– Метнутся, Сень. Обязательно. Вопрос не в этом. Вопрос – когда? – Я встал и долго глядел на противоположный берег. Там, ниже по течению, наш дом, там меня ждут.
А прямо напротив, на заснеженной поляне, вокруг двух костров, спят в шалашах те, кто готов и хочет нас убить. Уже попытались, но не вышло. И готовы рискнуть еще. Все-таки какая сволочь нас продала?
Мимо меня проезжали сани со спящими девушками, лошади фыркали, дышали паром. Так же парило изо рта у мужиков с винтовками, идущих рядом с санями, сидящих на облучках.
На небесах сияли звезды, отражались и переливались в снежинках и инее, выпавшем на деревьях. Ветви сосен и елей тяжело обвисли под снежными шапками, сначала было подтаявшими, а потом схваченными морозом.
Обоз шел всю ночь. Девицы в этот раз даже до ветру на ходу не просились, они по моей просьбе почти не пили перед ночным марафоном. Хватило короткого отдыха, когда лошадкам дали недолгий роздых. И позднее зимнее солнышко встретило нас примерно в сорока пяти километрах от той поляны, где горели костры бандитов.
Я поймал себя на мысли, что причисляю себя и моих товарищей к хорошим и законопослушным парням. И смех и грех: законопослушные убийцы и грабители. Что поделать, эта планета быстро выстроила всех по своим законам.
– Стой! – Я встал в санях, подняв руку. – Шабаш, становимся на дневку! Сеня, правь туда, смотри, какая бухточка. Только осторожнее, смотри, на родники бы не наехать. Давай я вперед пойду. Пешню передай.
Тюкая в лед перед собой стальным острием, я дошел до берега. В одном месте лед был тонким, пришлось искать обход. Точно угадал – или родники, или суводь. Размыло лед снизу. Выйдя на берег, я срубил сосновую ветку и, вернувшись, воткнул вешку.
– Ко мне правь! – Я встал на кромке льда и помахал рукой обозу, откуда с саней выглядывали любопытные и сонные мордахи переселенок.
Далеко в глубине леса послышался хруст снега и треск тонких побегов. Оглянувшись, я предупреждающе поднял ладонь и, сдернув с плеча марлин, присел за старой рухнувшей деревяхой. Через несколько минут на меня свежий ветер вынес весьма ощутимый запах оленьего стада. А еще через пять минут на поляну вышли олени. Как раз те, с клыками. Здесь их «мускусный олень» называют, из-за особой железы.
– А ну пошли!
Я встал из-за выворотня и грозно махнул на них рукой, но олени только чуть подались назад, сторожко поводя ушами. А потом старшая самка решила, что тут они главные и нужно прогнать непонятного двуногого. И скакнула вперед, легко и грациозно.
И рухнула наземь с перебитым тяжелой свинцовой пулей сорок пятого калибра шейным позвонком. Выстрел неожиданно громко хлопнул по ушам, а оставшееся стадо резко рвануло в лес и исчезло, оставив после себя запах свежего навоза.
– Ну вот, ужин. А это еще что? – Я с удивлением обернулся к обозу. Несколько девиц блевали, перегнувшись через борта саней.
– Надо же, какие вы неженки все же. – Я усмехнулся, вылавливая в немалом котле кус мяса и тыча в него острием ножа. Нет, пусть еще поварится какое-то время. – Полина, вы же в Медвежьем и мясо и рыбу ели, и все нормально.
– Матвей, ты не понимаешь. – Морозова слегка неуклюже из-за связанных рук поставила стопку деревянных чашек на грубый стол, собранный из тонких стволиков осин и застеленный парусиной. – Девушки да, кушали все это. Но при них не убивали вот так, кроваво, такого красивого зверя. Ты же видел, как из шеи кровь хлестала.
– И это опасные преступницы. Убийцы и разбойницы, – хмыкнул Семен, ставя на стол мешок с сухарями из пшеничного хлеба. – Поленька, вы меня поражаете в самое сердце. Вы такая нежная и ранимая.
– Не юродствуй! – Голос девушки мгновенно построжел. – Я – не они. Я с Матрены, выросла на ферме. И… хотя это только мое дело. Но не считай меня городской неженкой, Семен!
– Ну, я хоть городская, но не неженка, – это Кетлин на пару с Грессией принесли грубую лавку из расколотого пополам бревнышка и поставили около стола. – Правда, оленей у нас не было, но на диких собак охотились, бывало. На нижних уровнях собачьих стай хватает. Эх, и барбекю делали… – Девушка мечтательно прищурилась.
– Ну, мясо жарить в этот раз не будем, хватит вареного и бульона. – Я вновь ткнул в шмат мяса ножом, а потом срезал тонкую полоску и попробовал прожевать. – Годится. Давайте, мойте руки и садитесь к столу. А потом – баиньки. – Я душераздирающе зевнул. Устали все-таки, переход совершен немаленький.
Мы задержались на этом месте до следующего утра. Ну а что, место удобное и для обороны, и просто для отдыха.
Девушки постепенно осваивались, с интересом смотрели на белок, прыгающих по стволам, визжали от атаки ястреба на зазевавшуюся зверушку, поили лошадей теплой водой, кормили их овсом с рук, повизгивая от новых ощущений.
Хоть и очень хотелось выехать пораньше, но толку особого не было: зимний день короток. Именно потому решили задержаться и выехать спозаранку.
Я в свободное время лежал в санях, переговариваясь с Верой. Или с Федькой: того жутко интересовало, каких девок мы везем. Кобелина местного разлива. Ехал бы с нами – сам бы поглядел. Во время дежурства наблюдал за рекой – и глазами и со спутника.
Впрочем, наши оппоненты до сих пор сидели на поляне, ожидая нас днем. Я даже пару наблюдателей засек, точнее, их секреты. Курят как паровозы, со спутника видать.
Ну а очень ранним утром мы все встали, растолкали сладко спящих девушек, закутавшихся в одеяла, подождали, пока они умоются и сделают свои дела за кустиками, накормили их завтраком и усадили в сани.
– Wagons go!!! – протяжно закричал Семен, встав на облучке и щелкнув вожжами. – Йи-и-и-ха!
– Позер, – фыркнула Полина, но при этом стрельнула глазами в возничего.
– Ну да, мы такие, – усмехнулся я, устраиваясь поудобнее в санях. Надо покемарить, тем более что ночью почти полторы смены отдежурил. Возницам надо отдыхать, потому мы их не трогаем. А дел хватает, тем же лошадям воды нагреть. Точнее, просто кипятили воду и разбавляли из Великой до тепленькой. Это нас специально Сохатый заставил. Пришлось повозиться. Лошадей много, а они воду хлещут как насосы. Хорошо, что жестяных ведер с запасом, по паре на каждых санях.
Мы вообще основательно приготовились. На каждые сани два топора, двуручная пила, ведра, медный луженый котел. С другой стороны, это все вместе чуть больше полутора пудов набирает.
Ехали спокойно, неторопливо. Я совершенно успокоился было, потому что и картинка из космоса показывала лагерь бандюков, совершенно не собирающихся пока куда-либо торопиться. Видимо, до сих пор нас ждут. От девушек идет спокойная, любопытная волна. Никакой агрессии, по крайней мере в наших санях. Да и остальные переселенки особо не беспокоятся. Переговариваются, пересмеиваются.
Так продолжалось до тех пор, пока Полина не поправила выбившийся из-под капюшона локон. Одной рукой, свободной. Без пут.
– Это еще что? – Я привстал, сузившимися глазами глядя на усмехающуюся Морозову.
– Ой, да ладно, офицер. Ну развязалось. Мы же не виноваты, что у вас такие веревки, сами развязываются. Правда, девочки? – Полина повернулась к остальным переселенкам. – Да ты не переживай, командир, мы никуда не убежим и ничего не будем делать плохого.
Китаянки засмеялись, а Кетлин виновато улыбнулась.
– Вы когда развязались? – спросил я, сдерживая раздражение. Пока не стоит нагнетать, девки, похоже, просто зубки показали.
– Да они сегодня сами распутались, Матвей. Мы нечаянно, – протянула Кетлин, подав мне конопляную веревочку. – Я дернула, а она распуталась. Ну а остальные девчонки вслед за мной. Не злись, мы ничего делать не будем, можешь нас снова связать.
– Да, офицер. Если тебе так спокойнее будет, то вяжи. Нет, меня пусть Семен свяжет, понежнее. – Полина засмеялась, а Семен густо покраснел, аж щетина задымилась.
Так, надо заканчивать с этим произволом.
– Дайте слово, что не будете предпринимать попыток сделать глупость вроде побега или чего-нибудь похожего. – Я спрыгнул с саней и пошел рядом. – Тогда мы вас вязать не будем. Учтите, девочки. Я эмпат. И ложь сразу уловлю.
– Клянусь! – радостно улыбнулась Кетлин. – Я не хочу неприятностей.
– Клянусь! Мне нравится свобода, – хмыкнула Морозова.
Китаянки повторили примерно то же самое, фальши ни я, ни Герда не учуяли.
– Ладно, сидите. А я пойду проверю остальных.
И я направился к приближающимся саням Сохатого.
– Что стряслось, Матвей? – поинтересовался он, хрустя при этом крохотными сухариками. Мы их пару мешков в Медвежьем прикупили.
– Да так. Девушки, покажите запястья. Шейла, стой!!! Стой, дура. Стой, кому говорю! – Брауберг как на пружинах выскочила из саней и изо всех сил своего молодого и тренированного тела припустила к берегу. Я трижды выстрелил в воздух, глядя, как из-под подошв теплых и удобных угг переселенки вылетают комки снега. – Да стой же ты, пропадешь!
Рядом настоящим лосем ревел-орал Сохатый, здорово раздраженный своим косяком. Ну, еще бы, девица у него из саней слиняла.
Обоз встал. А клятая поселенка как молодая оленуха доскакала до берега и исчезла в зарослях молодого сосняка.
– И что делать? – Около меня нарисовался Майкл с винтовкой, волонтеры и возничие стояли в недоумении, но вооруженные, Герда напряженно встала в санях, девицы кто свистел, кто орал, размахивая руками. Причем не меньше половины от общего количества развязались. Блин, узнаю, кто в администрации такой косяк с договором пропустил, – набью морду лица об тейбл! Чтобы в следующий раз думал, что делает!
– Догонять надо. Пропадет девка ни за грош. Да и наша работа с тобой – довести этих красавиц до Звонкого Ручья. Ну как, «камень, ножницы, бумага»?
Негрилла кивнул, и мы с ним на счет «три» сыграли.
– Блин, опять проиграл. Ладно, принимай командование! Тогда так. Меня не ждете, идете прямо к городу. Тут не так далеко, все будет нормально, дойдем и пехом. Девок сейчас освободим всех – все едино они полдня уже без путанок сидят, и ничего. Ну, окромя этой дурной клизмы. Идет? – Майкл, подумав, кивнул. Я повернулся к обозу и заорал: – Все ко мне!