— Ты! — ткнул комбат в одного из привезённых. — Фамилия!
— Ефрейтор Пашутин!
— Давно служишь, ефрейтор?
— Призван первого ноября прошлого года, в 44-й гвардейский Бердичевский учебный танковый полк имени Сухэ-Батора! — звонко доложил тот.
— В Монголию, что ли? — мрачно переспросил комбат.
— Никак нет, товарищ майор, — запнулся ефрейтор, — во Владимир!
— На каких машинах готовились? Какой километраж? Реальный, а не на тренажёре!
— Т-90. Триста километров.
Комбат с начальником штаба переглянулись. Оба они помнили, что в советское время триста километров считались годовой нормой вождения. То, что в последнее время в учебных частях на молодёжь не жалели моторесурса, радовало.
— Ну… — осторожно сказал Комаров. — Я же говорю — отбирал лучших. Ведь это не у всех километраж такой. Во Владимире готовили ребят для Таманской и Кантемировской, а у них всё самое лучшее.
— Километраж километражом, но что я — должен сажать в «самочек» первых попавшихся людей? Они же эту машину только по телевизору видели!
Володин имел в виду неожиданно свалившееся на него «счастье», отданную в состав батальона роту БМПТ [27]«Рамка-99». На заре формирования экспериментальной части предусматривалось, что в каждом танковом взводе будут два танка и одна БМПТ. Танкисты не были в восторге от такого пополнения: мало того что никаких практик боевого применения новых машин, немедленно прозванных «самками» в память о пулемётных танках Первой мировой, не было, так они ещё и приводили к разнотипице машин даже на взводном уровне, тогда как танковые командиры всегда хотели иметь однородные батальоны. Поскольку БМПТ «Рамка-12» на базе Т-90 ещё только разрабатывалась, командование кинулось в другую крайность, образовав в бригаде дополнительный батальон БМПТ. Но, в отличие от танков, новые машины поступали медленно, и, когда их набралось на две роты, батальон был расформирован, а роты переданы имеющимся танковым батальонам.
— Предлагаю следующее. — Начальник штаба подобрался, черты лица обострились. — Переведём на «самочек» несколько человек из рот. А на их место, — он повёл рукой в сторону короткого строя, — молодое пополнение.
Майор сморщился, словно раскусил перчинку в супе. Разбавлять крепко сбитый, в том числе и его усилиями, коллектив не хотелось. Но, похоже, это решение было единственно возможным.
Десяток танков роты стояли под натянутыми между сосен маскировочными сетями в одну шеренгу.
Олег глядел на боевую машину, которая с этого момента была закреплена за ним, а два чумазых лица с башни — командир танка и наводчик — глядели на него, гадая, кем это командование решило дополнить их сплочённый экипаж. Наконец, один из них, худой и высокий, с сержантскими лычками на погонах грязного бушлата, легко спрыгнул на землю и, вытерев руку промасленной тряпкой, протянул её Олегу.
— Ну, здорово, братан. Как звать-то тебя?
Олег представился.
— Срочник, что ли? — удивился командир танка. — Дела… Ладно. Машину знаешь? Это, — он показал себе за спину, — лучший и новейший танк, какие только есть на вооружении.
Олег пригляделся. Корпус и башня боевой машины были затянуты деталями радиопоглощающего комплекта, делая боевую машину немного похожей на надувной макет. Но и так было видно, что это не Т-95 [28], который с гордостью демонстрировали по телевизору в репортажах о повышении боеспособности Российской армии, а обычный Т-90, пусть и более поздней модификации, чем были у них в учебке.
— Это не Т-95, — сказал он.
Танкисты заржали.
— Альтаф, объясни ему, — попросил командир.
— «Девяносто пятых», — сообщил наводчик, подходя к ним, — на вооружении ещё нет. Первые два батальонных комплекта должны были поступить именно в нашу бригаду. К Новому году первые машины обещали. У нас многие даже контракты продлили только потому, что хотели новую машину посмотреть. Это, — он пнул ногой оливково-жёлтый каток боевой машины, — Т-90А2. Переходная модификация. От обычной отличается наличием электронной начинки, аналогичной Т-95. Тебе это без надобности, это нам скорее нужно… Хотя и тебе бонусы есть.
— Ага, я вижу, взаимодействие налажено! — сказал, появляясь из-за танка, командир роты, пять минут назад куда-то сопроводивший Олегового предшественника.
Капитан был молод, и отпущенные усы этого не скрывали. Сержант Афанасьев, командир танка, по крайней мере выглядел старше.
— Да он же салажонок ещё, — недовольным тоном сказал он. — После учебки… Его ещё учить и учить!
— Вот и займись, — ответил капитан. — Натаскаешь как надо. Первая заповедь: не нажимать на то, что не нужно, и не дёргать за то, что не полагается. Сейчас я молодого у вас забираю в расположение, а после обеда начнёте.
После обеда Олег, впервые устроившись на водительском сиденье своей новой машины, обнаружил на зашплинтованной металлической крышкой кнопке ручного запуска системы пожаротушения картонку с надписью: «Тов. ефрейтор! На эту красную кнопку нажимать нельзя. Это кнопка ручного запуска системы ППО!» Из-под металлической крышки высовывался ещё один картонный уголок. Олек снял шплинт, поднял крышку и, обнаружив на второй картонке надпись другим почерком: «М…к! Тебе же сказали, нажимать только при пожаре!», хмыкнул и вернул крышку на место. Кажется, Афанасьев решил подойти к делу творчески.
20 апреля 2015 года. Россия, Калининградская область
— Перекур десять минут! — пролетел над работающими зычный голос старшины.
Послышался слитный звон — бойцы роты побросали лопаты и потянулись прочь от наполовину вырытых окопов под деревья, где можно было спастись от падающей сверху мелкой мороси. Василий выбрал ель погуще и, присев на корень, облокотился о ствол спиной. Вокруг сразу стало людно. Послышались шуточки о том, что некурящие могут постоять и снаружи — под дождичком. Те устало отругивались.
— Царёв, подвинься, — толкнули его в бок, и рядом, вытирая лицо платком, присел командир взвода, лейтенант Пшеничный.
— Товарищ лейтенант, разрешите вопрос?
— Больно умный ты, Царёв, — недовольно сказал лейтенант. — Задавай.
— Я, конечно, не строитель, — сказал Василий. — Но мне кажется, что то, что мы здесь копаем третий день, можно отрыть за сутки одним экскаватором. Спрашивается — какого х… мы тут комсомольскую стройку изображаем? Опять же — в Сертолово мы каждую неделю на стрельбище ходили. С тех пор как сюда прибыли — ни разу. И если дать мне сейчас автомат, то я х… куда попаду. — Он показал лейтенанту ладонь в буграх мозолей. — У меня руки дрожат. Нет, понятно, что война может начаться, и всё такое… Но с оружием в руках наш батальон будет более полезен, чем с лопатами. Разве нет?
— Умный ты, Царёв, — вздохнул лейтенант, — а дурак. Слышал небось расчёты, что танк на поле боя живёт три минуты, солдат — две, и так далее? Так вот, «живёт на поле боя» — значит наносит ущерб противнику. Как думаешь, наш батальон способен ущерб врагу нанести? Без техники, без тяжёлого вооружения и с личным составом из долбоебов, которые ещё и полугода не прослужили? Причём такой ущерб, который хотя бы керосин оправдал, который самолёты сожгли, чтобы нас из Питера сюда привезти, а?
— Так мы что — просто «пушечное мясо»? — спросил Василий.
— Хуже, — сказал лейтенант. — Сейчас не Первая мировая. Тогда «пушечное мясо» имело ценность. Сейчас — нет. В Калининграде живёт, наверное, тысяч пятьсот народу. По области ещё столько же. Половина женщины. Половина оставшихся старики и дети. Половина на важных производствах занята. Остаётся… — Лейтенант поднял глаза, подсчитывая. — Сто двадцать пять тысяч. Это десять дивизий набрать можно. Оружия на складах хватит, наверное. С материка придётся только специалистов завозить: электронщиков, снайперов особой подготовки, врачей, прочих… А привезли нас.
— Вот я и говорю, товарищ лейтенант, — поставил вопрос ребром Василий. — Зачем? Ямки копать? Так у нас что, в Министерстве обороны совсем дураки сидят? Раз уж наш батальон никакой задачи выполнить не может?
— Наш батальон, — сказал лейтенант, — свою задачу уже выполнил. И если вы сейчас пойдёте и коллективно утопитесь, ни в штабе КОРа, ни в Москве никто плакать не будет.
— А что это была за задача? — удивился Василий. — Когда это мы успели…
— Парад, — просто сказал лейтенант. — Помнишь, после посадки парад был? Построение, раздача оружия. Вынос знамени, прохождение под оркестр… Толпа зрителей, телекамеры… Шоу устроили, как на Красной площади в День Победы. Интервью потом брали. Ты же сам телевизионщик, Царёв. Неужели не понял?
— Нет, — озадаченно помотал головой Василий. — Ну и что, что парад? Кто угодно же пройти мог…
— Не кто угодно, — наставительно сказал лейтенант. — А только те, кто с материка прилетел. Чтобы местные видели, что их не бросили на растерзание поленьям и янкесам. Что страна помнит о них и присылает тех, кто будет их защищать. Против них же настоящая психологическая война ведётся. В теле— и радиоэфире, в Интернете. У американцев эта служба хорошо поставлена. Внушают, что, мол, Россия вас бросила, отделяйтесь, мы вас в Евросоюз примем… А мы тут как тут — вот они мы, защитники! Спецов нет резона в парадных колоннах по аэродрому гонять. У них по прилёту и так дел по горло. А привезти стадо гоблинов, которые едва строевым ходить выучились, один раз можно и разориться. — Он затянулся последний раз и погасил окурок о мягкую землю. — После этого парадного смотра вас всех смело можно было снова загонять в самолёт и везти обратно. Обороноспособность от этого никак не пострадала бы. Но не повезли. Горючки, видать, пожалели. А коли вы уж остались здесь, то надо вас делом занять. Капониры копать там, где экскаваторов не хватает. Ясно?
— Ясно, — сказал Василий, отметив, что все, кто собрался под ёлкой, слушают его разговор с лейтенантом.
— А раз ясно, то лопату в зубы и копать дальше. Перекур окончен, все слышали?!