и на ней как шедевры лучших модельеров. О том, что они дешевые, я узнавал от нее самой. Хелен всегда рассказывала, где их купила и по какой смехотворной цене, ожидая, вероятно, восхищения своей бережливостью. Дональд всякий раз старался поскорее заставить ее замолкнуть.
— Скажи нам, Ян, откуда лучше всего смотреть скачки, — попросила она.
— Мы здесь не за этим! — оборвал ее Дональд.
— Да, дорогой, мы здесь потому, что нам срочно нужны деньги, чтобы мальчики могли поступить в Итон.
— Нет, дорогая! — резко сказал Дональд.
— Но ты же знаешь, что мы не можем себе позволить…
— Потише, пожалуйста, дорогая, — зашипел Дональд.
— Учеба в Итоне стоит целого состояния, — безразличным тоном заметил я, зная, что доходов Дональда едва хватило бы даже на то, чтобы устроить туда одного из сыновей, не то что обоих. У Дональда были мальчики-близнецы. Наверное, это как-то передается по наследству.
— Конечно, целое состояние! — сразу же согласилась Хелен. — Но Дональд давно откладывал на это деньги. «Мои сыновья учатся в Итоне!» — это звучит внушительно. Сразу поднимает его до уровня людей, которых мы обслуживаем в гольф-клубе.
— Хелен, дорогая, прошу тебя, замолчи наконец! — Дональд не мог скрыть своего смущения, но Хелен, конечно, говорила чистую правду.
— Мы надеялись, что Дональд получит наследство до того, как мальчикам исполнится тринадцать, — упорно продолжала Хелен. — Когда этого не случилось, мы стали откладывать каждый пенни, чтобы оплатить учебу, взяли деньги в долг, точно так же, как занимали на подготовительную школу и множество других вещей. Но мы занимали под будущее наследство Дональда… так что для нас действительно очень важно, чтобы Дональд получил в наследство приличную сумму, потому что уже очень много людей должны будут получить из него свою часть. Мы буквально пойдем по миру, если Малкольм растратит слишком много… и я думаю, что Дональд этого просто не переживет.
Я только открыл было рот, чтобы ответить, но не смог произнести ни звука. Я почувствовал, что поневоле участвую в каком-то фарсе, который выходит из-под моего контроля.
К нам решительным шагом приближались Сирена, Фердинанд и Дебс.
ГЛАВА 6
— Оставайтесь здесь, — сказал я им всем. — Мне нужно пройти в весовую для соблюдения кое-каких формальностей. Никуда не уходите, пока я не вернусь.
Они согласно закивали головами, нахмурившись каждый на свой манер, и я скрылся в весовой и принялся отчаянно разыскивать какой-нибудь клочок бумаги и конверт.
Я написал Малкольму:
«Здесь собралась половина семейства. Их созвала Джойси. Ради Бога, оставайся там, где ты сейчас, не показывайся им на глаза и ожидай, пока я не приду и не заберу тебя».
Вложил записку в конверт, запечатал и надписал снаружи имя Малкольма. Потом разыскал служителя, достаточно опытного, чтобы найти на ипподроме нужного человека и передать письмо.
— Мой отец обедает сейчас в зале для распорядителей, — сказал я ему. — И очень важно, чтобы он как можно скорее получил эту записку.
Служитель сразу же ушел. Он сказал, что все равно собирался подняться в комнату обслуживающего персонала, так что сам отнесет записку. Я поблагодарил его, но моя тревога все еще не улеглась — Малкольм мог в любую минуту спуститься вниз и столкнуться лицом к лицу со всей толпой озлобленных родственников, готовых на него накинуться. Я вышел из весовой на солнечный свет и обнаружил, что все пятеро стоят, где я их оставил, и добросовестно меня ожидают.
— Я говорю, — сказала Дебс чуть насмешливо, — что в этом костюме ты смотришься просто потрясающе.
Дональд удивленно на нее уставился, и мне почему-то представилось, как он важно заявляет в своем гольф-клубе: «Мой брат, жокей-любитель…» Я отлично знал, что будь я профессиональным жокеем, Дональд изо всех сил старался бы это скрыть. Ужасный сноб! Но есть грехи и похуже.
Дебс, вторая жена Фердинанда, явилась на ипподром в черном кожаном пальто, затянутом на талии поясом. Светлые волосы спадали на плечи, на ногах — высокие ботинки на шнуровке. Веки были подведены пурпурным карандашом, на ногтях — такого же цвета лак. Куда и девалась воплощенная простота и невинность, которые я запечатлел на снимке год назад!
Фердинанд, на полголовы ниже своей жены, был сейчас как никогда сильно похож на Малкольма. Его снова мучила привычная нерешительность: он не мог понять, друг я ему сейчас или враг? Я приветливо улыбнулся Фердинанду и спросил, что подвигло его на эту поездку.
— Разные дела, — неубедительно объяснил он.
— Мы приехали сюда не для того, чтобы разговаривать о делах! — решительно отрезала Сирена. — Мы хотим знать, куда делся папочка.
Маленькая Сирена Малкольма, теперь выше него ростом, была одета сегодня в голубой матросский костюм с белыми оборками по вороту и на рукавах, на голове был белый шерстяной берет с помпоном на макушке, из-под которого почти не было видно коротко остриженных светлых волос. Сирена выглядела самое большее на шестнадцать, никак не на свои двадцать шесть. Истинный возраст проглядывал только в резкой холодности, с которой она ко мне обращалась, без малейших признаков дружелюбия.
Своим пронзительным девичьим голосом Сирена заявила:
— Мы хотим, чтобы он сейчас же выделил нам очень существенные суммы денег. А потом может убираться к черту, куда угодно.
Я прищурил глаза и спросил:
— Кто велел тебе это передать?
— Я сама! — надменно сказала она, потом, немного погодя, добавила: — Мамочка тоже. И Жервез.
Больше всего это было похоже на наглую самоуверенную манеру нашего брата Жервеза.
Дональд и Хелен с нескрываемым интересом выслушали это заявление. Фердинанд и Дебс, несомненно, это уже слышали.
— Жервез считает, что это наилучший выход, — кивнув, добавил Фердинанд.
Я очень сомневался, что Малкольм с этим согласится, но ответил только:
— Когда он мне в следующий раз позвонит, я ему передам.
— Но Джойси совершенно уверена, что ты знаешь, где он скрывается, — заметил Дональд.
— Вовсе не обязательно, — сказал я. — А вы знаете, что Люси и Эдвин тоже здесь?
Это мгновенно отвлекло их внимание, они завертели головами, надеясь отыскать Люси и ее мужа во все увеличивающейся толпе.
— Разве Джойси не сказала, что здесь сегодня должна собраться почти вся семья? — задал я вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
Фердинанд ответил, не поворачивая головы:
— Она сказала Сирене, что ты будешь здесь. И просила Сирену передать мне, что она и сделала. Вот мы и приехали вместе. Я не знал про Дональда и Хелен и про Люси с Эдвином. Наверное, Джойси хотела застать тебя врасплох.
Его взгляд мельком скользнул по моему лицу, оценивая впечатление. Не думаю, что он сумел заметить что-нибудь интересное. Джойси столько раз называла меня «дорогой мой», хотя чувства ее при этом были далеко не всегда добрыми, что я давно привык не обращать внимания на слова.
Так случилось, что Фердинанд стоял совсем рядом со мной.
Я неожиданно для себя самого наклонился к его уху и тихо спросил:
— Фердинанд, кто убил Мойру?
Он сразу же и думать забыл про Люси, развернулся всем корпусом и напряженно уставился мне в глаза. Я видел, что он быстро что-то перебирает в уме, прежде чем ответить, но разгадать его мысли не мог. Хотя из всех братьев Фердинанд был наиболее близок мне по духу, по сравнению с ним все другие были просто открытые книги. Фердинанд всегда был очень скрытным, наверное, не меньше, чем я сам. Он тоже хотел построить себе потайное убежище в стене палисадника, когда я сделал свое, но Малкольм не разрешил, сказал, что одного вполне достаточно. Фердинанд долго дулся на меня и не разговаривал и злорадствовал из-за дохлых крыс Жервеза. Я задумался, насколько люди, взрослея, остаются похожими на себя в раннем детстве: насколько оправданно утверждение, что все коренным образом меняются, и, напротив, можно ли верить, что где-то в глубине души, под множеством защитных слоев каждый человек остается прежним, каким был в детстве. Хотел бы я, чтобы Фердинанд оставался таким, каким я знал его в десять, одиннадцать, двенадцать лет, — отчаянным мальчишкой, который ездил на лошади, упираясь головой в седло и задрав ноги вверх, — и никоим образом не убийцей.
— Я не знаю, кто убил Мойру, — наконец ответил он. — Алисия утверждает, что ты. Она сказала полиции, что убийца — наверняка ты.
— Это не я.
— Алисия считает, что полиция могла бы легко опровергнуть твое алиби, если бы постаралась.
Они в самом деле очень старались: проверили, чем я занимался каждые отдельно взятые пять минут того дня. Но все их подозрения и старания оказались напрасными.
— А как ты сам думаешь? — полюбопытствовал я.
Его глаза блеснули.
— Алисия говорит…
Я резко оборвал его:
— Твоя мать слишком много треплет языком. Ты не можешь думать своей головой?
Он, по-моему, обиделся. Обнял за плечи Дебс и Сирену и объявил:
— Мы трое пойдем сейчас немного выпьем и перекусим. Если ты упадешь с лошади и свернешь себе шею, так тебе и надо!
Я улыбнулся ему, хотя он вовсе не собирался шутить.
— И перестань так мерзко ухмыляться, — добавил он. Он развернул девушек и увел их прочь. Я удивился, что ему удалось уйти с работы на целый день, но на самом-то деле большинство людей могут взять отгул, если им очень нужно. Фердинанд работал статистиком и учился на курсах, чтобы получить повышение в своей страховой компании. Какова вероятность, подумал я, что тридцатидвухлетний статистик, жена которого красит ногти пурпурным лаком, будет присутствовать, когда его брат свернет себе шею на скачках в Сзндаун-парке?
Дональд и Хелен сказали, что они тоже не прочь проглотить по сандвичу (собственно, Дональд сказал), а Хелен добавила совершенно искренне, что она желает мне благополучно закончить скачку, что бы там ни говорил Фердинанд.
— Спасибо, — сказал я, надеясь, что смогу оправдать ее доверие, и вернулся в раздевалку.