— Но я же проверял: был Соколов у Антонова, — не сдавался Чарин, — был в контрразведке. Верный человек сообщил, который вместе с Соколовым у Антонова…
Доменов не дал договорить Чарину:
— Не удивляюсь, что Соколов действительно был у Антонова. Но, может, как и у нас — по заданию ЧК. Или еще один Соколов. Мало ли Соколовых на свете, побольше, чем Чариных, — тысячи, сотни тысяч!.. Так же, как Ивановых, Петровых, Сидоровых! А чекисты — не простаки. Они все выверяют в биографии, чтобы комар носа не подточил! Чекист наш Соколов, чекист! Это гибель…
Доменов вытер пот со лба, растер грудь, руки его дрожали:
— Виновен ты, Чарин, ты! Ты!
— Подожди, Вячеслав, не тыкай! Не теряй головы! Как же тогда с Еремеевым? Не мог же чекист убить инженера по заданию контрреволюционной организации. Ты же сам убеждал меня, что Соколов ликвидировал Еремеева, — хватался за соломинку Чарин.
— А мы видели труп Еремеева? Ходит наш Еремеев живым-здоровым где-нибудь в Ташкенте, Ставрополе или Мурманске и посмеивается, как провел нас. И Еремеев чекист, чекист!
— Так всех, кто говорил о вредительстве на приисках, ты зачислишь в сотрудники ГПУ, — Чарин вновь попытался остановить истерические выкрики Доменова, — весь народ…
— Все они заодно! Все! — брызгал слюной Доменов. — Все! Мы пропали. Что делать? Может, махнуть к черту на кулички и скрыться на сибирских приисках? Уйти в старатели? Отпустить бороды? Обрядиться в рвань? В тайге нас никто не найдет. А знакомцев дореволюционных много. И деньгами помогут, и харчами, и оружием.
— Фу, как ты, Вячеслав, сразу заговорил по-мужицки: «Харчами»! Словно уже ушел в старатели. Но это неплохая мысль — о Сибири. Хотя за границей нам будет лучше. Давай всё обдумаем. Не будем паниковать. Кто из пловцов первым тонет при внезапной буре? Тот, кто теряет веру в свои силы… Надо, во-первых, известить Пальчинского… Во-вторых, рассчитаться с Соколовым…
— Еще не хватало, чтобы нас обвинили в убийстве, — замахал руками Доменов.
Чарин оборвал его:
— А тебя уже обвинили в убийстве. Пусть Еремеев жив, но ты давал указание Соколову убрать этого инженеришку. Нет, Соколов должен исчезнуть с лица земли.
— Но что это даст? — сник Доменов. — Соколов наверняка каждый день докладывал своему начальству. У него и свидетель найдется — Тоня.
— И с Тоней рассчитаюсь… Ах, мещаночка-красавица, обдурить меня решила!
— Не смей! — взвизгнул Доменов. — Не смей! Нам никогда не простят смерти двух… двоих…
— Успокойся, Вячеслав, пошевели мозгами — без Соколова и без Тони, без двух главных свидетелей, нам на суде ничего не докажут. Мы дружно будем твердить: «Не виновны!»
— Не надо, прошу тебя, не надо… смерти…
— Чудак ты, Вячеслав, неужели ты думаешь, что я сам буду стрелять, или пырять ножом, или душить? Есть у меня человечек один. Приятель. По игре в карты. В одном клубе познакомились. Шулер он. Я его сразу заметил. Он понял это. Но я его не выдал. Сказал, чтобы действовал осмотрительней. Он мне благодарен. Дорогу я ему к картежному столу не закрыл, не лишил заработка. Он, Вячеслав, как мне известно, связан с уголовным высшим светом. Среди уркаганов всегда найдутся такие, которые за две-три тысячи рублей кого угодно прирежут.
— Да какой уголовник посмеет связаться с ОГПУ? — засомневался Доменов.
— А кто им скажет, что Соколов — чекист. Он для нас и для них — простой инженер.
— А, бог с тобой, — устало махнул Доменов и обессиленно плюхнулся в кресло.
— Да, бог со мной! — Чарин подошел к письменному столу, вынул из ящика пачки денег. — Этот бог нас и выручит. Очень верую в его всесилие… Где вы остановились с Соколовым?..
Соколов вышел из гостиницы вечером. Под ногами редких прохожих шуршала листва. Соколов глубоко вдохнул осеннюю прохладу. И почувствовал, как он устал за суматошные дни московской командировки. До встречи с товарищем из столичного ОГПУ оставалось двадцать минут. Можно было не торопиться, пройтись пешком. Его беспокоило отсутствие Доменова. Технический директор Уралплатины не приходил ночевать. Ну, в этом ничего особенного не было. Доменов — еще мужчина хоть куда. Мог провести ночь с женщиной. Но днем дежурный администратор, выдавая ключ, передал записку от Вячеслава Александровича и железнодорожный билет. Записка показалась странной:
«Николай Павлович! Поезжайте в Свердловск без меня. Передайте в тресте, что вынужден задержаться. Вернусь недели через полторы».
Доменов еще вчера не собирался задерживаться в столице.
Что же изменило его планы? Почему он не встретился с Соколовым сам, а прислал записку?
Соколов сходил в Союззолото. Но там о Доменове ничего не знали. У начальства он не появлялся, продлить командировку не просил.
«Почему? Почему?» — этот вопрос сегодня целый день не оставлял Соколова.
Николай Павлович шел прогулочным шагом. Свернул в переулок, чтобы сократить путь. И тут услышал за собой торопливые шаги. Кто-то окликнул его из темноты:
— Товарищ Соколов! Товарищ Соколов!
Соколов обернулся: видимо, товарищ из столичного ОГПУ пошел навстречу? Нет, это не он! Они же не могли разминуться! В темноте угадывались две фигуры.
— Товарищ Соколов, подойдите к нам.
Соколов сделал шаг к окликнувшим. Навстречу хлестнуло пламя выстрела. За ним — другого!
Одна из пуль обожгла щеку.
Машинально Соколов упал на мостовую. Гражданская война приучила его к неожиданностям. Еще падая, он успел выхватить револьвер. И затих, ожидая.
— Кажись, наповал, — услышал он чей-то басок. — Капаем отсюда.
— Но как докажем, что дело сделано! — заколебался молодой тенорок. — Айда, заберем документы!
«Значит, я раскрыт. Знают фамилию, нужны документы, — лихорадочно пронеслись мысли. — Вот почему не появлялся Доменов! Как же я опростоволосился? Где допустил ошибку? Неужели в разговоре с Доменовым в поезде? Он так внимательно следил за мной…»
Фигуры приблизились.
Соколов выстрелил.
Тот, басовитый, охнул, зачертыхался:
— Не добили гада. Стреляй, что ты медлишь!
Конец фразы потонул в грохоте нового выстрела.
Но и Соколов выпустил в голоса две пули.
Неизвестные тяжело затопали, побежали, загремели подкованные сапоги. За углом, куда они завернули, затарахтел автомобильный мотор. Автомобиль резко рванулся с места.
В переулке засветились в нескольких домах окна.
С другого конца переулка кто-то заспешил на выстрелы.
Соколов встал, отряхнулся, вытер кровь со щеки. К нему подбежал сотрудник ОГПУ, на встречу с которым он шел.
— Вы ранены?
— Царапина, пустяки, — успокоил Соколов.
— Кто стрелял?
— Не знаю…
— Может быть, грабители? Случайное нападение?
— Исключено. Они меня окликнули по фамилии. Видимо, я раскрыт. Немедленно доложите об этом начальству. И своему, и моему. В Свердловск. Вот список всех членов «Клуба горных деятелей». Посмотрите за ними. Если засуетятся, значит, действительно раскрыт. Тогда берите их, пока не скрылись… Да, пожалуйста, телеграфируйте в Свердловск, чтобы выделили охрану моей жене. Всякое может случиться. Она слишком много знает о вредительской организации.
— Лады… Вам помочь?
— Нет, спасибо! — Соколов крепко пожал руку и заторопился к гостинице: «Надо выехать из Москвы сегодня же ночью. Первым поездом. Конечно, Добошу и Ногину обо всем сообщат. По надо спешить. Как, где допущена оплошность? Неужели легенда, разработанная до мельчайших подробностей, все же имела незаметную трещину?..»
Соколов перебрал все детали легенды и все свои действия с первых дней проникновения в «Клуб горных деятелей».
Об истинной фамилии Карата, от которого регулярно поступали донесения, знали в Свердловске всего три человека — Матсон, Ногин, Добош. Ну, и четвертая — жена Тоня, его помощник, чекист с гражданской войны.
Возможно, засомневались в его горном образовании? Но горное дело он знает не понаслышке. Он учился на первом курсе Томского университета, когда его вызвал с лекции молодой преподаватель: «Меня просили передать. Вас выдал провокатор. На квартиру не возвращайтесь. Там засада. Жандармы имеют вашу фотографию. Вас просили уехать на время из Томска».
Пришлось скрываться в тайге, в старательской артели. Помахал кайлом, бил шурфы, мыл золото и платину на лесных уральских речках. До сих пор снятся на широкой мозолистой ладони артельщика, с глубокими складками, образующими букву М, серебристо-стальные тяжелые зернышки платины.
А позже довелось порубать и уголек в забоях.
Нет, в горном деле он разбирается не хуже инженера.
Возможно, трещинка обнаружилась в его кадетско-офицерском прошлом?
Но все было подогнано в легенде под его биографию. Он — сын кадрового военного, начинал учиться в кадетском корпусе, но был изгнан за чтение марксистской литературы. Соученик из князей подсмотрел, что он читает.
Правда, военная карьера была прервана лишь на время. В первые дни мировой войны партия большевиков направила его в армию для пропагандистской работы среди солдат.
Грамотный, сообразительный, храбрый вольноопределяющийся быстро сдал экзамены на прапорщика.
Служил в армейской разведке. Был награжден «Георгием».
…Что же тогда? Самое слабое место в легенде — учеба у профессора Дюпарка. Правда, по заданию партии бывал он в Швейцарии. Но в университете там не учился. Эта строка легенды появилась, когда Дидковский поведал чекистам, что у Дюпарка с ним учился бывший русский офицер — Соколов. Но потом он уехал в Америку. Люди Пальчинского или Доменова могли связаться с Дюпарком, но найти следы однофамильца в Америке — сомнительно.
Возможно, расспрашивали кого-либо из уцелевших антоновцев? Чем черт не шутит? Могли быть у членов «Клуба» соратники из «повстанческой» армии Антонова? Но и тут все опиралось на невыдуманное. Соколов начинал свой путь в революцию через дружину эсеровских боевиков. Но быстро разобрался, что к чему, — и ушел к большевикам.
В ЧК, где он работал с первых дней ее создания, хорошо знали об эсеровском этапе Соколова. И о встрече с эсером Антоновым, который совершал экспроприации, даже сидел за это при царе в тюрьме.