— Да уж, — недобро хмыкнул террорист. — В Первомайском вы это наглядно продемонстрировали.
— Первомайское — трагическая ошибка.
— Это, — террорист указал на башню, — тоже ошибка. Только не наша, а ваша.
— Ладно. Я так понимаю, ты — солдат?
— Может быть.
— Тогда давай уж начистоту. Может, не стоит втягивать женщин и детей в мужские игры? Что же вы за солдаты, мать вашу, если за спины баб да детей попрятались?
— Мы? — напрягся террорист. — Попрятались за бабские спины?
— Не нервничай. Докажи лучше, что вы настоящие солдаты. Отпусти детей и женщин.
Несколько секунд террорист смотрел на Беклемешева в упор, и в прорезях маски страшно поблескивали его темные глаза. Наконец он выпрямился, выдохнул и... засмеялся.
— Блин, а ведь зацепил. Ей-богу, зацепил.
— Ладно, — продолжал напористо майор. — Если уж для вас так важно сохранить определенное число заложников, мы можем обменяться.
— Обменяться? — Террорист снова засмеялся. — Что на что? Детей на жвачку?
— Ну зачем так? Допустим, на взрослых.
— Мы что, похожи на дураков?
— Нет, — честно признался Беклемешев.
— Тогда чего ж ты мне лапшу на уши развешиваешь? — Он посерьезнел. — Короче, так. Детей в обмен на баксы. Насчет женщин тоже подумаем. Кстати, не вздумайте штурмовать башню. Мы заложили в шахту почти килограмм тротила. Вы не успеете моргнуть, а башня уже завалится и заложники разлетятся, как птички, в разные стороны.
— И вы тоже, — заметил Беклемешев.
— И мы, — ответил террорист. — Что поделаешь. Видать, судьба у нас такая — умирать. Короче, ты понял. Деньги и телемост. Как договоритесь с «высшими лицами» — сообщи. Мы назовем остальные условия.
— Хорошо.
— Все.
— Нет, не все. Каковы гарантии того, что вы действительно отпустите заложников, когда ваши требования будут удовлетворены?
— А ты пригласи наблюдателя от ОБСЕ, пусть он проконтролирует, — террорист усмехнулся. — Все, закончили базар. Как соберете деньги — шли телеграмму.
Он повернулся и пошел к башне. Дверь за ним захлопнулась. Беклемешев несколько секунд стоял, наблюдая, как парень идет к лифтовым дверям, на ходу доставая из кармана рацию. Вот он беззвучно сказал что-то и тут же снова спрятал пенальчик в карман.
Беклемешев дождался, пока террорист войдет в лифт, и только потом направился к стоящим у ворот машинам. Честно говоря, он и не надеялся, что разговор получится настолько плодотворным. Сам того не желая, террорист выложил гору информации. Узнай его командир о том, как именно подчиненный провел «передачу требований», наверняка голову бы оторвал.
Впрочем, не ему, майору, жаловаться. Для него-то все складывается как нельзя удачнее, чего никак не скажешь о террористах.
Он подошел к «РАФу», возле которого нервно курил потасканный, открыл дверцу и забрался в салон.
Третьяков, Детяткин и капитан-спецназовец сидели вокруг небольшого магнитофона, на котором крутилась кассета с записью разговора. Чуть в стороне устроился звуковик. Олег Юрьевич делал какие-то пометки на листе бумаги.
Услышав щелчок замка, все повернулись к двери.
— Молодец, майор, — похвалил Третьяков и улыбнулся. — Классический вариант разговора. Молодец, — он указал большим пальцем себе за спину, туда, где за окном маячила башня. — А этот парень мало того что дилетант, еще и лох, каких мало.
Беклемешев подсел к столу, снял фуражку, утер пот со лба. Волновался все-таки, хотя и храбрился.
— Более того, — сказал он. — Эти ребята — военные. Нападение на колонну их рук дело.
— Это мы слышали, — подтвердил Третьяков.
— Плюс к тому, все они принимали участие в чеченском конфликте. Их требования как нельзя ясно говорят об этом. Между прочим, у террориста, с которым я разговаривал, на груди слева дырочка от орденской планки. Далее. Штаны от комбеза хоть и чистые, но далеко не новые. И носили их куда дольше, чем куртку. Окончание чеченской кампании приходится на август. Жара. И вот еще что, по меньшей мере двоих наших террористов видели посетители и кассирша. Надо опросить всех, кто еще не успел разбежаться.
— Думаешь, они пришли легально? — заинтересовался Балков.
— Не сомневаюсь. Если бы террористы подъехали к третьему КПП на грузовике, то парни с первого поста неизбежно заметили бы их. Существовал определенный риск, что, заметив подходящих со стороны башни людей, охрана насторожится. А вот с третьего КПП увидеть то, что творится внутри первого, практически невозможно. Охрана сидит полубоком. Террористам прямой расчет захватить сначала первый КПП, а затем уже заняться остальными. В любом случае пришли они со стороны экскурсионного корпуса, скорее всего под видом обычных туристов. Наверняка даже «пристали» к какой-нибудь группе. В толчее внимание рассеивается, охрана обратила бы на них меньше внимания, чем если бы они заявились в гордом одиночестве.
Детяткин, тяжело пыхтя — тесновато ему здесь было, — протопал ко входу, приоткрыл дверь и крикнул кому-то:
— Сержант! Быстро к оцеплению, доставь эвакуированных из экскурсионного корпуса сюда. Возьми еще пятерых ребят и опросите всех, до последнего. Террористов — двоих или троих — должны были видеть. Особенно кассирша и самая первая, не попавшая в башню группа. С нее и начните. Действуй.
Он присел на узенькое сиденье прямо у двери, достал платок, промокнул пухлую шею.
— Ну, и последнее, — добавил Беклемешев, пережидавший словесную атаку эмвэдэшника. — Есть вероятность, что кому-то из этих парней-террористов уже выписывалась «похоронка». Правда, это не точно, — тут же оговорился он.
— На чем базируется ваше предположение? — заинтересованно спросил Третьяков.
Беклемешев нажал кнопку магнитофона, отыскал нужный кусок записи.
— Вот, слушайте.
В динамике всплыл приглушенный маской голос: «...как птички, в разные стороны». Затем беклемешевское: «Вы тоже». Короткая пауза и ответ: «Мы тоже. Что поделать. Видать, судьба у нас такая — умирать. Короче, ты по...» Беклемешев нажал «стоп».
— Ну и что? — спросил капитан-омоновец. — Я лично не понял. Чего здесь такого-то?
— Он сказал: «умирать», — пояснил Третьяков.
— Ну и что? — продолжал недопонимать капитан.
— Фраза: «Видать, судьба такая — умирать» — предполагает гибель в будущем. Фраза же, сказанная террористом, скорее подразумевает какой-то факт из их общего прошлого, — «разжевал» Третьяков, глядя на капитана. — Понятно?
— Теперь понятно.
— Хотя, конечно, нуждается в проверке, — добавил Детяткин.
— Жаль только, что эта информация слишком абстрактна, — добавил Третьяков. — Вряд ли мы сумеем ею воспользоваться. Кто погиб? Один человек? Два, три? Действительно погиб или впоследствии оказался жив? Я, разумеется, могу позвонить в Центральный архив министерства, они поднимут личные дела всех погибших солдат и офицеров, но это займет кучу времени и заведет нас в тупик. Предположим, мы получили список, — и что? Будем раскапывать каждую могилу? Устраивать эксгумацию трупов? Официально в чеченской кампании погибли пять тысяч военнослужащих различных родов войск. Всех раскопать — работы года на два. Единственное, что тут реально можно сделать, — поднять дела по людям, числившимся ранее погибшими, но нашедшимся среди живых, демобилизованным и вставшим на воинский учет по месту прописки. Особо выделим орденоносцев. Это, пожалуй, все.
— Хоть так.
— Хорошо. Пойду позвоню, распоряжусь, — Третьяков поднялся и выбрался из «РАФа».
Беклемешев покосился на звуковика, все еще вычерчивающего на листе схемы.
— Олег Юрьевич, у вас что-нибудь важное?
— Жду очереди, — Скупо усмехнулся тот. — По данным акустического проникновения, террористов ориентировочно двадцать один человек, — он протянул схему. — Настаиваю, ориентировочно. Позывные, соответственно, с Первого по Девятнадцатый, плюс двое — Остров и Маяк. Остров — главный. Один раз к нему обратились: «Товарищ капитан».
— Это информация для Третьякова, — сказал Беклемешев.
Детяткин кивнул:.
— Я передам ему.
— Двое, номера тринадцатый и четырнадцатый, в общей перекличке не участвовали, — продолжал акустик. — Засечь Маяк мы тоже не смогли, хотя слышали, как его вызывал Остров. Очевидно, именно эти трое охраняют заложников. В каком помещении и на каком этаже, пока установить не удалось.
Беклемешев взглянул на схему. Звуковик толково, хотя и схематично, вычертил план башни и крестиками отметил на нем расположение каждого террориста, подписав рядом позывные.
— На шестой площадке тоже?
— Да. Но там люк с этой стороны. Противоположную сторону террористы контролируют только со смотровой площадки. Это самая высокая точка.
— Отлично. Продолжайте прослушивание.
Дверь открылась, и в салон забрался Балков. Остановился, согнувшись в три погибели.
— Ну и что? — спросил легко, словно и не о террористах речь шла, а о походе в кино. Он же, Балков, просто отлучился на пару минут по нужде и пропустил общее решение.
— Ничего, — отрезал Беклемешев. Несмотря на общее дело, ему не хотелось обсуждать сугубо служебную информацию при остальных. — Ты в управление позвонил?
— А как же. У ребят что-то наклюнулось, но темнят, черти.
Умница. Сразу лишние вопросы со стороны «смежников» побоку. Что тут спросишь, если темнят. Почему? А из вредности. Они у нас такие. У-у-у.
Беклемешев повернулся к звуковику:
— Олег Юрьевич, мы сейчас поедем в управление, если хотите, можем ваши записи отвезти в лабораторию. Пусть специалисты над ними поколдуют.
— Да-да, — тот поднялся. — Буду признателен.
— Отдайте Володе, а я пока схожу выясню, что там со свидетелями.
Звуковик и Балков вышли. Детяткин и капитан молча наблюдали за Беклемешевым, словно ждали убедительных объяснений по поводу столь спешного отъезда. Понимали, конечно: вовсе не в темнящих ребятах дело.
Майор же ощущал некоторую неловкость. Как будто соврал принародно и был пойман на собственном неумелом вранье. Наверное, ему с самого начала следовало объяснить, что он, майор, занимается не разработкой плана штурма и освобождения заложников, а похищением людей и установлением личности террористов, даже применительно не к захвату башни, а к нападению на колонну. Он здесь только поэтому.