— У вас было какое-то предчувствие?
Предчувствия, как тогда в моей квартире, у меня не было. Может, то было предчувствие относительно дома?
— Да нет, я бы так не сказал. Я просто немного… испугался.
Малкольм с интересом на меня посмотрел. Эйл спросил:
— Чего?
— Только не бомбы. Об этом я даже не подумал. Я боялся, что в доме кто-то прячется. Я не мог остаться там ночевать, вот и все. Я видел, как машина чуть не сбила моего отца в Ньюмаркете — она задела мою ногу, я верил, что его действительно хотели отравить газом в гараже. Я знаю, что он не убивал Мойру и не нанимал никого, чтобы ее убили. И поверил, что его жизнь действительно в опасности. И мы уехали, так что никто не знал, где нас найти. До последней недели.
Малкольм печально сказал:
— Это из-за меня. Я настоял, чтобы мы вернулись домой. Ян не хотел соглашаться, но я заупрямился.
— И когда я увидел, что двери кто-то трогал, я не смог больше там оставаться.
Инспектор выслушал нас, не перебивая, потом спросил:
— Когда вы осматривали дом, не заметили ли вы чего-нибудь необычного, кроме дверей?
— Нет.
— Ничего не стояло там, где не должно было стоять? Ничего не пропало со своего обычного места?
Я мысленно вернулся к той ночи, когда я с бешено колотившимся сердцем и срывающимся дыханием осматривал темный дом. Тот, кто открывал двери, должен был обязательно заходить в кабинет и гостиную. Я не устанавливал положение других дверей, только закрывал дверь из кухни в гостиную. Так что тот, кто был в доме, вполне мог побывать и во всех остальных комнатах.
— Нет. Кажется, все было на месте.
Инспектор еще раз тяжело вздохнул. Что-то он часто вздыхает.
— Если вспомните что-нибудь еще, дайте мне знать.
— Да, конечно.
— Таким образом, нас интересует отрезок времени примерно с трех тридцати вечера, когда садовник с собаками ушел домой, до половины одиннадцатого, когда вы вернулись из Челтенхема. — Он пожевал губами. — Если бы вы не остановились поужинать, к которому часу вы были бы дома?
— Мы так и собирались поужинать в ресторане. Поэтому Артур и забрал собак.
— Да, но если все же…
— Около половины седьмого. Если бы мы сразу поехали домой после последней скачки, — сказал я.
— После последней скачки мы немного выпили на ипподроме. Я взял себе шотландского виски, Ян пил какое-то шипучее пиво.
Малкольм сбросил пепел в стеклянную пепельницу. Он был доволен, что инспектор наконец поверил ему, и разговорился.
— Ян считает, что меня ударили по голове сразу за кухонной дверью и отнесли в гараж, а не оттащили по земле. И это был кто-то, кого собаки знали, потому что на чужих они всегда лают. А тогда, я прекрасно помню, они просто прыгали возле кухонной двери, как будто пришел кто-то знакомый. Но они всегда так себя ведут, когда я выпускаю их на прогулку, и я не придал этому особого значения. — Малкольм глубоко затянулся и выпустил клуб дыма в некогда чистый воздух кабинета старшего инспектора. — Да, кстати, насчет отпечатков пальцев… — И он пересказал мои соображения насчет пожарных лестниц.
Эйл посматривал на меня время от времени и все поглаживал свои усы. Трудно было понять, о чем он думает, особенно когда он старался скрыть свои чувства. Я подумал, что все полицейские, доктора и адвокаты выстраивают такие защитные барьеры. Они обычно сами не верят в то, что говорят, что приводит в бешенство правдивых людей, которые с ними беседуют.
На вид Эйлу было чуть больше сорока, и он, наверное, был достаточно опытным полицейским, раз уж занимал такой пост. Судя по его комплекции, старший инспектор не часто занимался физическими упражнениями и ел слишком много сандвичей. Непохоже было, чтобы инспектор чувствовал себя бодрым и полным сил. Может, теперь, когда Эйл оставил свою преувеличенную подозрительность в отношении Малкольма, он лучше разберется с этим случаем. Хотя я слышал, что громадное большинство преступников попадает в тюрьмы только благодаря тому, что о них становится известно из косвенных источников, а не в результате расследования. Я очень хотел, чтобы инспектору Эйлу повезло в этом расследовании. Мне хотелось, чтобы он поделился с нами своими мыслями, но, по-видимому, его приучили не делать этого. Инспектор держал свои соображения по нашему делу при себе. Я тоже. А может, и напрасно.
Вошел полицейский и озабоченно доложил, что не знает, где разместить все семейство Пемброк.
Эйл немного подумал и велел привести их всех в его кабинет. Малкольм стряхнул пепел и сказал:
— О Господи!
И вот семейка заполонила кабинет старшего инспектора.
Я встал. Алисия немедленно устроилась в моем кресле. Вивьен и Джойси сверлили взглядами Малкольма, который остался сидеть. Они ждали, когда он встанет, а он все не вставал. «Интересно, которой из них он мог бы предложить стул, избежав при этом новой кровопролитной войны?» — подумал я, с трудом удерживаясь, чтобы не улыбнуться.
Старший инспектор с —каменным лицом велел полицейскому принести еще два стула. Я так и не понял, развлекается он или просто проявил практичность? Наконец Вивьен и Джойси удобно устроились на них. Инспектор оглядел собравшихся и пересчитал: тринадцать.
— Кого не хватает?
В ответ послышалось:
— Моей жены, Дебс.
— Томаса, моего мужа.
— Урсулы, конечно.
— Очень хорошо. Теперь, если вы что-нибудь знаете или что-нибудь предполагаете относительно взрыва в усадьбе Квантум, прошу мне сообщить, — сказал инспектор.
— Это террористы, — рассеянно сказала Вивьен. На нее никто не обратил внимания. Но и других предположений никто не высказал.
— Тогда я попрошу вас всех ответить на несколько вопросов. Мои сотрудники запишут ваши ответы, и после этого можете быть свободны. Вопросы следующие: что вы делали вчера с трех часов дня до полуночи, что вы делали примерно в это же время во вторник на прошлой неделе и в позапрошлую пятницу, в то же время? Эдвин решительно заявил:
— Мы уже отвечали на те же самые вопросы этому противному человечишке, Весту. Это уже слишком — снова то же самое!
Некоторые закивали.
Эйл недоуменно посмотрел на Малкольма:
— Кто это — Вест?
Ответила Беренайс:
— Сыщик. Должна вам сказать, мне едва удалось его выставить. Но я высказала ему все, что о нем думала!
— Он ужасно приставучий, — добавила Хелен, скривившись при воспоминании о встрече с Норманом Вестом. — Я сказала ему, что не могу ничего точно вспомнить, но он продолжал выспрашивать.
— Кошмарный человечишко! — сказала Сирена.
— Он заявил, что я — незаконнорожденный! — возмутился Жервез. — Это наверняка Джойси ему наговорила!
Эйл раскрыл рот, потом закрыл, тяжело вздохнул. И снова настойчиво спросил:
— Кто этот Вест?
Малкольм ответил:
— Частный детектив. Я нанял его, чтобы выяснить, кто пытался меня убить, когда понял, что полиция ничего предпринимать не собирается.
Эйл сохранил более-менее спокойное выражение.
— Тем не менее я прошу вас снова ответить на перечисленные вопросы. И те из вас, чьи мужья или жены отсутствуют, расскажите, пожалуйста, и о них.
Инспектор окинул взглядом лица собравшихся. Готов поклясться, это его озадачило. Я постарался представить, что же он увидел, и смог различить только лица совершенно обыкновенных людей, совсем не похожих на убийц. Обычные люди со своими заботами и печалями, со своими причудами и недостатками. Люди, взволнованные и напуганные взрывом дома, в котором почти все они когда-то жили и в котором наверняка все не раз бывали. Я подумал, что никто из них просто не способен на убийство. Это мог сделать только кто-то посторонний.
Я почувствовал некоторое облегчение после того, как пришел к такому выводу. Но все равно понимал, что просто стараюсь зацепиться за малейшую возможность, чтобы не искать убийцу среди нас. А его нужно было найти, пока Малкольм жив и невредим. Так что наша проблема никуда не исчезла.
Инспектор Эйл встал.
— Это все, что я хотел вам сказать. Теперь пройдите с моими сотрудниками в комнаты для дачи показаний. А господина Пемброка-старшего я попрошу остаться еще на пару минут. И господина Яна Пемброка. Какие будут распоряжения относительно разрушенного дома?
Семейство удалилось, не скрывая неудовольствия от того, что я остался вместе с Малкольмом. Дональд сказал:
— Это моя забота, а не Яна, если разобраться. Я же старший.
— Вам нужен человек, который разбирается в таких делах, — проворчал Жервез.
— Этот дом ведь принадлежит не Яну, — раздраженно вставил Эдвин.
Эйл позвал служащих, которые увели всех из кабинета. Как только дверь закрылась, я сказал:
— Пока все они дают показания, я увезу отсюда отца.
— Дом… — начал было Малкольм.
— Я позабочусь о доме позже. Мы сию же минуту уедем отсюда. Инспектор, вы не одолжите нам на время машину? Иначе нам придется добираться на такси или автобусе.
— Конечно, я пошлю с вами полицейскую машину, — сказал Эйл.
— Прекрасно. Тогда… э-э-э… пусть только довезут отца до железнодорожной станции. А я пока останусь.
— Хорошо.
Малкольму я сказал:
— Отправляйся в Лондон, туда, где мы сегодня ночевали. Зарегистрируйся под тем же именем. Никому не звони. Ради Бога, не говори никому, где ты будешь.
— Ты чертовски самонадеян.
— Да. Но тебе лучше сейчас послушаться меня.
Малкольм печально глянул на меня, бросил окурок в пепельницу и поднялся. Красное одеяло соскользнуло на пол.
— Где вас можно будет найти? — спросил Эйл.
— Не отвечай, — быстро сказал я.
Малкольм посмотрел на меня, потом на старшего инспектора.
— Ян будет знать, где я. Если он не хочет вам говорить, пусть не говорит. Жервез когда-то пытался вытрясти из него кое-какие сведения, и у него ничего не вышло. У Яна до сих пор, наверное, остались шрамы… — Отец повернулся ко мне: — Правда?
— Малкольм! — возмутился я.
Малкольм сказал инспектору:
— Я отлупил тогда негодника Жервеза, но ничего не забыл.