Приехал на 301 блок-пост, где неприкаянно маялся полковник Ошкерелия. Остановился и невинно предложил ему проехать в Гали, но Ошкерелия под надуманным предлогом отказался ехать и я тогда открыто и ехидно спросил: – Что, Командующего боитесь? – Ошкерелия непримиримо сверкнул глазами и притушил огненный взор, отделавшись шуткой.
Перед самими переговорами встретился с Командующим и начальником штаба генералом Бабкиным доложил об обстановке, ответил на вопросы и передал еженедельное разведдонесение. Не утерпел и доложил об полковнике Ошкерелии, на что Коробко загадочно протянул: – Ну…. ну. Доиграется он у меня.
Пока шли сами переговоры внутри здания районной администрации, я вовсю общался с товарищами со штаба, приехавшие вместе с Командующим. А тут сапёры привезли 4 мощные мины по 50 килограмм каждая, которые были подвешены на деревьях вдоль дороги.
Радиоуправляемые, с разлётом осколков на 300 метров. Поставлены были на колонну Командующего, оттого то и были перенесены переговоры в Гали.
Вечером собрал совещание, где помимо решения повседневных задач, задал вопрос – Как будем проводить Праздник Победы?
Командир батальона загадочно переглянулся со своими замами и начальником штаба, после чего задал осторожный вопрос: – А как вы сами видите празднование Дня Победы?
Вопрос то он задал, но видно было, что между собой они всё уже решили и ответ будет отрицательный. Оставшись за Дорофеева, я всегда испытывал скрытное противодействие всем моим приказам, которые касались батальона, хотя во внутрибатальоную жизнь я не вмешивался, а отдавал приказы только в рамках деятельности Зоны Безопасности. Если командир батальона вынужденно выполнял мои приказы, то начальник штаба не скрываясь «кипел» и каждый раз пытался оспорить мои решения, а также давил на комбата. Конечно, можно было «на раз-два» поставить зарвавшегося майора на место, но я не хотел оставшийся месяц совместной службы провести в ненужной конфронтации, обидах и возмущённых фырканьях. Если бы впереди было полгода, то майор был моментально вздрючен и перед ним было два выхода из ситуации – Либо ты, «дорогой», выполняешь мои указания, когда это необходимо, либо едешь в своё Тоцкое. Я бы даже не погнушался в этом вопросе воспользоваться помощью Командующего. Для замполита, зам по вооружению и зам по тылу батальона я был совершенно безразличен, так как моя и их деятельность совершенно не пересекались. Поэтому пришлось терпеливо разъяснить.
– По сложившейся традиции 9 мая наш батальон посещают ветераны Великой Отечественной войны. В ходе посещения им наливают 100 грамм «фронтовых», показывают технику, угощают кашей и дают возможность свободно пообщаться с личным составом. Мне бы не хотелось ломать данную традицию и поэтому я с вами советуюсь. – Всё это я говорил мягким голосом, но так и подмывало поставить их по стойке «Смирно» и в приказном порядке определить порядок встречи с ветеранами. Но я терпеливо задавливал в себе бушевавшие чувства и молчал.
Комбат снова переглянулся с замами и вкрадчиво спросил: – Товарищ подполковник, вы прекрасно знаете, что выдача зарплаты у нас будет только через неделю и денег ни у кого нет. Вот я и спрашиваю – Может быть, вы выделите денег на водку и угощения? А остальное мы организуем.
Я тяжело вздохнул, борясь с внутренним желанием «взорваться», но всё-таки ответил спокойно, не удержавшись подпустить некую толику язвительности: – Товарищ майор, спасибо что напомнили когда будет получка. Если бы у меня были деньги, то поверьте – я не пришёл к вам и не стал бы унижаться перед вами, чтобы выполнить свой долг перед ветеранами. И всё-таки я жду конкретного решения. – Не удержавшись, нервно забарабанил пальцами по крышке стола.
Комбат вновь поглядел уже только на начальника штаба и решительно сказал: – Товарищ подполковник, мы не можем принять у себя ветеранов. На это нет средств.
Лицо опахнуло холодом. Я резко встал и на меня удивлённо вскинулся взглядом полковник Суханов. Помолчал и тихо скомандовал: – Встать! Смирно! – Все вскочили и приняли строевую стойку, логично ожидая от меня громкого продолжения совещания, «размахивание шашкой» и категорических приказаний, но я скомандовал то, отчего в кабинете повисло удивлённое молчание, – Вольно! Совещание закончено…. Чего стоите? Я же сказал – совещание закончено. Свободны.
Когда все вышли с вызывающим видом, а начальник штаба громко хлопнул дверью, я тоже сильно хлопнул кулаком, но уже по крышке стола и резко повернулся к Суханову.
– Ну что, товарищ полковник, чего молчали?
Тот растерянно развёл руками: – Так я… Так вы ж сами, Борис Геннадьевич….
– Что я? Что так вы ж…? Вы ж через месяц вот так же будете унижаться, перед молокососами – правда, уже перед другими. Блядь, вот были бы у меня деньги… Или бы батальон под жопой, я бы быстро их научил, где деньги взять…
Настроение было поганое и с таким же настроением поехал утром в мэрию решать вопросы, в том числе и совместное празднование Дня Победы. Обсудив текущие вопросы, перешли к мероприятиям празднования Дня Победы.
Тенгиз Варламович деловито озвучивал праздничные мероприятия: – Ветераны собираются в девять часов у мэрии, потом организовано выдвигаемся на автобусах на городское кладбище, где у мемориала участникам Великой Отечественной войны пройдёт митинг с участием ветеранов и горожан. Потом перемещаемся в батальон ВВ, где ветеранов будут чествовать военнослужащие батальона. Митинг, прохождение торжественным маршем, показ казарм, где живут солдаты. Потом едем в ваш миротворческий батальон….
Тут я прервал Шанаву: – Тенгиз Варламович, в этот раз придётся посещение нашего батальона отменить. У нас на это время запланированы отнюдь не праздничные мероприятия, а дела связанные с боевой готовностью и учениями. А также сейчас наличествуют и другие трудности…
Шанава блеснул глазами и, притушив нездоровый блеск в глазах, с безразличным видом вычеркнул мероприятие: – Ну, раз не можете – значит не можете…
Покидал я мэрию с чувством сделанной огромной ошибки, но никак не мог понять – В чём она?
День прошёл в суете и после ужина привычно включил телевизор, чтобы посмотреть местные новости. Аккуратная, подтянутая грузинская дикторша, с характерными темнеющими усиками над верхней губой, рассказывала о событиях происшедших в Зугдиди за день и в конце ошарашила меня.
– ….По заявлением командования миротворческого батальона, расквартированного в нашем городе, они отказываются принимать участие в городских мероприятиях связанных с чествованием ветеранов Великой Отечественной войны, а также Дня Победы, в которую немалый вклад внесли и граждане Грузии, тем самым выказывая неуважения к ветеранам….
Меня аж холодным потом накрыло. Я вскочил с табурета и ринулся к оперативному дежурному: – Срочно, по тревоге командира батальона с замами на совещание.
В кабинете сидел полковник Суханов, строча очередную кляузу на выявленное нарушение, а через три минуты появились и встревоженные офицеры.
– Что случилось, товарищ подполковник, – сразу спросил командир батальона.
– Товарищ капитан, вы свободны. Вас это не касается. – Начальник штаба батальона скорчил недовольную рожу, глянул на комбата и, увидев его кивок, вышел из кабинета.
– Товарищи офицеры, я вчера имел отличное от вас мнение по поводу проведения праздника 9го мая с посещением нас грузинскими ветеранами, но проявил мягкотелость в этом вопросе и пошёл у вас на поводу. Наше решение сегодня довёл завуалировано в мэрии, а сейчас они вовсю стебаются по телевидению и позорят нас. Я понял – мы совершаем политическую ошибку, самоустраняясь от совместного празднования. Поэтому решение следующее.
– Товарищ майор, – я ткнул карандашом в командира батальона, – если у нас нет денег, то разрешаю… А если есть сомнение – Приказываю продать некую толику бензина, на которую завтра закупить необходимое количество водки. Зампотылу. Вам, товарищ майор, изыскать все резервы, но 9 мая накрыть столы кашей гречневой с тушёнкой, хлебом и ещё какими-нибудь разносолами из расчёта на сорок человек. Из этого расчёта приготовить в качестве подарка каждому ветерану по коробке сухпая и по буханке нашего знаменитого хлеба. Всё. Вопросы есть?
– Оооо…, товарищ подполковник, очень много, – многозначительно произнёс командир батальона.
– Ну, чтоб вопросов много не было. То, что я сейчас сказал – Это приказ и обсуждению не подлежит. А если вы такие ссыкуны, то я сейчас, если это необходимо, выдам приказ в письменном виде за своей подписью, но не дам вам сорвать политически важное мероприятие. Теперь вопросы есть?
Комбат переглянулся с замами, поднялся: – Товарищ подполковник, разрешите мы полчаса посовещаемся своим батальонным коллективом.
– Хорошо. Идите. Замполит, на минуту останься
Капитан оглянулся на комбата, получил немое согласие и замполит обратно приземлился на свой стул.
Как только за офицерами закрылась дверь, я сразу повёл наступление на замполита: – Товарищ капитан, вот если сейчас вы примете на своём совещании неправильное решение, то я могу понять командира батальона с начальником штаба, которые являются командирами и дальше своего батальона видеть ничего не хотят, лишь бы досадить этому выскочке подполковнику Копытову. Зампотылу с зампотехом им тоже до лампочки. У них у самих свои хозяйства нехилые. Но если ты сейчас не сработаешь, я тебя не пойму. Ты политработник и должен понимать всю политическую важность, психологическую важность этого мероприятия на вражеской территории. Иди, больше я тебе ничего говорить не буду. Но вдогонок скажу – меня назвали Борисом в честь моего дядьки, который прошёл всю войну и погиб на следующий день после Победы. Я думаю, что тебе и всем вам тоже стоит вспомнить, у кого кто воевал.
Офицер вышел, а я устало откинулся на спинку стула: – Ну что, товарищ полковник, скажете? Вот сейчас упрутся, да ещё этот пацан, начальник штаба, если на комбата надавит… Ну и что будем делать тогда? Ваше какое видение…?