Поэтому мне приходилось не совсем тактично его обрывать и ход переговоров полностью переключать на себя. Конечно, потом было море эмоций, обид и обвинений в мой адрес, но я, быстро ухватив сущность своего временного подчинённого, уже полностью вошёл в роль начальника и вполне успешно ставил его на место. А три дня тому назад после одного из споров между нами, я вообще напрямую, но без наглости, задал ему вопрос.
– Товарищ полковник, а как вообще такие как вы становятся полковниками?
Суханов обидчиво вздёрнул подбородок и холодно заявил: – Товарищ подполковник, я вынужден сделать вам замечание по поводу нетактичного поведения в отношении старшего по воинскому званию офицеру, а также старшего по возрасту.
– И сколько же вам, товарищ полковник, лет? – Разговор происходил в кабинете Дорофеева, я сидел в его кресле за столом, а полковник Суханов напротив, на обычно моём месте. Данное расположение психологически только усиливало мою позицию в назревающем конфликте между мной и полковником. Чем я эффективно и пользовался.
– Заметьте, Борис Геннадьевич, 48 лет…, – Суханов даже указательный палец значительно поднял вверх.
Я весело рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
– Геннадий Иванович, вынужден вас разочаровать, – я снова засмеялся, увидев лёгкое удивление на мою непосредственную реакцию, – Если вам было 25 лет, а мне 20 то тогда разница в пять лет играла бы большое значение. Но в сорок три года моих и сорок восемь лет ваших, при нашем общем жизненном опыте это не разница и не аргумент. Вы, товарищ полковник, не забывайте что я боевой офицер и строевой командир, знающий что такое «живой солдат» в отличие от вас технаря, который кроме парка боевых машин ничего не видел и который никем не командовал, кроме баб из технической части. Это во-первых. Во-вторых, вы забываете, что я для вас, на данном этапе, являюсь вашим начальником. И армейская пословица – «Я начальник – ты Дурак» – себя ещё не изжила. Так что имею право задавать вам любые неприятные вопросы и давать оценки вашей деятельности. Не забывайте также, что по окончанию вашей стажировки в должности начальника штаба Зоны Безопасности, я должен в письменном виде дать Командующему характеристику вашим деловым и морально-психологическим качествам. Я думаю, что если характеристика будет даже довольно холодно-нейтральная, я уж не говорю об отрицательном характере, то это здорово осложнит вашу службу в роли миротворца.
В кабинете повисла тяжёлая тишина и я с любопытством ожидал ответного хода полковника. Суханов молчал, задумчиво царапая ногтем пятнышко грязи на столе, потом, подняв глаза на меня, спокойно заявил.
– Борис Геннадьевич, я мог ожидать многого другого от вас, но никак того, что вы открыто и подло будете меня шантажировать. Об этом я также письменно доложу генерал-майору Коробко. Как я получил Полковника, это не вам судить, но я ПОЛКОВНИК – а вы как стали Подполковником, так им и останетесь. И хоть я и ваш временно подчинённый, и может не подхожу под ваши критерии, я требую к себе уважения, как к офицеру, так и как к ПОЛКОВНИКУ.
Ну, это во-первых. Во-вторых: вашей отрицательной характеристики я не боюсь. Вы её просто не дадите – не тот у вас характер. Да нейтральную, может быть…, ну, подчеркнёте кой-какой негатив – да и всё. Самое главное – в конце мая именно я буду вас менять на этой должности и вы об этом прекрасно знаете. Так что об этом тоже не забывайте, потому что именно тогда я, МОЖЕТ БЫТЬ, пущу свой главный козырь против вас и очень неприятный для вас козырь. Ну, это если этого я ЗАХОЧУ и этого потребует момент. Поэтому тоже думайте – сегодня вы начальник, а через неделю просто начальник штаба и простой подполковник.
Я манерно и жизнерадостно захлопал в ладоши: – Браво, Браво Геннадий Иванович! Впервые я услышал от вас чёткие и логичные мысли, без всяких «мемеканьев» и «бебеканьев». Браво! Изложив открыто друг-другу наши мысли, у меня родилось следующее предложение.
– Для того чтобы не обострять в дальнейшем наши отношения вы, Геннадий Иванович, работаете по самостоятельному плану и каждый вечер. Допустим в 19 часов, вы докладываете мне, – полковник Суханов болезненно поморщился, – ладно, ладно не мне, а исполняющему обязанности Начальника Зоны Безопасности результаты вашей работы. А через неделю мы к обоюдному облегчению расстаёмся….
На этом мы и расстались. Суханов окунулся в свою любимую стихию и каждый вечер ложил на стол передо мной материалы расследования по поводу того или иного недостатка обнаруженного в ходе проверки несения службы на том или ином блок-посту или же в базовом лагере Анаклии и Поцхоэцери. Недостатки были мелочные и я также молча откладывал их в сторону….
А в один из дней, решил оставить за себя полковника Суханова и съездить с батальоном на стрельбы в Анаклию. Отвлечься хоть немного от повседневных забот.
День был жаркий, небо чистое и голубое, неспешная езда на броне БТРа по раздолбанной дороге через грузинские деревни и вот Анаклия. Здесь у нас был базовый лагерь одной из мотострелковых рот. Вообще, местечко хорошее. Импозантное, квадратное, двух этажное здание, которое в благословенные советские времена служила домом отдыха для ЦК Компартии Грузии, на благоустроенной живописной территории и на берегу реки Ингури, впадающее здесь в Чёрное море. И здесь же остатки древней крепости, которая запирала вход в реку и откуда воины наблюдали за морскими далями, своевременно предупреждая о появлении опасных врагов. Так что устроились здесь мотострелки шикарно и удобно. Не то что мы в заброшенном курятнике. И соседи у мотострелков были отличные, на которых в случае чего можно было опереться. В трёх километрах по берегу стояла российская пограничная застава в 30 человек. Да…., русские пограничники охраняли грузинскую границу. Я у них ни разу не был, но знал что начальник заставы, капитан, хорошо солил рыбу и несколько раз я заказывал через командира роты рыбки посолиться и пивка попить.
Минут пятнадцать пообщались с командиром роты, пока его подчинённые строились, чтобы тоже принять участие в стрельбах, а потом всем этим кагалом выдвинулись на берег моря, где и решили провести стрельбы. В километрах трёх от берега, на небольших волнах, стояло несколько турецких шхун, которые занимались ловлей рыб и на стрельбу из автоматов и пулемётов не обращали внимание.
Но когда мы развернули миномёты «Василёк» в их сторону дали для прикола очередь из четырёх мин, там мигом засуетились. Добавили несколько мин, но уже ближе к шхунам из 82мм подносов и рыбацкие кораблики бросили свои сети и удалились к линии горизонта, где застыли, ожидая когда эти русские удаляться с берега, чтобы вернуться за своими сетями.
Ну…, а мы повеселились от души. Да и я тоже, с удовольствием постреляв из миномётов «Василёк», и устроив небольшое соревнование – сколько мин можно запустить в воздух, пока первая не упала? Удался день и отдохнул, и погулял по берегу моря… И когда вернулись обратно на базу и здесь обстановка нормальная. День удался.
Наконец-то начался саммит, на котором должна решиться наша судьба. Либо мы будем продолжать здесь нести службу, либо придётся уходить. Мандат о продлении деятельности российских миротворцев в Зоне Грузино-Абхазского конфликта должен быть подписан 29 апреля, в самые последние часы саммита. А пока, 28 апреля, прошла демонстрация у 301 блок-поста и результаты нашей работы не пропали даром. Прошла демонстрация мирно, под контролем полиции, которая выставила несколько линий обороны, на тот случай если демонстранты попытаются прорваться через миротворцев на абхазский берег. Собралось около тысячи человек, помитинговали, сняли сроком на один месяц пикет и мирно разошлись. После того как мы, офицеры-миротворцы и грузины, собрались в кучу и с лёгкой душой стали общаться, радуясь что всё прошло благополучно, снова отличился полковник Ошкерелия. Сощурив хитровато глаза на меня, он тупо ляпнул: – Ну ладно, товарищ полковник, признайтесь хоть сейчас, что вы полковник ГРУ. Всё равно скоро уезжаете, а то уже надоело слушать что вы командир дивизиона….
Ну что тут поделаешь? Вот нарывается полковник на неприятности…. Пришлось отделаться шуткой.
* * *
…..Я вернулся после проверки караула и сел за рабочий стол, сделав запись в свою рабочую тетрадь. Откинулся на стул, бездумно скользя взглядом по рабочей карте начальника штаба Южной Зоны Безопасности на стене. Ещё неделя и Дорофеев вернётся из Сухуми, где он заканчивал лечение и прошедшую неделю, я откомандовал нормально, ошибок вроде не допустил.
Мой взгляд с карты перешёл на телевизор и я его включил, где в этот момент показывали интервью президента Грузии. Шеварнадзе находился на саммите СНГ и хоть давал он интервью на грузинском языке, было понятно, что для него главная задача на этом саммите это – Требование продлять или не продлять мандат пребывания российских миротворческих подразделений в Зоне Грузино-Абхазского конфликта? Там же, в Москве, находился наш Командующий, который и должен осуществлять любое решение, какое примут участники саммита.
– Что ж, – удовлетворённо подумал я, слегка потянувшись, – всё будет нормально. Ещё три часа и они просто вынуждены будут принять решение по продлению мандата. Зацепиться просто не за что. Мы, миротворцы, вели себя образцово и не давали повода для грузинских властей в чём-то нас упрекнуть. Провокация, которой мы опасались, так и не произошла….
Но и у меня лично проблем меньше не стало, а наоборот только добавилось. И ладно бы если я сам эти проблемы сотворил, а то ведь влетел из-за пацанов-лейтенантов. Несколько дней тому назад особист Юра в очередной раз попытался взять реванш. И повод для этого был не совсем красивый. Пригласили меня и нескольких наших офицеров, на мой выбор, ООНовцы. Им пришли ООНовские награды и они решили хорошо их обмыть и заодно отблагодарить нас миротворцев за то что наши разведчики надёжно охраняли их центральный офис. Я особо не долго думал, тем более что командир батальона вновь отказался, и выбор тогда мой пал на командира взвода разведки и ещё одного активного и толкового старшего лейтенанта. И само собой разумеюще поехал и полковник Суханов. Я за начальника Зоны безопасности, он за начальника штаба.