Замысел одного из крупнейших учений десантников неизбежно страдал значительной долей условности. Частично это было вызвано соображениями секретности: противник не должен был догадаться о цели крупномасштабной тренировки, скрыть которую не было никакой возможности. Так, транспортники с десантом должны были садиться не на захваченную территорию, а в восьми километрах южнее, на аэродроме «Тоцкое». Частично — желанием приблизить размах операции к действительности. Для полноценного рейда полигон был мелковат — пришлось изъять для проведения учений поля двух районов Оренбургской области, чему областное руководство отчаянно, но безнадёжно сопротивлялось.
Активная фаза должна была продлиться четверо суток, но самая зрелищная часть — массовое парашютное десантирование на площадку, не знакомую десантникам по ранее проводившимся учениям, и захват аэродрома — должна была происходить именно здесь.
Рёв двигателей возник за несколько секунд до того, как низко над лесом появилась шестёрка самолётов, сразу разбившаяся на пары. Это были ещё не транспортники, а только их сопровождение — штурмовики Су-25 [23], призванные подавить сопротивление в районе высадки. Лётчики тренировались на своих полигонах, а здесь только обозначали действия. Но это всё равно выглядело впечатляюще. Раздался треск, словно открывали гигантскую молнию или рвали сложенный в сотню слоёв брезент, и за каждым из самолётов по земле протянулась длинная полоса взрыхлённого грунта. Сотни малокалиберных бомб, поднимая в воздух ошмётки грязи и остатков снега, рвались на поле, зачищая его от условного противника. Штурмовики на несколько секунд пропали из виду, но потом вдруг выскочили с другой стороны. Под носом у пары из них запульсировал огонь, и струи снарядов, прямо перед генеральской площадкой хлестнули по бутафорским «аэродромным сооружениям». Это было так неожиданно и зрелищно, что единственный гражданский на площадке, оператор телеканала «Звезда», глядя с открытым ртом на оставшиеся в воздухе после пролёта штурмовиков дымные облачка, отвлёкся и опустил камеру. Правда, мгновение спустя он снова взял её на изготовку, потому что над дальним концом поля появились первые «Илы».
Полевой побелевшими пальцами вцепился в деревянный поручень. Боевая выброска означала, что боевые машины будут сбрасываться с высоты пятисот метров, а личный состав второго батальона — всего с двухсот. Под куполами на крайне ограниченной площадке должны были оказаться почти тысяча человек и несколько десятков единиц техники. Организовать выброску так, чтобы избежать столкновений в воздухе, само по себе было нелёгким делом. И крайне опасным, учитывая, что значительная часть десанта не имела даже запасных парашютов, бесполезных на малых высотах.
Всего в группе должно было быть двадцать семь Ил-76, но час назад с одного из бортов доложили о неисправности. Хотя она и не могла сорвать выброску, но Полевой приказал пилотам возвращаться на аэродром, уменьшив силу высаживаемых подразделений на две БМД и двадцать пять человек.
Выброска продолжалась минут пятнадцать на поле размером примерно три тысячи на пятьсот метров. В воздухе повисли сотни куполов, и было отчётливо видно, как при отделении от идущих на малой высоте транспортников они наполняются в горизонтальном, а не в вертикальном потоке.
Ещё минут через десять первая волна десанта при поддержке бухающих стомиллиметровок БМД ворвалась на «аэродром» и захватила его. Одновременно с этим доложила о завершении высадки вторая аэродромная группа, которая в том же составе высаживалась в пятнадцати километрах западнее.
На поле остались торчать одна БМД, гусеницы которой, несмотря на чехлы, запутались в устилающих поле километрах парашютных строп, и «КамАЗ» с прицепом, застрявшие в весенней грязи. Вокруг машин суетились казавшиеся отсюда крошечными фигурки солдат, высвобождая технику из глиняного плена. Но для Полевого куда более важным было то, что при массовой парашютной выброске никто из десантников не погиб и не пострадал. Расчёты показывали, что в боевых условиях потери десанта ещё до выброски могли составлять от пяти до двадцати процентов от численности личного состава. Это было неизбежным, но начинать терять людей ещё в процессе тренировок командующему не хотелось.
12 апреля 2015 года. США, Колорадо
Зал оперативного контроля системы противовоздушной и противоракетной обороны американского континента (НОРАД), находящийся в недрах горы Шайен, производил на каждого, кто видел его впервые, сильное впечатление. На огромном экране зелёным по чёрному горел огромный контур североамериканского континента, а множество мониторов меньшего размера и прозрачных панелей, расчерченных координатными сетками, делали огромное помещение похожим на таинственный храм. Попавшие сюда журналисты, слегка инфантильные, как и большинство американцев, прозвали это помещение «Хрустальным дворцом». Однако, сделав несколько шагов в сторону и преодолев три двери, одна из которых была стальной и весила десяток тонн, посетители попадали в комнату, напоминающую заурядный офис, в которой только смутное гнетущее ощущение выдавало её расположение под шестисотметровой гранитной толщей. После того как в России в начале девяностых к власти пришло дружественное Соединённым Штатам правительство, комплекс переехал на шестнадцать километров, в не укрытые от поражающих факторов помещения на авиабазе «Петерсон», а командный пункт под горой планировалось превратить в мемориал в честь «победы в холодной войне». Однако в связи с кризисом в Балтийском регионе дежурство в «Хрустальном дворце» было возобновлено.
Присутствующие здесь сейчас люди на подобные тонкости не обращали внимания, потому что были здесь не впервые. Дежурный офицер раздал им листы бумаги с информацией, а сидящий во главе длинного стола тучный мужчина в адмиральской форме, командующий североамериканской аэрокосмической обороной Альфред Кинли, с шумом выпил стакан «Доктора Пеппера».
— Начнём, господа. Четыре дня назад русские одним запуском вывели на орбиту три новых спутника навигационной системы «Глонасс». Запуск был внеплановым, мы ожидали его не раньше лета. Разведка сообщает, что спутники перед полётом были доработаны, но характер доработок неизвестен. Сегодня утром русские информационные агентства сообщили, что спутники введены в действие в составе русской глобальной навигационной системы. Однако параметры их орбит, которыми мы располагаем, показывают, что это не так. Все данные есть у вас в распечатках. Я хочу слышать ваши мнения.
Некоторое время слышался только шелест листов бумаги.
— Насколько я понимаю, это первый запуск навигационных спутников «Ангарой», — сказал, наконец, один из специалистов. — До этого русские выводили по два таких аппарата с Плесецкого космодрома ракетой «Союз-2» с разгонным блоком «Фрегат». А ещё раньше по три, но «Протоном» и с Байконура. Быть может, просто нерасчётная орбита?
— Вряд ли, — не согласился с ним другой. — Орбиты спутников устойчивые, никаких усилий по их изменению не прикладывается. А излучают ли эти спутники навигационные сигналы?
Тучный адмирал покачал головой.
— С борта каждого из них идёт обычная телеметрическая информация, но основные их передатчики пока молчат. Это неудивительно — у системы «Глонасс» три орбитальные плоскости по восемь аппаратов каждая, но новые спутники не вписываются ни в одну из них. К тому же обычный цикл проверок после выхода на орбиту занимает у русских примерно полтора месяца.
— Могут они быть запасными? На случай выхода из строя действующих?
— Тогда почему на таких сумасшедших орбитах? Они не смогут заменить другие аппараты!
— А может, это вообще не навигационные спутники? — предположил специалист в форме полковника ВВС. Остальные подняли на него глаза. — Не навигационные, а другие. Разведывательные, к примеру. Или даже спутники-истребители. У русских ведь есть и такие, верно?
— Исключено! — отрезал специалист по радиолокации. — Радиолокационная сигнатура каждого из них соответствует таковой для аппаратов «Глонасс-К». Геометрические размеры невелики — топлива на борту не хватит для резких маневров, значит, не истребители. Да и орбиты… С большим эксцентриситетом и высокой скоростью в перигее — значит, как разведывательные не годятся. Правда, это могут быть ретрансляторы, но чего?
— Я свяжусь со станцией в Саннивейле, в Калифорнии, — сказал адмирал. — У ребят оттуда есть оптическая система слежения за спутниками. Они наведут свой телескоп на одну из этих птичек, когда та будет вблизи Земли, и развеют наши сомнения. Что ещё?
— В параметрах их орбит я вижу что-то знакомое, — сказал молчавший до этих пор азиат неопределённого возраста в очках с толстыми стёклами. — Высокоэллиптические орбиты… Да, точно. Я решал подобную задачу. Давно, ещё в Японии.
Теперь все перевели взгляды на него.
— Смелее, господин Сумида. Что это была за задача?
— Японское правительство планировало развернуть региональную навигационную систему «Зенит». Четыре спутника, на похожих на эти орбитах. Один или два постоянно должны были висеть над Японскими островами близко к зениту. Разработку прекратили из-за плохого геометрического фактора: гиперболоиды, соответствующие одинаковым разностям времён прохождения сигнала, почти совпадали, что давало слишком большую ошибку… — Японец на секунду замолчал, потом поднял голову. — Если это так, то мы можем вычислить район, которым интересуются русские!
Его сосед, ярко-рыжий потный толстяк, не прекращая жевать, уже шлёпал по клавишам лэптопа, вводя информацию.
— Ага, — произнёс он через минуту. — Так и есть! Точность невысока, но это район где-то в Восточной Европе. В треугольнике между Минском, Варшавой и Стокгольмом.
— Балтия и Калининградский анклав! — произнёс адмирал. — Похоже, что русские решили создать здесь резервную систему навигации, на случай если мы выведем из строя их «Глонасс». Я больше не задерживаю вас, господа. Мне необходимо связаться с президентом.