Цель представляла собой классическую «мишень № 10», или пулемётный расчёт. Только была развёрнута на сорок пять градусов и находилась совсем близко, метрах в тридцати. Упав на землю, он дал ещё пару очередей туда, где были пулемётчики, указывая Дубову цель для второй гранаты, а потом короткими очередями начал обстреливать окна второго этажа, где ему почудилось движение.
В палисаднике хлопнула вторая эргэдэха [68], а от фасада коттеджа повалили клубы кирпичной пыли, когда к обстрелу присоединился ещё добрый десяток стволов. Оттуда больше никто не стрелял, но попытка развить наступление провалилась: первый же высунувшийся с криком покатился по земле, получив пулю в колено. Оказалось, что сразу за магазином врагов немного, десятка полтора, и они, огрызаясь сериями одиночных выстрелов, отходят к автобазе.
Атака удалась при минимальных потерях — двое раненых. Третий взвод так легко не отделался. Пятеро из двадцати семи человек погибли, четверо были ранены, и семеро, вместе с командиром взвода старшим лейтенантом Бутовым, пропали. Они находились на территории автобазы и, скорее всего, погибли тоже. Кроме этого, погибли старшина роты и прикомандированный связист, а осколками той же гранаты, влетевшей в подвальное окно, был ранен ротный. Попытка помочь первому взводу, ведущему тяжёлый бой на южной стороне, не удалась: мост простреливался с востока с обоих берегов, попытка перебежать по нему была бы смертельной. Не удалось и помочь огнём: по коттеджу возле реки, на втором этаже которого лейтенант Пшеничный попытался установить пулемёт, ударили не то из тяжёлых гранатомётов, не то из чего-то столь же мощного, так что стена рухнула, едва не похоронив лейтенанта под обломками. Зато во дворе коттеджа обнаружились два трупа — тот самый пулемётный расчёт, по которому стрелял Василий. Пули попали американцам в головы — каски не могли их спасти.
— Ну ты снайпер! — уважительно сказал Дубов, увидев посечённые осколками тела в непривычном камуфляже и тяжёлых бронежилетах. — Наверное, орден тебе полагается, нет?
Но долго размышлять на эту ему не пришлось, потому что сверху на них вновь посыпались мины, а хрипящий голос по рации предупредил, что со стороны Куйбышевского идут танки. Василий, упавший при первых разрывах на землю, где, как назло, оказалась грязная лужа, отчётливо понял, что мост они не удержат. Ухо болело.
12 мая 2015 года, 9.45 по московскому времени. Литва
То, что война — это прежде всего грязь, ефрейтор Олег Пашутин за прошедшие два дня усвоил хорошо — на всю жизнь. Складывалось стойкое ощущение, что её кто-то где-то хранил буквально кубокилометрами, дожидаясь начала военных действий. Дождался — и вывалил под гусеницы и колёса вошедшей в Прибалтику русской бронетехнике.
Грязь с противным чавканьем засасывала обронённые предметы, попытка отойти от танка вполне могла стоить утопленных сапог. Грязь набивалась в ходовые бронемашин, ощутимо тормозя движение. В ней вязли «КамАЗы» и «Уралы».
Поскольку последняя неделя была довольно сухой — небо хмурилось часто, но дождь едва накрапывал, — поневоле напрашивался вывод, что это грязевое море порождено человеком — а именно бригадами, которые пересекли границу первыми.
160-я механизированная бригада двигалась за ними, во втором эшелоне. С одной стороны, это успокаивало, с другой — как мрачно заметил командир их роты, обходя машины на короткой остановке, «подразделения, понёсшие наименьшие потери на марше, будут брошены в самое пекло, когда дойдёт до дела».
Потери уже были, по крайней мере в технике. За те двести пятьдесят километров, которые они прошли по Латвии и Литве, Олег видел десяток брошенных грузовиков, три БМП и подорвавшийся на фугасе танк у переправы через Даугаву. От тяжёлой машины остались только фрагменты, валяющиеся вокруг обширной воронки.
Этот танк пока был единственным зримым свидетельством, что Российской армии здесь оказывается какое-то сопротивление. Нет, выстрелы вокруг слышались постоянно, а вчера Олег своими глазами видел, как пара БМПТ их батальона обрабатывала из пушек опушку дальнего леса, где кто-то разглядел замаскированную позицию ПТУР.
Никого из местных за эти двое суток увидеть не удалось, люди из небольших сел, мимо которых ползла бронеколонна, или ушли, или попрятались.
Сверху то и дело доносился рёв реактивных двигателей, заставляя тех, кто помнил о воздушной мощи противника, оглядываться на низкие серые облака. Но не то эта мощь оказалась скорее рекламным трюком, не то применялась где-то в другом месте, но сопровождающие их батальон «Тунгуски» с хищно задранными в небо стволами и антеннами в боевом положении так ни разу и не открыли огня.
Под утро марш закончился в каком-то лесу, который, казалось, состоял больше из железа, чем из дерева, столько брони было напихано под еловыми кронами. Тут Олег наконец впервые почувствовал себя на настоящей войне, а не на учениях. Впереди грохотало. Огонь артиллерии раскатисто перекатывался над лесом, в промежутках слышался гул разрывов. Иногда на минуту-полторы грохот прекращался, и тогда становилось слышно далёкое тарахтенье автоматических пушек.
Пока заправлялись, впервые за эти два дня получали горячее питание и осматривали технику, грохот усилился. Над головами ревело не переставая, впереди (на юго-западе, как наконец определился Олег) отдельные очереди и одиночные выстрелы потонули в рёве и грохоте. Командиры рот и взводов, которых сразу по прибытии вызвало командование, вернулись и теперь разъясняли полученные указания командирам машин.
Командир танка сержант Афанасьев, высокий и худой, как глиста, прибежав к машине, немедленно построил экипаж.
— Слушать сюда! Там, впереди, наши части столкнулись с американцами, имея целью опрокинуть их передовые подразделения, пока те не заняли прочной обороны. Наша бригада — резервная. Наша задача — проскочить в пробитую дыру и наступать в общем направлении на Крекенаву. Это километров тридцать пять отсюда. — Он помолчал и добавил: — По прямой. Рота действует во взводных колоннах, впереди командиры взводов. Мы — вторые. Дистанцию держать обычную, — он с сомнением посмотрел на Олега, который был в экипаже новичком, но ничего не сказал, — развёртывание в боевой порядок только по команде. Наш сектор наблюдения спереди слева. Огонь ведём только в движении, остановки запрещены… Цели — танки, бронемашины противника, позиции противотанковых средств. В любой момент необходимо быть готовым к стрельбе с внешним целеуказанием. Вот, собственно, и всё… Вопросы есть?
— Когда, товарищ сержант?
— Скоро. Как только команда поступит. Занять свои места!
Команда поступила через полчаса. Танки батальона один за другим заводили двигатели и выруливали из леса, формируя взводные колонны. Через несколько минут Олег увидел подбитую БМП-2. Почерневший корпус завалился на один бок в какую-то ямку, огня не было, над бронёй курился дымок.
— Голову убери! — донеслось по ТПУ [69]голосом Афанасьева. — Положение «по-боевому»!
Олег захлопнул люк и прильнул к триплексам. Теперь всё его внимание было приковано к корме танка командира взвода, чтобы не потерять его из виду, но краем глаза Олег видел, что подбитой техники становилось всё больше и больше. Причём пара бээмпэшек были явно вражескими. Всё больше попадалось воронок, их приходилось объезжать, и тогда становились видны идущие за танками БМП с бригадной пехотой.
Полоса леса, к которой они приблизились, производила странное впечатление. Мало какой из стволов торчал выше чем три метра, все они были разбиты и топорщились обугленной щепой. Было видно, что этому месту артиллерия и авиация уделили самое пристальное внимание. И не зря. Среди наползавших одна на другую воронок виднелись остатки наскоро вырытых капониров, и груды железа в них не могли быть не чем иным, как сожжёнными американскими БМП «Брэдли». Когда остатки леса остались позади, батальон вырвался на поле шириной километра полтора. Воронок на нём было не меньше, чем в лесу, посреди мёртвыми глыбами торчало несколько подбитых танков. А ещё там лежали трупы. Много. Видно было, что люди бежали от пройденного танками леса, стремясь достигнуть замыкающих дальний край поля построек, слабо различимых в пелене дыма, и падали под огнём сзади, со своих потерянных позиций. Олег притормозил, чтобы не переехать гусеницей одного из мёртвых американцев, за что получил окрик от Афанасьева.
На правом фланге бой внезапно возобновился, застучали тридцатимиллиметровки выходящих из леса БМП. Гулко ухнуло несколько танковых выстрелов, но роту это не остановило. Здания на дальнем краю поля были уже прочно оккупированы русской пехотой, там царила деловая суета, кто-то куда-то бежал, тащили носилки, ящики с боеприпасами, кого-то куда-то вели с руками за головой. Ближе к дороге стояли, один против другого, два танка. Т-80 [70]на вид был относительно целым, но струйки дыма, вытекавшие из распахнутых люков, не оставляли сомнений в его поражении. «Абрамс» метрах в пятидесяти был повёрнут к русской машине почти кормой, но развёрнутая назад пушка смотрела точно на русскую машину. Американский танк горел как костёр. С чадом, выбрасывая снопы искр и облака смешанного белого, чёрного и временами оранжевого дыма. Было понятно, что он, прикрываясь домами, расстреливал лавину русской брони, утюжившую мечущуюся в панике американскую пехоту, пока русский танк не зашёл сзади. Но командир американской машины успел развернуть башню, и выстрелили они одновременно.
За неплохим шоссе с содранным гусеницами асфальтом стояло довольно много побитой иностранной бронетехники. Причём побитой дистанционно, артиллерией или авиацией. Олег проводил глазами пяток стоявших «борт к борту» «Абрамсов». Два были горелыми, на остальных видимых повреждений заметно не было. Танк командира взвода с лязгом задел какой-то ржавый от огня корпус на гусеницах. Олег инстинктивно принял вправо, опасаясь сорвать пакеты динамической защиты с бортового экрана. Мелькнул в триплексе и пропал боец с автоматом за спиной, машущий флажками в стор