— Лети, Оскар, — махнул рукой президент. — Ты эту кашу заварил, тебе и расхлёбывать.
12 мая 2015 года, 12.00 местного времени (14.00 по Москве). Швейцария, Женева
Когда Хейли вошёл в переговорный зал, Осокин поднялся ему навстречу и почти хозяйским жестом указал на стул. Госсекретарь поджал губы, но без лишних церемоний сел.
— А смотрите ли вы телевизор, господин Хейли? — вкрадчивым голосом поинтересовался русский.
— Не смотрю, — сухо ответил американец.
— А зря, совершенно зря. — Осокин качнул указательным пальцем. — Из Литвы поступают сейчас крайне интересные новости. Одна из самых боеспособных ваших бригад полностью уничтожена под Паневежисом. По имеющейся у меня информации, ваши потери достигают восьми тысяч только убитыми.
— Меня больше интересуют новости из анклава. Этой ночью там уничтожена русская танковая дивизия, — парировал Хейли. — Потери считайте сами.
— Господин государственный секретарь! — сказал Осокин. — Вам не кажется, что за последние двое суток в Прибалтике мы уже достаточно разбили носы друг другу? Не пора ли остановиться? Жертвы с обеих сторон уже измеряются тысячами! Мне кажется, что прекращение огня и возврат за стол переговоров будет наилучшим решением.
— Уважаемый господин Осокин! Вам известен список требований, которые мировое сообщество предъявляет к России. Если бы вы выполнили их до десятого числа, то военный конфликт не начался бы. Если руководство вашей страны готово выполнить их сейчас — прекращение огня становится хорошим решением.
— Не будьте идиотом, Хейли! Вы прекрасно знаете, что требования, которые вы нам предъявили, невыполнимы. И ради бога, прекратите называть скопище своих марионеток «мировым сообществом»! Это, в конце концов, просто неприлично! — Осокин развёл руками. — Сегодня мы разгромили вашу бригаду. Завтра или послезавтра та же участь грозит всей вашей группировке в Литве. После этого мы пробьём коридор к Калининграду и соотношение сил изменится не в вашу пользу. Поймите наконец, что в военной области мы достаточно сильны, чтобы с нами считаться! Всё, чего вы добьётесь со своим упорством, — так это того, что американцев русские будут ненавидеть уже на личном уровне. После этого приход к власти сил, которые сделают антиамериканизм своим знаменем, практически неизбежен! Что после этого произойдёт в центральноевропейских странах, можно только гадать. В результате вы потеряете все те бонусы, которые получили после распада СССР, восстановление которого станет делом времени. Оно вам нужно?
Хейли поднёс к лицу сложенные лодочкой ладони. Потом вдруг поднял глаза.
— Вы говорите о коммунистах, господин Осокин?
Осокин мысленно возликовал.
— Да, чёрт побери! Вы знаете, что коммунистическая оппозиция в России — это пользующаяся реальной поддержкой политическая сила? За последние три года она окрепла настолько, что начала претендовать на власть. Вы льёте воду на их мельницу. Подумайте, так ли вам нужно красное знамя над Кремлём? — Осокин перевёл дух и уже тише добавил: — Я советую вам, мистер Хейли, немедленно связаться с президентом Кейсоном и попросить у него полномочий для заключения соглашения о прекращении огня. В противном случае… Не могу ничего гарантировать, но результат будет печален. Прежде всего для вас.
Госсекретарь долго молчал, обдумывая сказанное русским. Искушённый политик, он не имел доступа к оперативной военной информации, но тому, что в сотни голосов твердилось по телеканалам, не доверял совершенно.
— Вы слишком рано празднуете, господин советник, — наконец сказал он. — Вы недооцениваете нашу мощь. И вы намеренно преувеличиваете как возможность коммунистического реванша, так и его опасность для нас. Но, пожалуй, нам действительно следует связаться со своим руководством, для получения уточнённых инструкций. Нам обоим.
12 мая 2015 года, 12.15 по Гринвичу (15.15 по Москве). Россия, Калининградская область, Новобобруйск
Марек Бала был американским солдатом, погибшим в Ираке в две тысячи тринадцатом. Он был эмигрантом из Польши, зарабатывающим в американской армии права гражданства. Поэтому не удивительно, что в знак уважения к преданным союзникам США один из лагерей американской армии к востоку от Новобобруйска решено было назвать в его честь: «Кэмп Бала». Дмитрий сомневался в том, что устраивать постоянный лагерь в месте, которое менее суток назад ещё было занято русскими, — это хорошая идея, но у военных, видимо, было собственное мнение на этот счёт. К тому же ему внезапно сообщили, что с ним согласился встретиться полковник Янг — командир 1-й бригады 1-й бронетанковой дивизии, к батальону поддержки которой и была приписана съёмочная группа Дмитрия. После той суматохи, которую вызвал ночной контрудар русских и последовавший за этим бросок подразделений дивизии к северу, это выглядело почти чудом. К тому же плотность помех в эфире ослабла, и Джо смог выйти на связь с Атлантой, перекинув туда часть отснятого в предыдущие сутки материала.
Карлендер предупредил Дмитрия, что его прямой эфир запланирован в шестичасовых, по времени Восточного побережья, новостях, и интервью с полковником вполне способно было к этому времени стать прекрасным сюжетом. Военные, особенно высокопоставленные, по традиции относились к журналистам с недоверием, а офицерам участвующих в боевых действиях частей чином выше капитана давать интервью вообще не рекомендовалось, чтобы не дать русским вычислить местонахождение их подразделений. Так что можно было предположить, что информация, которую готов дать полковник, будет эксклюзивной.
— А, продажные писаки, вот вы где! — поприветствовал их полковник, выходя из «пузыря» — полусферической палатки.
— Мы можем включать запись? — ледяным тоном поинтересовался Дмитрий, не терпящий, когда его обвиняли в продажности.
— А ещё не включили? Да, конечно, — сказал военный, поворачиваясь к камере.
— Скажите, Дональд, — задал первый вопрос Дмитрий, удостоверившись, что запись действительно уже идёт, — что сейчас происходит на фронте? Признаться, нынешняя ночь выглядела весьма беспокойной.
— Ночью русские нанесли мощный удар в южном направлении, милях в пяти к западу отсюда. Им удалось накопить до двухсот танков — а это целая танковая дивизия, хочу я вам заметить, — и бросить их на наших польских союзников. Поляки оказались в тяжёлом положении — там сложная местность, пересечённая реками и каналом с бетонированными берегами…
— Простите, Дональд, — перебил его Дмитрий, — но как такое вообще получилось? Пару недель назад глава Пентагона Рональд Фроз утверждал, что у USAF есть бомбы, которые могут уничтожить целую танковую дивизию, и на истребитель их подвешивается до дюжины?
— Я не знаю, как там у них в USAF, — отмахнулся полковник, — но так или иначе русские смогли атаковать. Поляки, к сожалению, понесли значительные потери, но это открыло перед нами хорошую возможность надрать Иванам задницу. Пока пилоты засыпали русских своими знаменитыми бомбами и прочим дерь… поливали напалмом, я хотел сказать, мы атаковали их позиции к северу отсюда и прорвали их оборону.
— Велики ли наши потери, Дональд?
— Потери, конечно, есть, но на то и война. Приемлемые потери, я хочу сказать. Но главное — мы отрезали русским пути для отступления, а потому группировке, которую они собрали, пришёл конец. А это значит, что и очистка всей территории анклава от их присутствия — дело времени.
— От присутствия Российской армии, — ненавязчиво поправил его Дмитрий. — А увидим ли мы подтверждения вашим словам? Я хочу сказать, что за эти два дня мы слышали о выдающихся результатах, но своими глазами видели считаные единицы подбитых русских машин. А уничтоженная американская техника — попадалась.
— Не могу обещать, — подумав, сказал полковник, — но возможно, мы организуем осмотр уничтоженной русской техники специально для телерепортёров. Сейчас же здесь, в «Кэмп Бала», мы организуем пункт содержания военнопленных. Думаю, вам будет интересно это видеть.
— Спасибо, Дональд. А будет ли у нас возможность побеседовать с пленными русскими?
— Пленными занимается военная полиция, но я распоряжусь, чтобы вас допустили до беседы с теми из них, кто не представляет оперативного интереса. А теперь извините, я должен идти.
Полковник повернулся и скрылся в «пузыре».
— Знаешь, — опустив камеру, сказал Джо, — по-моему, он пьян.
Вернувшись в палатку, полковник сел на пластиковый стул и помассировал виски.
— Налейте мне колы, — обратился он к офицеру своего штаба. — Спасибо. Терпеть не могу репортёров, они как шакалы. А встречаться с ними надо — на это есть прямой указ командующего. — Он задумчиво щёлкнул пальцами по открытой банке. — Знаете что, Джилингс… Пожалуй, я поручу их вашим заботам. В конце концов, психологическая война — это ваша прерогатива. Можете сообщать им любую информацию, кроме совершенно секретной, тем более что есть приказание командующего и на этот счёт, но, ради бога, пусть они больше не лезут ко мне!
12 мая 2015 года, 13.30 по Гринвичу (16.30 по Москве). Литва
С юго-запада и юга доносилась артиллерийская канонада. Иногда, даже непонятно с какой стороны, раздавались очереди и одиночные автоматные выстрелы. Осторожно, стараясь не щёлкнуть клапаном кобуры, подполковник Гровз достал пистолет и заглянул в его ствол. Чёрная воронка завораживала сознание. Одно нажатие — и больше ничего не будет. Ни боли, ни страха, ни унижения.
Каких-нибудь восемь часов назад под его командованием находился тяжёлый батальон, способный справиться с любой задачей, которая может быть поставлена перед подобным подразделением. А сейчас из всего подразделения остался только он, его командир, и рядовой первого класса, имя которого Гровз забыл, а форма его была так вымазана грязью, что табличка с именем не читалась.
Солдат перевёл взгляд с лица своего командира на пистолет, потом его расцарапанное лицо сделалось решительным и он прижал оружие к глине.