другое место подамся. Мне смотреть на эту образину противно.
Мастер, пытаясь заглушить поднявшийся гвалт, зазвенел инструментами. Подросток дрожал, все еще стоя у машины на одном колене — смотреть представление, как Шишак с Тихоней, он не пошел. Бледное лицо Шишака перекосилось от злобы. Тихоня растерянно ухмылялся.
— Ученики! На занятия! — гаркнул Шеф и направился к своей конуре.
Подросток впервые слышал, чтобы Шеф повысил голос — шум в мастерской стоял невообразимый, едва не лопались барабанные перепонки.
— Ступай, — взяв Подростка за локоть, кисло сказал Мастер. — И не вздумай ему перечить. Пускай распинается на здоровье. А вы слушайте да помалкивайте. В одно ухо влетело, в другое вылетело.
Подросток кивнул, обтер руки и последовал за остальными в конторку Шефа.
Тот стоял уже у стола, сцепив за спиной руки, и по обыкновению покачивался, переваливаясь с пятки на носок.
Окинув взглядом построившихся учеников, всю их четверку, замершую на одной линии, он улыбнулся.
— Красиво стоим, ребятки. Славная вы компания.
Ученики вытянулись по стойке «смирно». Никто не пошевелился. Шеф задумался, показывая короткими отрывистыми кивками, что размышляет над чем-то серьезным.
— Компания вы просто великолепная, слов нет. Внешним видом я вполне доволен, хоть всех разом взять, хоть каждого в отдельности.
Он выжидающе помолчал, откашлялся.
— Вы меня поняли? — чистым вкрадчивым голосом спросил Шеф.
— Так точно! — гаркнул Шишак.
— Так точно! — поспешили присоединиться к нему остальные.
— Хор-рошо, — протянул Шеф. — Хор-рошо, — повторил он еще раз и, вытянув губы, причмокнул. — Ежели понимаете, тогда бояться нечего. Именно, именно нечего. Все вы, ребятки, побывав в моих опытных и… устранивших немало всяческих затруднений руках, станете грамотными и, быть может, даже отличными специалистами. Это я вам гарантирую. С сознанием полной ответственности. — Он прищурился: — Все ясно?
— Так точно! — радостно завопил Шишак.
Остальные последовали его примеру.
— Правда, я не уверен, — с иронией в голосе продолжал Шеф, — что вы станете ими в назначенный срок. То есть по истечении трех лет. Для этого требуется, как известно, положительная отметка по практическим занятиям. Довожу это до вашего сведения с единственной целью: ликвидировать некоторые недоработки в своей воспитательной деятельности, по поводу которой мне только что пришлось выслушивать упреки. Уяснили, ребятки?
— Так точно, — подобострастно откликнулся Шишак.
— Так точно, — будто молитву, повторили остальные.
— Ученикам не мешает знать, скажу больше — крайне желательно знать, что единственной дисциплиной, которую не разрешается пересдавать, является… Какая?
— Практика, — не раздумывая, гаркнул Шишак.
Шеф довольно кивнул.
— Правильно. Очень и очень правильно: практические занятия. Ибо отметка, полученная по этому предмету, имеет вес, равный весу всех остальных, вместе взятых. И в случае провала неудачник сможет попасть в ряды перешедших на следующий курс счастливчиков только после прилежного повторения предыдущего курса. И опять-таки имея положительную оценку за практику. А выс