Пробормотав уже привычный на слух неизменный тост – «За мир во всём мире», – Боря лихо опрокинул хорошую стопку алкоголя в рот. Мы последовали его примеру и надо сказать спиртное оказалось отменного качества.
– Ого.., ты гляди-ка …, Хорош…, – и полез вилкой за закуской, одновременно рассказывая, – когда воевали в Чечне, наш полк взял коньячный завод в посёлке Гикаловский. 400 тонн коньяка. Вернее не коньяка, а коньячного спирта. Из него они делали коньяк «Кавказ». Ну.., не сравнить с этим. Хорош…. Хорош…
Польщённый похвалой Боря вскочил с места и метнулся в дом и через минуту вышел с двумя двадцатилитровыми канистрами. Одну поставил рядом с особистом: – Это как ты, Андрей, заказывал. А это тебе, Борис, в знак знакомства, – рядом с моим стулом опустилась вторая канистра.
– Боря, блин…, у меня денег с собой нет.
– Это тебе подарок, – безапелляционно заявил грузин. А потом мы хорошо и душевно посидели. Боря потяжелел и уже не захотел возвращаться на рынок, а мы вернувшись и забрав затареных офицеров и прапорщиков, вернулись обратно в батальон. Я ещё там пробыл сутки и уехал в Сухуми.
Я думал, что меня отдерут за такой балдёж в батальоне, но обошлось. Полковник Петренко молча и гневно потряс перед моим лицом пальцем, но ругаться не стал. Командующий загадочно ухмыльнулся, когда я доложил о прибытии и отпустил меня. Мой начальник полковник Максимов крепко пожал мою руку, когда доложился, а когда спросил – Как тут начальство реагировало на моё отсутствие? – Махнул рукой и неопределённо выразился: – А ну их на х…. Главное, как я отреагировал, а я нормально…. Сам бы так поступил, только б не здесь…
Ну, а мне то что? Вечером накрыл стол, пригласил сослуживцев и выставил канистру с коньяком и на такой оптимистической ноте для меня закончился этот эпизод нашей миротворческой жизни.
Постепенно подходил Новый год. За неделю до него стало известно, что само празднование будет проходить централизовано в огромном банкетном зале санатория с присутствием всех офицеров и прапорщиков с жёнами, у кого они были здесь или подъедут. Готовилась и культурная программа праздничного вечера, но здесь в основном нагрузка ложилась на Володю Петрова. Подполковник когда-то был замполитом, а если по-честному – он в душе им и остался, а с ним ещё здесь проживала его жена. Очень активная и привлекательная дама. Надо сказать, что она была подстать бывшему политработнику Володе и прекрасно играла на музыкальных инструментах, пела и органично влилась в подготовку праздничного вечера. Я уж не говорю про остальных политработников. А мы, простые офицеры терпеливо ожидали праздника и праздничного действия. Интрига здесь была только одна – Кто пойдёт в наряд на Новый год? Но вскоре и она разрешилась. Володю Петрова ставить нельзя было – он с женой были ведущими вечера. Оставались только мы четверо – Я, майор Кокин, Паша Мошкин и мой тёзка подполковник Буреев. Я, честно говоря, думал что поставят безобидного и безответного майора Кокина. Ему просто скажут и Алексей пойдёт. И тут даже вопрос не в его безответности – просто у Алексея был неконфликтный характер. Если бы любому из нас троих предложили или даже приказали, то мы бы нашли кучу уважительных причин, даже идиотских, но только не пойти. Нашли бы подходы и отходы… Мне, по этому поводу, вспомнилось начало моей службы прапорщиком. Когда служил год после школы прапорщиков командиром взвода в арт. полку, то очень редко ходил дежурным по столовой. Мой наряд был по парку или КПП, а старшины строго «летали» только в столовую. Но через год нас перевели в мотострелковый полк, где был развёрнут дивизион и тут я стал активно ходить дежурным по столовой, а старшины нет.
Блинннн…, вот где я хватил лиха. В арт. полку, где на довольствии было около шестисот человек и традиционный порядок, наряд по столовой был лёгким. Но здесь, в мотострелковом полку, на довольствии было две с половиной тысячи и куча негативных традиций, связанных со столовой. Вот это было Даааа…. После такого дежурства я приходил домой и у меня сил хватало только принять душ и упасть на кровать. И если ты не приходил на следующий день на службу – это воспринималось, как будто ты вернулся из недельного рейда по тылам противника. И вот я летаю и летаю, чуть ли не за всех прапоров дивизиона и не могу понять – А чего я летаю? И со своими солдатами и чужими? Подхожу к начальнику штаба дивизиона и задаю законный вопрос – Почему я, командир второго огневого взвода первой батареи, должен идти дежурным по столовой с личным составом второй батареи? Или третьей? С которыми я летал….
– А кого я поставлю? – Нервно отвечал начальник штаба, тревожно глядя на меня, – у старшины второй батареи от дежурства по столовой давление в глазах повышалось и он потом неделю ни хрена не видит. В третьей батарее старшина приходит в пред инфарктное состояние, хоть на носилках его оттуда неси, а твой переболел каким-то гепатитом, с которым к столовой ближе чем на сто метров приближаться нельзя. А офицеров ставить туда не буду. Не положено…. – И я ходил, трахался с личным составом чужих батарей и на следующий день, когда можно было валяться дома – добросовестно бежал на службу.
Через какое-то время, на очередной офицерской пирушке, куда я был вхож, по пьяни пожаловался на эту несправедливость. Офицеры долго и искренне смеялись, сочувственно похлопывая меня по плечу: – Ну ты, Боря, и зелёёёёёный…. Ты что, действительно не знаешь как эти вопросы решаются? Ну, ты даёшь…. Боря. Одна, две бутылки водки «Луникофф» и тебе врачи нарисуют любую справку, вплоть до того, что у тебя после наряда по столовой правая нога становится короче левой на пять сантимов и на следующий день ты не можешь проводить занятия по строевой подготовке с личным составом. Во…, как будет интересно выкручиваться из этого положения начальник штаба….?
Так и здесь думал. Но командование решило по своему. Дежурным на Новый год шёл подполковник Буреев, а я его вечером 1го января менял. А Буреев не огорчился: – Ну и схожу…. Подумаешь… Зато тебе не нарезаться…, ничего…, а я сменюсь и выпью спокойно и два дня меня никто дёргать не будет.
Празднование Новогоднего вечера прошло хорошо – весело, интересно, с выдумкой и надо отдать должное Володе Петрову и его жене, а также Андрюхе Ямшанову. Запомнил лишь два момента. В середине вечера набравшись храбрости от чрезмерного количества выпитого алкоголя Алексей Кокин, вспомнив что он танкист, вышел на середину зала, закрыл глаза и без передыху оттарабанил, спел, сорок девять куплетов песни про танкиста.
Напрасно старушка ждёт сына домой…..
Спел нормально… от души, но Командующий нахмурил брови, ему явно не понравился данный пассаж.
Ровно в двенадцать часов, проорав под бой курантов традиционное УРА, мы дружно вывалились на высокое и просторное крыльцо. В Сухуми тоже праздновали Новый год в полный рост. Так как стрелкового оружия на руках у населения было дополна, оно и отрывалось по полной программе в ночное чистое небо. Одиночные выстрелы перехлёстывались автоматными и пулемётными очередями, расчерчивая небо в разных направлениях трассерами. Осветительные и сигнальные ракеты десятками, как будто были прибиты к звёздному небу неизвестными небесными светилами. Где-то вдалеке бухала раз за разом семидесятишести миллиметровая пушка. Но всё это разом перекрыл танк, выстрелив несколько раз откуда-то с горы и совсем недалеко. Снаряды, звучно прошелестев в воздухе, упали и взорвались в море в километре от берега красивыми, высокими фонтанами воды. Вся эта канонада грохотала минут пять, а потом пошла на убыль, лишь временами спорадически усиливаясь в разных концах города.
Отпраздновав Новый год, служба опять потекла спокойно и размеренно. Но в мою жизнь всё чаще и чаще стала закрадываться не хилая тревога. И дело было в должности начальника штаба Южной Зоны Безопасности. Где-то в начале января просочились слухи о возникших разногласиях и трениях в отношениях между начальником Зоны Безопасности полковником Дорофеевым и начальником штаба, вплоть до откомандирования подполковника Буйновым в Сухуми. Вопрос о возвращении подполковника стоял так остро, что ему начали подбирать замену. Причём её, конечно, начали искать среди оперативников. И всё поворачивалось так, что выбор всё время падал на меня. Что меня здорово встревожило: мне совершенно не хотелось ехать чёрт знает куда. Из спокойной жизни окунаться в беспокойство. Жить в разбитой войной птицефабрике. Принимать решения. Да и до моря, как мне рассказывали – 40 километров, вместо наших 50 метров.
Через две недели всё вновь успокоилось: Буйнов помирился с Дорофеевым и наша штабная жизнь вновь вошла в нормальную колею. Но неожиданный вызов в кабинет Командующего миротворческих сил всё расставил на свои места….
– Товарищ Командующий, майор Копытов по Вашему приказанию прибыл, – я резко опустил руку и принял стойку «Вольно».
– Садись, майор, – генерал-майор Коробко благосклонно кивнул на стул у его стола и когда я удобно расположился и приготовился слушать, спросил.
– Ну, как тебе здесь служится?
Я насторожился. Как правило, начальство зря такие вопросы не задаёт, поэтому ответил осторожно и нейтрально: – Нормально, товарищ генерал-майор.
Коробко изменил направление вопросов: – Копытов, ты кем до нас служил?
Я про себя ломал голову над тем, куда Командующий клонит и ни как не мог понять, поэтому старался отвечать односложно и осторожно: – Командиром самоходно-артиллерийского дивизиона, товарищ Командующий.
Генерал оживился: – Да ты, Копытов, серьёзную должность занимал.
Я попытался отмахнуться: – Да что вы, товарищ генерал-майор. Так…, командир кадрированного дивизиона. Ничего серьёзного.
– Да ладно тебе прибедняться. У нас в штабе вон, одни штабники. А ты строевой офицер, – генерал мотнул головой на мои орденские планки, – воевал. Подполковник Петров рассказывал, что ты живая легенда своего полка. Пороха понюхал достаточно. И иностранные боевые награды я гляжу у тебя есть….
Мне было приятно слышать слова Командующего, но всё равно меня не оставляла ощущение ловушки.