Подведение итогов тоже прошло планово: кое кого поругали, кто-то поднялся с места и виновато опустив голову, выслушал все грозные слова, впрочем сказанные совсем не грозно, потому что залёты вполне себе дежурные и неизбежные в нашей военной службе. Потом была
постановка задач на следующий месяц. Тоже вполне плановые и не выходящие за рамки нашей деятельности.
Но вот в ходе учений пришлось поломать голову всем. Вопрос вывода миротворческих подразделений был для нас очень сложный. И все понимали, что абхазы нам не дадут вывести технику и вооружение. Да…, личный состав они пропустят. Даже с оружием и носимым запасом боеприпасов. Но вот БТРы, миномёты и спец технику, запасы боеприпасов – сделают всё, только чтобы они остались на их территории для абхазской армии. Кинут на блокирование дорог и выходов из базовых лагерей местное население – женщин, детей, стариков…. И что вот в таком случае делать? И грузины тоже будут препятствовать выходу батальона с Южной Зоны безопасности, прекрасно понимая что мы либо сами эту технику отдадим противной стороне, либо абхазы не выпустят её со своей страны. А ведь эта техника двух полнокровных батальонов. И вот только на моей памяти это третье масштабное обсуждение острой проблемы, которая может стать уже в марте-апреле этого года во весь рост перед нами, если президент Шеварнадзе откажется подписывать мандат на продление миротворческой миссии российских подразделений в Зоне Грузино-Абхазского конфликта.
Обсуждали и рассматривали этот вопрос в течение четырёх часов и пока остановились лишь на половинчатом решение. Решили ещё раз обговорить этот вопрос, через несколько недель.
* * *
……Проехав по небольшому переулку, БТР на таком же небольшом перекрёстке медленно свернул налево и через сто метров остановился на противоположной стороне улицы напротив помпезного, серого здания мэрии. Как всегда машин здесь было мало, оттого что основной автомобильный поток проходил несколько дальше, в стороне городского рынка, но зато здесь было многолюдно. Многочисленные кучки сумрачных, небритых, с чёрной щетиной мужчин, в основном это были беженцы из Абхазии и местные безработные, сидели на низкой металлической ограде и на скамейках городского сквера, стояли на протяжении всего тротуара на моей стороне и, молча и угрюмо, смотрели на центральный вход учреждения.
А там красовался, лицедействовал, в конце концов гарцевал заместитель мэра города Зугдиди Шанава Тенгиз Варламович, ощущая себя Хозяином этой улицы, Хозяином этого мрачного трёхэтажного здания, наконец Хозяином города, Вершителем судеб этих мрачных мужчин.
Среднего роста, худощавый, одетый по моде в длинное до земли чёрное пальто. В обмотанном на два раза вокруг шеи белоснежным, также до земли, шарфе, Шанава купался в волнах зависти исходящих от окружающих его людей, каждый из которых хотел, прямо страстно желал бы в этот момент находиться на месте заместителя мэра и также, как Шанава, изображать из себя Хозяина «богатого» города. Но улица, которую запросто можно было в несколько прыжков преодолеть была той непреодолимой пропастью, разделяющую и разводящую их по разные стороны жизни, показывая – Кто они такие и кто он. И я в который раз воочию увидел и глубоко прочувствовал слова одного из известных людей – «Каждый человек – творец своей судьбы». Большинство из них в школе были троечники. Ни из-за того, что были тупые – просто ленились. А раз троечники и ленивые, то о поступлении и учёбе в ВУЗе, не могло быть и речи, а тогда прямая дорога в армию и после дембеля в простые работяги. И не надо никуда стремиться, ставить перед собой более высокие цели – можно просто жить и торговать мандаринами в России. В советское время это канало, но Союз развалился. Республики, почувствовав себя великими и независимыми державами, с помпезностью отделились, а по правде говоря банально ПРЕДАЛИ, вдруг ослабевшего старшего брата и смело ринулись в свободное, как им казалось перспективно богатое плавание. Но оказалось, что они в этом плавании ни кому и не нужны, и берега, к которым они плыли, давно заняты и их залежалый и занюханный товар, на «УРА» расходившийся в России, тоже никому не нужен. Да и у них самих, у республик, оказывается и ничего и нету, потому что старший брат, отрывая от себя кормил, поил и лелеял их, в рамках неправильной национальной политики, где русский всегда был изгоем, а их нацменов облизывали. Вот и оказались миллионы бывших граждан могучего Советского Союза не у дел, беженцами и безработными. Если ещё в России, на её необъятных просторах и можно было найти любую работу, то в нищей, разваленной, послевоенной Грузии – работы просто не было и дать её – некому….
А господин Шанава, ещё на школьной скамье принимал активное участие в общественной жизни школы и комсомола. Учился хорошо, поступил в институт, где также проявил себя активистом и после окончания высшего заведения, он прямиком попал в горком комсомола Зугдиди и к развалу СССР уже был вторым секретарём горкома партии. Воровал или не воровал – это уже излишний вопрос, но в жизни, как в советское время говорили – «Занимал активную жизненную позицию» поэтому вовремя оказался около аппетитного пирога под названием «город Зугдиди» и получил хороший кусок при делёжке. Как в Америке говорят – «Он сделал себя сам» – в отличие от других…
– Что это я? – Одёрнул себя за эти свои мысли, вдруг появившиеся в моей голове, оглядывая бесконечные кучки мужчин с безнадёжностью ожидающих чуда от властей, – может быть, как раз среди них и нет ленивых и троечников. Может быть, это стоят и ждут подачки от властей врачи, учителя, агрономы…. Хотя, судя по их лицам, грубым чертам – вряд ли. И эта безнадёга в их глазах плата за предательство России…, За предательство русского народа…., предательство дружбы с русскими…
Внезапно я ожесточился: – Чего это я размяк? Захотели жить отдельно от русских, вот пусть и живут. Это их страна – это их выбор. А я буду здесь бороться за свою страну и за нашу судьбу… Чего они мне? Вон как с ненавистью смотрят на меня и моих бойцов. Как будто мы виноваты в их неудаче. Конечно, проще всего обвинить Россию в поддержке Абхазии, для этого не нужно копать в прошлом и искать где, на каком перекрёстке разошлись пути-дорожки абхазов и грузин…., жившими рядом друг с другом долгими веками.
Я спрыгнул с БТРа и через улицу, не спеша, направился к городскому чиновнику, который теперь щеголял, держа в обоих руках по сотовому телефону, которые даже в России, были непременным атрибутом богатства, а здесь ещё и власти. От телефонов в каждое ухо тянулись провода гарнитуры и Тенгиз Варламович по очереди прикладывал то один, то другой телефон и что-то оживлённо тараторил по-грузински, беспрестанно повторяя слово «Батонэ», что означало «Уважаемый». Эта показная кипучая деятельность, должна была показать всем, кто находился около мэрии – какой он важный, занятой человек. И что даже на улице он не принадлежал себе, а жертвовал собой ради всех их – беженцев и безработных, а также всех горожан, кто в этот момент проходил по улице.
Это была игра на публику и что самое интересное публика, глазевшая на это лицедейство, знала все правила и тонкости этой игры. Да, в России, где-нибудь в глухой провинции, такой же спектакль, разыгранный местным функционером, может и был бы принят за чистую монету… Может быть, но скорее всего прохожий или невольный свидетель, оказавшийся рядом в этот момент, плюнул бы сердцах на тротуар. Обозвал бы чиновника, конечно, про себя или вполголоса, матерным словом и пошёл бы дальше. Но здесь так не принято. Более сотни здоровых мужиков, кормильцев семей безмолвно сидели и всеми фибра своей простодушной грузинской души хотели быть на месте Шанавы. Вот также небрежно стоять на виду у всех, с двумя телефонами в руках, в таком же длинном чёрном пальто, с непременным белым шарфом до земли и радостно, на всю улицу, приветствовать подходящего русского, майора-миротворца. Русского офицера, невольного виновника всех их бед и которого они все ненавидят, но на месте зама мэра они бы тоже также бы кинулись его обнимать.
– О, господин майор, как дела? Как здоровье? Как здоровье полковника Дорофеева? Какие проблемы привели вас к нам? – Тенгиз Варламович бросил в карман телефоны и теперь тормошил меня, показывая как он запросто, панибратски общается с комендантом города и всего края. Я же не сопротивлялся этому напору показной жизнерадостности и позволял демонстрировать всем наблюдающим его значимость.
Чётко уловив тот момент, когда Тенгиз Варламович, полностью насладился произведённым эффектом, я предложил подняться в кабинет чиновника.
В кабинете Шанава, заговорчески подмигнул и как по мановению волшебной палочки на столе оказались бутылка приличного коньяка с нарезкой из копчёного сыра и два бокала.
– Господин майор, вам можно, а мне ещё надо работать, – зам щедро налил коньяка мне, а себе лишь показушно плесканул на дно. Чокнулся бокалом, стандартно пробормотав – «За мир во всём мире» и вслед за мной лихо вылил всё это в рот и удовлетворённо крякнул. Коньяк, как и сыр, тут же мгновенно, как и появились, исчезли со стола, а чиновник «надев» на лицо маску уже делового человека, прошёлся к дверям и открыл их, после чего величественно воссел за стол напротив открытой двери. Я же только внутренне ухмыльнулся, прекрасно понимая, что через открытую дверь любой входящий в мэрию будет видеть причастность Шанавы к большой, миротворческой политике.
– Что вас привело, Борис Геннадьевич, в наши скромные пенаты?
– Да, вот Тенгиз Варламович, проезжал мимо. Увидел вас и решил пообщаться. Кто, кроме вас сможет мне рассказать о сложившийся обстановке в регионе? Вот кто? Все остальные владеют информацией узко и только в своей сфере деятельности, а вы как первый зам владеете всей информацией… Наверняка, она сначала к вам приходит, а вы потом сами определяете, что мэру сейчас докладывать, а что потом, – подсластил я пилюлю и как это не странно, но моя явно грубая лесть ударила туда, куда и предназначалась. Шанава заулыбался, приосанился.