— В башне имеется собственный генератор, — возразил Ледянский. — Террористы наверняка включат его с наступлением сумерек и будут освещать прилегающую территорию. У них нет причин стопроцентно нам доверять. А даже если и так, они — профессионалы и не станут полагаться на случай. По крайней мере, их главарь производит впечатление человека, привыкшего держать ситуацию под контролем в любых обстоятельствах.
— Мы это учли, — снова улыбнулся Чесноков. — Необходимо связаться с Главным командным пунктом Гражданской обороны. В их систему экстренного оповещения на случай чрезвычайной ситуации входит не только аппаратура, позволяющая осуществить перехват всех телевизионных и радиоканалов, но и рубильник, полностью блокирующий энергоснабжение башни, включая и этот самый генератор. В бункере постоянно дежурят два офицера. Мы будем поддерживать с ними связь. В нужный момент они обесточат «Останкино», прожектора погаснут и террористы окажутся в темноте. Их предусмотрительность сослужит им дурную службу. После яркого света они не смогут различить даже собственного носа, не говоря уж о наших парнях. Более того, обесточив башню, мы лишим террористов возможности перемещаться с этажа на этаж. А нейтрализовать блокированные отдельные группы куда проще, чем единый боевой отряд.
Ледянский посмотрел на Третьякова:
— Ну, что скажете? Кажется, вы у нас выступаете в роли «адвоката дьявола»?
Тот пожал плечами:
— Мне нравится. Во всяком случае, этот вариант куда более реален, чем первый.
— Каков, на ваш взгляд, предполагаемый процент потерь среди личного состава и заложников?
— Ну, учитывая, что мы все-таки имеем дело с профессионалами... Двадцать на двадцать, соответственно.
— А ваш прогноз? — Ледянский посмотрел на Чеснокова.
— Я согласен с полковником.
— Уменьшить нельзя?
— Не думаю. Все-таки эти парни не зэки беглые, не алкоголики взбесившиеся, не наркоманы бытовые. Давить им на психику бесполезно. Это очевидно. Посмотрим правде в глаза. Мы имеем дело с убийцами. С хорошо подготовленными убийцами. У них неплохая реакция на стрессовые ситуации. С момента начала штурма до момента полной нейтрализации террористов, по нашим расчетам, пройдет от семи до десяти минут. За это время они могут успеть перестрелять всех заложников. Мы надеемся только на то, что им некогда будет поднять голову. Опыт показывает: террористы в первую очередь заботятся о собственных жизнях. Эти — не исключение.
— Почему вы так думаете?
— Психология. Как правило, люди, мнящие себя солдатами, выдвигают жесткие патриотические требования, лежащие в основном в области политики. Они не опускаются до меркантильных интересов, а если и опускаются, то опять же глобально. «Немедленно выплатить пособия всем солдатам, участникам...» Что-нибудь в таком духе. Эти же в первую очередь потребовали деньги и только во вторую — телемост. Думаю, что второе условие не так уж для них и важно. Террористы выдвинули данное требование скорее в качестве самооправдания. Они хотят доказать другим, что для них важны не деньги, а политика. Поэтому и добиваются телемоста. Деньги-то уже практически у них в руках. Их главарь —.человек умный. Он все рассчитал и поставил заведомо невыполнимые условия. Неужели хоть один из них всерьез полагал, что высшие лица страны согласятся на телемост? Конечно, нет. Это-то и требовалось террористам. Если бы передача все-таки состоялась, им было бы нечего сказать.
— Это ваши личные умозаключения, не подкрепленные доказательствами, — возразил Ледянский.
— Их поведение — лучшее доказательство моим словам. Избиение одного из экскурсантов, убийство полковника Епишева, расстрел двоих охранников со второго КПП. Они убивают ради развлечения, а это, согласитесь, как-то плохо увязывается с имиджем мужественных борцов за справедливость.
— Но если главная цель террористов — деньги, то, может быть, попытаться договориться об обмене оставшихся заложников на вертолет и безопасный перелет в любую точку, которую они укажут? — предложил Ледянский.
— Террористы не согласятся, — спокойно ответил Третьяков. — Они понимают, что заложники так и так у них. Значит, можно диктовать условия. Но если они договорятся о телемосте, а потом попадутся, у них будет хорошее оправдание для суда и общественности: «Наша цель — политический телемост, а деньги мы попросили для того, чтобы убраться из страны, затеряться, сделать пластическую операцию» и тому подобная чушь. Можно и политического убежища попросить. Уход же с деньгами, но без телемоста — это грабеж чистой воды. Значит, они автоматически переходят в категорию уголовников. А это означает, что их в лучшем случае осудят по законам страны, в которую они прибудут. В худшем — выдадут и здесь поставят к стенке. На этот случай террористы запаслись секретными документами, которые выкрали из броневика при захвате заложников. Документы в обмен на убежище. Имея эти бумаги, уже можно претендовать на жительство в цивилизованной стране. В США, например.
— А что это за бумаги? — поинтересовался Ледянский.
— Документация, из которой можно получить представление о системах военной связи на случай чрезвычайной ситуации.
— Ничего себе, — присвистнул Трошин.
— Будем откровенны, — ответил Третьяков. — Я лично склонен полагать, что данные бумаги имеют информационную ценность только внутри нашей страны. Поэтому и политическое убежище им вряд ли где-нибудь предоставят. Скорее скопируют документы, а затем выдадут террористов нам.
— Поэтому вы настаиваете на штурме? — жестко поинтересовался Ледянский.
— На штурме я бы настаивал в любом случае. Мое решение продиктовано исключительно здравым смыслом. Но, естественно, я гораздо охотнее получил бы назад документы, чем поит ел бы под суд.
— Все ясно,— Ледянский снова посмотрел на схему и решительно приказал: — Свяжитесь со штабом Гражданской обороны, с командованием Кантемировской дивизии насчет вертолетов, подготовьте снайперов. Что у нас с наземными командами? Разбейте людей на группы. Вызовите бронетехнику. Распорядитесь насчет прожекторов. Максимум к половине девятого все должно быть готово.
17:00. Каширское шоссе
— Итак, что мы имеем на данный момент? — спросил Беклемешев Сергеева, когда «Волга», набирая скорость, понеслась по шоссе в сторону центра. — Давай-ка пройдемся по фактам с самого начала.
— Давай попробуем, — согласился Сергеев. — Некая группа солдат, отмеченная в документах как погибшая во время августовского штурма, оказалась в плену. Каким-то образом им удалось освободиться и вернуться в Москву. Спустя полгода они нападают на колонну Министерства обороны, захватывают некий груз и заложников из числа генералитета. Затем группа едет в «Останкино», где берет под контроль телебашню. Так?
— Так.
— Дальше. Офицер из хозуправления министерства, перед которым полковники и генералы почему-то пляшут, как собачки перед дрессировщиком, подменяет броневики и рассказывает нам сказку о похищенных документах. Затем выясняется, что еще два офицера того же министерства за несколько месяцев до захвата «Останкино» трижды встречались с охранником той самой колонны и о чем-то с ним разговаривали. Причем по секрету, прикрываясь райвоенкоматовскими повестками. Вывод: Министерство обороны в доле с террористами. Ну, может, и не все министерство, но одно-то управление точно.
Сергеев засмеялся.
Беклемешев посмотрел на него искоса.
— Боря, чему ты смеешься?
— Да фигня какая-то получается, товарищ майор. Что, хозуправление Министерства обороны решило вышибать бюджетные деньги посредством терроризма?
Беклемешев вздохнул.
— Первый вопрос: зачем было террористам захватывать колонну? Какой в этом смысл? А смысл в этом несомненно был.
— Ну не знаю, Зиновий. Может, заложников побольше хотели захватить? Для гарантии.
— Ты как дитя малое, ей-богу. Если бы террористам были нужны дополнительные заложники, они бы просто-напросто запустили в башню несколько лишних групп. Гораздо меньше риска. Двести человек и так немало. Еще версии?
— Груз?
— Правильно. Колонну захватили именно ради груза. И только ради груза. Генералитет же взяли затем, чтобы тревога не поднялась раньше времени. Лично я склонен думать, что этим солдатам плевать на деньги. Выкуп они требуют для отвода глаз. Истинная суть захвата в чем-то другом.
— Телемост?
— Вряд ли. Если террористы не дураки, то должны понимать: шансы на то, что телемост состоится, ничтожны.
— Может быть, они рассчитывали использовать для давления заложников?
— Боря, перестань говорить глупости. У нас нет на это времени. Вопрос второй: зачем понадобился взрыв на площади Тверской Заставы? В этом тоже был железный смысл. Только не надо говорить о серьезности намерений, — предупредил он. — Это байка для тупиц. Серьезней захвата башни и двухсот с лишним заложников ничего быть не может. Террористам понадобилось устроить взрыв именно в это время и именно в этом месте. Почему? Что есть на площади Тверской Заставы такого, из-за чего понадобилось ее взрывать?
— Вокзал, — принялся перечислять Сергеев.
— Если бы им понадобилось взорвать вокзал, они бы взорвали вокзал, а не площадь, — возразил Беклемешев.
— Стоянка машин.
— Что было на стоянке?
— Кто ж ее знает. Машины были. Автобусы. Собачка еще, помнится, была. Черненькая такая.
— Я серьезно.
— Я тоже. Ничего там не было, кроме машин.
— Что-то тут не клеится, — раздумчиво пробормотал Беклемещев. — Свою машину взрывать смысла нет. Ее можно было уничтожить в любое время в любом месте. Устраивать взрыв, чтобы уничтожить чужую, тоже бессмысленно. Слишком много натяжек. Машина могла уехать или не приехать.
— Ее вообще могли запарковать в другом месте, — поддержал Сергеев.
— Вот именно. Значит, было там что-то еще. Нечто такое, что всегда находится именно там. Что нельзя сдвинуть или увезти. Объект взрыва всегда на одном и том же месте.
— Ничего на ум не приходит.