По словам Степанова, от совершения диверсии он отказался. Некрасов настаивал на том, чтобы аварию устроить в самом туннеле.
— Я ему говорил, — рассказывал Степанов, — что это невозможно, так как туннель охраняется. С путеобходчиком, который имеет туда доступ, говорить вообще не решался, потому как у того два сына-добровольца на фронте и сам он из бывших партизан. Тогда Некрасов стал уговаривать меня принять поезд на занятый путь. На это я пойти не мог. Во-первых, тут сразу же обнаружили бы виновного, да и столкновение двух составов вовсе уж не такое большое крушение, из-за которого можно надолго остановить движение. Тогда Некрасов попросил, чтобы я дал свои ключ. Рисковать я боялся, так как инструмент каждый раз обязан передавать сменщице. А Некрасов не отставал. Последний раз он сказал, что ключ у меня возьмут в начале ночной смены, ребята из леса нарушат стыки рельсов и успеют вернуть его мне. Тут мне деваться было некуда…
— Поэтому они и просили вас сообщить график дежурств?
— Может быть, — ответил Степанов.
— Кто должен был прийти за ключом?
— Не знаю. Ребята-то из леса перешли на другое место, потому что их спугнули на днях.
— Кто спугнул?
— Чалышев, когда передавал записку, сказал, что на них женщины-грибники наткнулись. Они, конечно, испугались…
— Где теперь дезертиры?
— Не знаю. Правду говорю, не знаю.
Степанов замолчал. Федор решил допрос прервать. И когда Степанова увели, сказал:
— Не знает он, где дезертиры. Это подтверждает и записка. Вот, читайте: «Иван будет знать, где мы». Это о Некрасове. Значит, с ним и надо работать. — Федор задумался, потом обратился к Бадьину: — А тебе, Виталий, надо срочно ехать в Свердловск. Составишь представление, получишь у прокурора санкцию на арест этих «друзей»… И на Исаева с Маховым — тоже. Мы с Алексеем будем продолжать говорить с Некрасовым и Чалышевым… — И повернулся к старшине: — Вы-то для себя, надеюсь, тоже сделали кое-какие выводы?
— Да, Федор Тихонович. Свои посты, разумеется, я проинструктирую особо. А пока вы тут будете разговаривать с задержанными, я схожу на Дедово, найду путейского бригадира и накажу ему усилить контроль за состоянием пути на участке возле туннеля: пусть там держит путеобходчика постоянно.
— Это все правильно, — согласился Федор. — Но я думаю, что с наступлением темноты есть смысл организовать и ваш дополнительный пост.
— Сделаем, — заверил старшина.
— Вот, пожалуй, и все, — сказал Федор. — Теперь — за дело, товарищи… А мы, Алексей, продолжим разговоры.
Некрасова Федор поручил Колмакову, предполагая, что разговор с тем затянется. Сам встретился с Чалышевым.
— У вас было время подумать, Чалышев. Я надеюсь, что дальше прикидываться незнайкой и случайным свидетелем в деле, которое нас интересует, вам не стоит, — строго начал Федор. — О замыслах ваших знакомых, которые вынашивались в вашей квартире и при вас, нам уже хорошо известно. Степанов, например, это понял и говорил с нами более откровенно, чем вы.
— Что он мог сказать обо мне плохого?
— Ну, например, то, как вы вырабатывали план диверсии в районе туннеля, чтобы нарушить движение поездов. Не скрыл и того, как его тоже принудили к участию в этом.
— Принудили?! — вдруг недобро возмутился Чалышев.
— Склонили, если хотите помягче, — сказал Федор. — Существа дела это не меняет.
— А то, что он требовал себе место старосты на Дедово, он вам не сказал?! — сорвался Чалышев. — Принудили его!..
— Какого старосты?
— Обыкновенного. Когда немцы придут…
И Федор услышал еще один рассказ, который вызвал лишь чувство омерзения.
Несколько дней назад компания опять сходилась в полном составе на Хомутовке. Порадовавшись гитлеровским успехам на Сталинградском направлении и согласию дезертиров помочь их замыслу, приятели вдруг размечтались о своем ближайшем будущем.
— Если мы провернем дело с крушением, нам не надо будет хлопотать за себя, — уверенно выкладывал свои соображения Некрасов. — Охотники повыгоднее устроиться при новом порядке найдутся. Но немцы — народ деловой. Мы явимся к ним не с пустыми руками, а подадим на тарелочке туннель. И пусть тогда кто-нибудь сунется против нас. А мы станем здесь гражданской властью. Понятно?
Приятели удовлетворенно загалдели.
— Скажем, ты, Исаев, вполне можешь быть старостой на своем Угольном.
— Мае Дедово отдашь, — сказал тогда Степанов.
— Бери, — согласился Некрасов.
— А кому нашу Хомутовку? — спросил Махов, с опаской взглянув на Чалышева.
— Ты и возьмешь, — ответил ему Некрасов.
— А что Александру Андреевичу? — кивнул Махов на Чалышева.
— Ему, если он захочет, Яшминское в распоряжение… — Некрасов замялся немного, но повторил: — Если захочет, конечно. Потому как я, наверное, возьму на себя комендатуру. Немцы везде организуют комендатуры для общего порядка.
— И согласились вы? — не удержался и спросил Федор.
— Я сказал: поживем — увидим, — уклончиво ответил Чалышев.
— Ладно. О ваших будущих должностях мы потом поговорим, — прекратил исповедь Чалышева Федор. И спросил: — Где сейчас дезертиры?
— Я не знаю, я уже заявлял. Это надо спрашивать у Некрасова, — снова отгородился от ответа Чалышев.
— Степанов их в старом шалаше не застал. Из записки, которую вы передали ему от Некрасова, видно, что о их новом пребывании должен знать Некрасов. Неужели он вам ничего не сказал?
— Точно не говорил, — стоял на своем Чалышев. — Я даже спрашивал его. Так он только сказал, что советовал им уходить подальше от Яшминского, где меньше людей. За вышку.
— За какую вышку?
— Там, на северном склоне, есть геодезическая вышка.
— А точнее?
— Не знаю, — ответил Чалышев. — Хоть убейте, не знаю.
И он замкнулся совсем. То, что его уличали в прямой причастности к этому грязному делу, повергло его в тяжкое унынье, граничащее с безразличием ко всему, что сейчас происходило. Чалышев, который всю жизнь пробовал приспособиться к новой жизни, бессильный избавиться от привязанности к прошлому, сознавал, видимо, что на этот раз терпит последнее, окончательное поражение.
Федор понял, что дальнейший разговор с ним будет бесполезной тратой времени. Сейчас он допускал, что Чалышев действительно не знает местонахождения дезертиров. И он велел его увести.
После этого зашел к Колмакову, который сидел с Некрасовым в комнате боевой подготовки, и увидел, что они оба молчат.
— Как дела? — спросил Колмакова.
— Не хочет разговаривать Иван Александрович, — кивнул тот на Некрасова. — Не знает, говорит, где его лесные дружки.
— Я знаю, где они должны быть, — запротестовал Некрасов. — Могу показать, если хотите… Пойдемте вместе.
— Больше вы ничего не можете предложить? — спросил Федор.
— Нет. Потому что на новом месте не был.
— Хорошо.
Федор выглянул за дверь и позвал солдата.
— Уведите гражданина. И пусть его покормят, — наказал ему.
Оставшись с Колмаковым, предложил:
— Некрасов хорошо знает лес. Пусть поведет нас и покажет. Он ведь понимает, что мы от него не отступимся.
— Попробовать можно, — согласился Колмаков. — Пойдем, перекусим?
— Можно. — И спросил о другом: — Ты узнавал: вооружены дезертиры или нет?
— Спрашивал. Ответил, что оружия у них не видел.
— Кто ею знает. Скользкий тип этот Некрасов.
У дежурного узнали, что старшина возвращается с разъезда в расположение. Решили встретить его и вышли из казармы на улицу.
— Я все сделал, Федор Тихонович, — сразу доложил старшина. — А как у вас?
— Придется опять просить вас… Некрасов согласился повести нас искать дезертиров.
— Солдаты нужны? — догадался старшина.
— Хотя бы двое.
— Будут, — заверил старшина. И добавил: — Вы зря думаете, что создаете нам проблемы. У меня ребята отличные, все понимают. Скажу больше: они даже довольны, что у нас настоящее дело появилось.
— Спасибо.
После двух часов дня Федор, Колмаков, два солдата и Некрасов ушли в лес.
Некрасов повел их в сторону Яшминского. В районе старого шалаша он круто взял влево, стал медленно кружить по лесу, все выше поднимаясь по горе. Неожиданно для себя Федор увидел деревянную геодезическую вышку, взметнувшую свой конус высоко над лесом.
— В этой стороне должны быть, — сказал Некрасов, заметив обращенные к нему взгляды.
Он то спускался вниз почти к самой подошве горы, то шагал вверх, подолгу соображая, и опять начинал кружить…
Солнце уже опускалось и скоро задело верхушки старых елей, а признаков временного жилья все не было. Лес начинала пеленать темнота. Федор и Колмаков решили поиск прекратить. Когда возвращались, на минуту открылся поселок Яшминский. Некрасов долго молча смотрел в ту сторону.
— Хватит, Некрасов, — сказал Федор. — Пошли…
Вернулись в гарнизон уже после ужина. Их встретил Виталий Бадьин.
— Санкции привез, — сообщил он, не ожидая вопросов. — А у вас как?
— А вот, погуляли в лесу с Некрасовым. Водил нас дезертиров искать… — мрачно ответил Колмаков. — Бодро водил, сам отдохнуть не присел.
— И все мимо, — добавил Федор. — А сам вернулся довольный…
— Ухов сказал, что завтра организует транспорт, чтобы забрать этих в Свердловск, — продолжал Виталий. — Приедут во второй половине дня. К этому времени просил доставить сюда и Махова с Исаевым.
— За ними кому-то из вас придется отправляться. А может, оба вместе, чтобы солдат не брать, — решал Федор. — Одни-то управитесь?
— Конечно, — ответил Виталий.
— А чтобы времени много не тратить, надо транспорт придумать. Алексей, на разъезде можно что-нибудь найти?
— У путейцев лошадь есть. Попробую договориться.
— А как быть с дезертирами? — спросил Виталий.
— Искать надо, — ответил Федор.
После позднего ужина Колмаков и Бадьин собрались на разъезд к путейцам, рассчитывая выехать в Хомутовку и на Угольный с рассветом. Федор, позвонивший до этого дежурному, узнал, что Даниил Андреевич Вершков сменился после дня и ушел домой.