Шейла начала визжать в другой тональности. Потом стала орать всякие матерные словечки, прямо заслушаться можно.
– Мерзавец, ублюдок!!! Пусти меня, извращенец! Ай, мама! – Сейчас задница у девушки была вся в отпечатках от моей ладони.
После десятого шлепка я рывком отскочил и подобрал свою винтовку.
– Штаны надень, говорливая, а то застудишь свои прелести. – Передернув затвор и поймав патрон, я перевернул ружбай и заглянул в ствол. Нет, слава богу, снегом не забилось. Рывком дослал затвор на место заодно с очередным патроном и доснарядил винтовку. – Ты мало что дура, так еще и совершенно бесстыжая. Суешь свою задницу под нос парню.
– Маньяк хренов! – рыдая, натянула девушка белье и потом брюки. – Скотина! Ненавижу!
– Да я заметил, – хмыкнул я и, зачерпнув снега, провел им по подбородку, стирая кровь. – Ножичек где нашла, рукопашница?
Ярость и похоть прошли. А осознание того, что я едва не изнасиловал девушку, слегка пугало. Неужто я до такой степени тут оскотинился?
Шейла продолжала меня материть, бессильно сидя в снегу и размазывая слезы и сопли по лицу. А мне совершенно не хотелось подходить и предлагать платочек. Все-таки та еще стервочка, чуть меня не запорола.
– Сволочь! – еще раз всхлипнула девушка. – Мамочка. Как больно и унизительно!
– А тыкать в меня ножиком как, нормально? – Я полез в свой сидор и вытащил из кармана моток веревки. – Вставай, поворачивайся. Руки вязать буду!
– Нет!!! – Девчонка взметнулась было на ноги, но передумала и упала на колени. – Нет, не вяжи! Убей, но я не буду рабой!!!
– Ты точно дура… – Я осторожно отодвинулся от нее еще на пару шагов, на всякий случай. Эмоции от девчонки так и перли, накрывая мою хрупкую, надломленную службой и ссылкой психику. – Тебе что, жить совершенно неохота? Или у тебя инстинкт самосохранения полностью отсутствует? То сбегает, то ножом в офицера полиции тычет, то сует самое ценное под нос. Ты хоть понимаешь, что я едва тебя не изнасиловал?
– Лучше бы изнасиловал. – Девчонка зло потерла задницу, вставая. – Так хоть была бы возможность расслабиться и получить удовольствие. Но вязать себе руки я не позволю! Сдохну, сбегу, тебя загрызу, но рабой не буду!
– Чертова еврейская ирландка! – Я сунул веревку в карман рюкзака. – Попытаешься сделать глупость – еще раз выпорю!
– Не буду. Клянусь. – Шейла еще раз потерла задницу и радостно улыбнулась.
Но мне внезапно стало не до того. Я услышал скрип снега под чьими-то широкими лапами.
Поймав удачно проходящий над нами спутник (нет, маловата группировка! Вон, коптер пропустил из-за этих витков!), я уже привычно приблизил картинку и почуял, как сердце в пятки уходит.
– Лезь на дерево, быстро! Кому сказал! – Шейла попыталась что-то удивленно вякнуть, но у меня совершенно не было настроения играть в крав-магу, и я забросил ее как раз до нижних веток, примерно на три метра. Девка успела вцепиться в одну из них и сейчас материла меня сверху. – Еще выше лезь, дура!
А сам вскинул винтовку, пытаясь успокоить ходуном ходящие руки. Черт, куда же он делся? Как корова языком слизнула!
Из небольшого овражка, левее того места, где я ждал, вымахнула огромная коричневая туша и громадным прыжком сократила расстояние до десяти метров.
Грохнул выстрел, и попавшая в плечо пуля сбила медведя с шага, заставив запнуться и дав мне шанс на перезарядку. Еще выстрел, рывок рычага вперед, на себя… и в открытый затвор падает хорошая шапка снега. И клинит винтовку.
– Как говорил Конфуций, прыгай быстро – и останешься жив, – отбросив винтовку и залетая на соседнее дерево рядом с сосной Шейлы, пробурчал я. – Ох-ох, твою мать!
Ревущий разъяренный медведь ростом в холке с меня сейчас, встав на задние лапы, стал больше пяти метров ростом. А лапой достанет еще выше. Вот подо мной страшный удар лапы обломил толстую ветвь. Дерево вздрогнуло, а от медвежьего рева с него чуть иголки не осыпались, да и мы с Шейлой едва не брякнулись. Девушка, похоже, уже охрипла от постоянного, на грани возможностей, крика.
Бах, бах, бах. Пули из моего длинного револьвера рвали морду гиганта, но, похоже, его этим не остановить. Хотя я так думаю, что ему не привыкать к таким ударам, в этих местах огромные медведи не редкость. И они ребята совершенно не мирные, постоянно промеж собой дерутся. Эти мягкие свинцовые пули просто рвут мышцы и шкуру, но никак не пробивают толстенного черепа. А по глазам никак попасть не могу. Нет, просто так моя стрельба не прошла, медведь сидел на заднице и тряс башкой, орал, но вот вновь кинулся на дерево.
От сильнейшего удара сосна едва не свалилась, я выронил перезаряжаемый револьвер и вцепился в ствол. Медведь подпрыгнул и попытался достать меня лапой, но ему не хватило полметра, не больше.
– Есть! Вспомнил! – Я выдернул из-за пазухи дерринджер, в стволах которого лежали патроны с бронзовыми пулями. Переломив пистолетик, я вытащил патроны, а саму крохотную стрелялку просто кинул в медведя. Чего он, впрочем, и не заметил.
Бах! Бах! Это мой второй револьвер, короткоствольный «тейлорс», плюнул в морду шатуна парой горячих пуль, заставив того вновь отступиться. А я поспешно вытряхнул из барабана револьвера пару горячих гильз и вставил на их место патроны с бронзой. Звонко прокрутился барабан, щелкнул курок, вставая на боевой взвод. Бах!
Огромный злющий медведь просто лег у сосны, пару раз дернув лапами. И затих.
Наступила очень странная для леса почти полная тишина, если не считать сипения Шейлы. Охрипла девица напрочь, похоже. Какое-то время я обессиленно сидел на ветке, обняв душистый ствол, прижавшись щекой к смолистой и шершавой коре. А потом, убедившись, что медведь точно труп, спрыгнул на землю.
Подойдя к винтовке, в первую очередь открыл затвор и вытряхнул из потрохов оружия спрессованный снег, помешавший дослать патрон. После чего поработал рычагом, выбрасывая и досылая патроны. Убедившись, что винтарь работает нормально (и дав себе зарок поискать более надежную систему, да хоть мосинку с собой таскать в такие выходы), я зарядил марлин, собрал валяющиеся в снегу патроны и, обтерев их платком, вставил в ячейки поясного патронташа. Надо, кстати, бандольеро из сидора вытащить и повесить через плечо.
– Ну как, успокоилась? Спрыгнешь? – подойдя к сосне и задрав голову, спросил я у замолчавшей девушки. Та энергично закивала и зашебуршилась. Повиснув на руках, подождала, пока я не приготовлюсь, и прилетела мне в руки.
– Ну вот. Теперь понимаешь, что тебя тут скушали бы и не подавились? И не обязательно этот мишка, тут и другого зверья достаточно, всякого голодного. – Я наклонился подобрать свой второй револьвер. Поискал глазами, где валяется дерринджер, и шагнул было к нему, когда сильнейший удар в поясницу сбросил меня в небольшой овражек на краю леса.
– Куда торопишься?
Перепуганную девушку загоняли к краю поляны, туда, где валялась туша огромного медведя, три прокопченных бородатых мужика. Почти одинаково одетые, в меховых куртках, лохматых шапках, на ногах меховые сапоги, вооруженные винтовками и револьверами, они, сбросив широкие охотничьи лыжи, ловили девушку. После того отличного выстрела, практически снесшего ее парня с поляны, прошло чуть больше десяти минут, а они уже замаялись гонять ее: не дается девка в руки. Да еще руками-ногами машет, того и гляди отобьет чего.
– Есть, поймал! – Один из них, рыжий и красноносый, исхитрился зацепить край дохи девушки и, отбив летящий ему в нос кулак, сильно ударил ее по лицу открытой пятерней. – А ну утихни!
Удар бросил девушку на основательно утоптанный снег, и рыжий, на пару с подоспевшим подельником, прижали свою добычу к земле и сейчас стягивали с нее брюки.
– Сипит что-то, – пропыхтел второй и оглянулся на оставшегося бандита, стоящего на краю поляны и высматривающего что-то в овраге. – Руг, ты чего там застрял?
– Да добычу ищу. Кровь на снегу есть, а самого громилы не видать. Наверное, овраг глубокий, провалился. А в овраг снега нанесло ветром свежего. Ладно, потом найдем. – В очередной раз ткнув в глубокий снег лыжной палкой, названный Ругом отвернулся от овражка и, подобрав марлин, неторопливо направился к подельникам, на ходу расстегивая ремень. Выстрел-то был его, так что первая очередь тоже ему достанется. – А ничего девка. Ты не тащи с нее угги, не теряй времени. Просто переверни, сейчас будем сзади пользовать. Потом, в зимовье как следует повеселимся.
Рыжий и его напарник переглянулись и рывком перевернули девчонку кверху попой, а Руг занял место рыжего и собрался было приступить, как с него слетела шапка. А над поляной раскатился револьверный выстрел.
Сволота, который меня подстрелил, медленно завалился на Шейлу, залив ей спину кровью из разбитой моим не самым удачным выстрелом макушки. А я тем временем выстрелил еще трижды, разнеся голову еще одному насильнику и прострелив рыжему плечо и отставленное в сторону от Брауберг колено.
Так что он сейчас валялся и орал благим матом, а Шейла, на несколько секунд было замершая под завалившимся на нее телом стрелка, сейчас вскочила и суетливо натягивала штаны.
– Бессовестная! – с трудом ковыляя к ним, буркнул я. – Опять перед незнакомыми мужиками без штанов.
После чего буквально рухнул на колени около рыжего, едва не заорав от боли в пояснице и заднице.
– Снимай ремень, медленно. – Уперев ствол в лобешник подвывающему бандиту, я взвел курок. – Пристрелю на хрен, как бешеного скунса.
Бандит на удивление торопливо содрал с себя оружейный пояс и передал его мне.
Приняв оружие, я забросил его себе за спину и, аккуратно спустив курок, убрал ствол своей переломки от лобешника пленного. После чего с размаху ткнул неудачливого бандита в раненое плечо стволом пистолета.
– Вы кто, мрази? Откуда? Много вас?
На попытку перехватить мой револьвер здоровой рукой я треснул пленного по голове стволом второго револьвера. И треснул сильно. А потом рукояткой ударил по раздробленному пулей колену.