рых громоздилось огромное количество бутылок со спиртным с яркими этикетками.
Пока Холингер общался со своими офицерами, полковник Дорофеев успел рассказать мне об этом помещении: – Это общее помещения для отдыха военных наблюдателей. Сами они живут в домах грузин и за их постой хозяивам домов хорошо платит ООН. Живут в прекрасных условиях, но отдыхать от службы и общаться между собой они предпочитают здесь. В день зарплаты все сотрудники скидываются по триста долларов, посылают одного из офицеров в Турцию, где он закупает спиртное и другие продукты для бара. В миссии строгие правила насчёт выпивки – до 18 часов вечера у них сухой закон, но в 18:01 он может навернуть любое количество спиртного, правда утром он должен быть как штык на службе и трезвый. Да, ещё один интересный момент. Видишь? Третья полка снизу, самая правая. На ней ещё пять бутылок виски стоят? – Я кивнул головой.
– Так это наше спиртное. Это стоит для нас и на нас сухой закон не распространяется. То есть, ты когда приезжаешь в миссию, то можешь спокойно зайти сюда, налить в разумных пределах виски и выпить. Никто тебе и слова не скажет.
Я с удовлетворением принял к сведению информацию, весело подумав: – Эх…, ну и попью я тут капиталистического пойла.
Холингер закончил общаться со своими помощниками и хотел было начать совещание, как Дорофеев попросил слово.
– Господа офицеры, хочу официально представить вам нового начальника штаба Южной Зоны Безопасности майора Копытова Бориса Геннадьевича. За эти три недели он вошёл в курс дела. Хорошо проявил себя в ходе операции по освобождению заложников. Поэтому, все вопросы, проблемы в моё отсутствие или когда он приезжает сюда, вы можете смело решать с ним в полном объёме.
Все присутствующие кивнули головами, как бы соглашаясь со словами моего начальника, а Холингер стал в свою очередь представлять присутствующих военных наблюдателей. Здесь сидели помимо Холингера и переводчика Георгия – англичанин Крис, он был заместителем Холингера, простой армейский офицер-пехотинец. Как я уже знал, между Холингером и Крисом была конфликтная ситуация на служебной почве. Любил Крис погулеванить, а из-за этого у него было достаточно много проколов по службе. Справа от него сидел высокого роста, с жидкими кудрявыми волосами, в очках лоховатого вида швейцарец Патрик Шварцев. Лоховатый вид был маской, за которой скрывался кадровый разведчик. Дальше сидел уже знакомый мне Филибер с эмблемами французского МЧС на петлицах, но разведчик ли он или нет, информации пока не было.
После представления Холингер начал совещание. Информация была довольно интересная и подтверждала в какой-то степени наши выводы о дальнейшем развитии событий. По словам главы миссии, сразу же после захвата заложников американцы вывели из Грузии всех своих наблюдателей и у Холингера есть информация из штаб-квартиры ООН в Нью-Йорке, что американцы сейчас будут давить на национальные представителей в ООН, для того чтобы те в свою очередь тоже вывели своих наблюдателей в ближайшее время из Грузии. А потом очередь должна дойти и до российских миротворцев. В конце сообщения Холингер заявил, что он будет стоять до конца и бороться против происков американцев. Также он заявил, что захват заложников это инсценировка с цель выдавить военных наблюдателей ООН из Грузии.
В течение пятнадцати минут мы обменялись своими мыслями, информацией и выработали план совместных действий по нормализации обстановки в Зоне Безопасности из нескольких пунктов: первый – контроль за выводом всех спецподразделений, которые были введены на время операции. Второе – поиски бронетехники и вывод её из Зоны Безопасности. (Внезапно выяснилось, что на территории Зоны Безопасности бесследно испарились четыре единицы бронетехники). Эту задачу возложили на меня. Третье – контроль за общественно-политической ситуацией в Зоне Безопасности.
Мы пока не стали делиться своими опасениями, решив поднять этот вопрос на последующих совещаниях. Официальная часть была закончена, на столе появилось пиво, фисташки и после первых хороших глотков пошло уже неформальное общение, в ходе которого мы с Дорофеевым получили официальное приглашение на завтрашний вечер отдыха сотрудников миссии. Впрочем, неформальная часть встречи была совсем короткой, выпив по паре пива, мы с Дорофеевым уехали к себе.
После обеда я взял машину и поехал к начальнику городской полиции. Полковник Мания, в отличие от начальника краевой полиции высокого красавца-полковника Кухалашвили и внушительного вида начальника краевой МГБ Николая Николаевича, которые прямо светились печатью ответственности за всё происходящее в регионе, был невысокого роста и всем своим видом, фигурой и лицом как бы говорил – Отстаньте все от меня…. Чего вы пристали? У меня своих проблем в городе хватает…
Поэтому, без всяких реверансов и дипломатических подходов, я в лоб задал ему вопрос: – Господин полковник, где остальная бронетехника?
Мания скривился лицом, типа – И с этой хернёй ты ко мне пришёл? После чего также вопросом ответил: – А в нашем батальоне внутренних войск не смотрел?
– Понял…, спасибо за сотрудничество, – Я дурашливо поклонился и, протянув руку, полковнику с чувством потряс её. Мания скривился недовольной гримасой ещё больше и уткнулся в разложенные на столе бумаги, давая понять, что аудиенция закончена.
На обратном пути я свернул к Зугдидскому батальону ВВ и, демонстративно медленно подъехав к КПП, а потом внезапно рванул с места и на большой скорости помчался вдоль забора к воротам парка боевых машин. Такой внезапный манёвр оправдал мои ожидания. Я подскочил к воротам, где Соколов по моей команде резко остановил машину и поверх ворот, прямо из кабины заглянул во внутрь парка, где пара офицеров оживлённо жестикулируя руками, поспешно загоняли БТР в бокс. Но, увидев меня и поняв бесполезность попытки спрятать бронированную машину, перестали суетиться. А мне большего и не надо. Всё было ясно, осталось найти ещё две единицы техники. Но то, что они тут я уже не сомневался.
Развернувшись, уже не спеша, подъехал к КПП и через дежурного попросил о встрече с командиром батальона, а ещё через пять минут шагал за щуплым дневальным, с любопытством рассматривая территорию и полутёмное расположение казармы, когда приближался к кабинету комбата. Не хочу сказать, что в казармах нашего полка, где я служил до Абхазии, было всё супер-пупер, но от вида мрачной, полуосвещённой грузинской казармы, от мелковатого роста грузинских солдат внутренних войск, одетых насколько я понял, то ли в турецкую, то ли в немецкую полевую форму, у меня осталось гнетущее впечатление.
В таком же тёмном, в бедном, но чистом кабинете меня ожидало трое офицеров. Я представился, командир батальона тоже представился сам и представил своих офицеров, после чего расселись вокруг стола. Я, медленно и молча, осмотрел немудрящую казённую мебель, учебные плакаты, перевёл взгляд на командира батальона и его замов, которые также молча смотрели на меня и выжидали, что им скажет русский офицер.
– Господа, – прервал несколько затянувшееся молчание, – в вашем парке я обнаружил БТР, который вы там прячете. Данная единица техники должна быть немедленно выведена из Зоны Безопасности согласно подписанного четырёхстороннего соглашения между ООН, Россией, Грузией и Абхазией и нахождение данной техники в парке является грубейшим нарушением этого же соглашения. Что вы на это скажете?
Командир батальона, внушительного вида офицер, был спокоен: – Господин майор, бронетранспортёр в нашем парке находится на ремонте. Как только он будет отремонтирован, его заберут спецназовцы в Тбилиси, откуда они и прибыли.
– Хорошо. Сколько времени он будет на ремонте?
– Этого я не знаю… Поломка довольно сложная.
– У меня же создалось иное впечатление. Слишком он бодренько в бокс заезжал…. И всё-таки, сколько время на ремонт нужно, хотя бы примерно?
– Господин майор, поймите, я не ремонтник – я командир. И техника не моя, а тбилисского спецназа. Но со своей стороны обещаю вам, что всё узнаю и дня через три-четыре, когда вы опять приедете, сообщу о дате окончания ремонта.
Командира батальона я понимал. У него своих проблем полно, а ему спихнули чужую технику, за которую надо отвечать. Спихнули, и занимаются своими делами, а он должен расхлёбывать тут. Хотя чего расхлёбывать? Его прикроют и ничего ему не будет. Он простой исполнитель.
Такие мысли проскочили у обоих из нас и комбат теперь держался гораздо уверенней, чем вначале и я сделал ещё одну попытку наобум, представляя какой ответ получу, даже какими словами. И не ошибся.
– Комбат, а могу я пройтись по вашему парку?
– А зачем? Послушайте товарищ майор, я не обязан вам ничего показывать и не обязан перед вами отчитываться. Скажите спасибо, что принял и пообщался. Так что давайте прощаться и заниматься каждый своим делом. – Командир батальона решительно встал, за ним поднялись и его молчаливые замы.
– Ну что ж и на этом спасибо. Хотя то, что сейчас делаю – это и есть моё дело, – я поднялся, попрощался с каждым за руку и сопровождаемый дневальным направился на КПП.
За воротами у ГАЗ-66 толпа грузинских солдат окружила Соколова и о чём-то живо общалась с водителем. Надо сказать, что когда я общался, разговаривал с официальными лицами в городе по делам службы, будь то силовики или сотрудники мэрии, то как правило это было настороженно-сдержанное общение, где твой собеседник боялся сказать тебе лишнее и не навредить излишней болтливостью. То на уровне общения с низовым звеном грузинских силовиков или когда разговаривал с простыми гражданами, то общение было в рамках «народной дипломатии», где чёрное называлось чёрным, а белое – белым. И никто особо не скрывал своего мнения и эмоций.
Увидев меня, солдаты ВВ неохотно стали расходится, а я заскочил в кабину автомобиля.
– Ну, Соколов, что там грузино-солдатская, сермяжная правда рассказывает?
Водитель, переключил рычагом скорость и автомобиль двинулся с места: – Завидуют они нам, товарищ майор. Все хотят служить в российской армии и получать по 250 лари в месяц. Вот и сейчас опять спрашивали – Как в нашу армию поступить?