— Ты построила для себя новую жизнь. Неужели ты всерьез подумываешь о том, чтобы сжечь ее ради еще одной?
— Я всегда справлялась со своими проблемами. Справлюсь и с этой.
— Но не в одиночку. На этот раз не получится. «Джонс и Джонс» уже втянуло тебя в это дело. И несет ответственность за твою безопасность. А так как я единственный из телохранителей «Джонс и Джонс», кто находится ближе всех, придется иметь дело со мной, нравится тебе это или нет.
— Петра и Уэйн не работают на «Джонс и Джонс»! — в отчаянии воскликнула Грейс.
— Помнишь, как ты говорила, что Общество — это почти семья для тебя?
— И что из этого?
— Петра и Уэйн — это моя семья. А раз мы с тобой вместе, то и тебя они воспринимают как члена семьи. Даже если бы ты попыталась, ты все равно не смогла бы заставить их отойти в сторону. — Лютер усмехнулся. — Кроме того, они бы очень расстроились, если бы ты отказалась от их помощи.
— Уж пусть лучше расстроятся, чем погибнут из-за меня.
— Поверь мне, Петра и Уэйн смотрят на все это по-другому. Пусть они из года в год живут мирной жизнью, но они воины, Грейс, воины до мозга костей.
Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, но безуспешно.
— Этого-то я и боюсь.
— Чего конкретно ты боишься?
Она вытерла щеки тыльной стороной ладони.
— Я боюсь, что у меня не хватит смелости отклонить твое предложение.
— Это не предложение, — тихо проговорил Лютер. — Просто дело обстоит именно так. Я не могу отпустить тебя, даже не пытайся уйти.
— Лютер…
— Ш-ш-ш.
Грейс вдруг ощутила противоестественное спокойствие и безмятежность.
— Прекрати. — Она мрачно посмотрела на него. — Я дам тебе знать, когда мне понадобится подправить мою ауру.
Рукотворное спокойствие исчезло.
Лютер улыбнулся:
— Мне нравится, когда ты так смотришь. Страшно меня распаляет.
Грейс помрачнела еще сильнее.
— Как ты можешь говорить о сексе в такую минуту?
— Ты права. Что касается секса, то говорить о нем не так приятно, как заниматься им.
Лютер встал, обошел стол и, потянув ее за руку, поднял со стула. Он завладел ее губами прежде, чем она успела придумать какую-нибудь отговорку, чтобы остановить его.
Две секунды Грейс пыталась сопротивляться. Затем со вздохом положила руки ему на плечи и поцеловала его.
Она почувствовала, как между ними забурлила страсть. Он целовал ее, пока в ее ауре не замерцало желание, пока она не задрожала от страсти, пока она не забыла о своей идее сесть на самолет и начать новую жизнь.
Лютер сжал ее лицо в ладонях.
— Я не дам тебе исчезнуть, — сказал он. — Если ты попытаешься сбежать, я найду тебя. Не забывай об этом. Найду.
Грейс замерла, сжимая руками его плечи. Она не понимала, что за эмоции обуревают ее. Страх? Надежда? Любовь?
— Почему ты так уверен, что сможешь найти меня? — спросила она.
Она не бросала ему вызов, она просто задавала вопрос, немаловажный вопрос. И очень хотела услышать ответ.
— Потому что мы с тобой связаны, — ответил он. — Только не пытайся убедить меня, будто ты не чувствуешь связи между нами.
Он не стал дожидаться ответа и приник к ее губам. Грейс страстно отозвалась на его поцелуй.
Каким-то образом они оказались на старом диване, и Лютер решительно подмял ее под себя. За то короткое время, что они были знакомы, он уже успел узнать, что именно распаляет ее желание, и пользовался своими знаниями в полной мере. Энергия страсти — светлая и темная — ярко вспыхнула.
Однако связь между ними работала в обоих направлениях. Теперь Грейс знала его не хуже, чем он ее, и с таким же энтузиазмом использовала свои знания.
Он глубоко вошел в нее. Все ее чувства раскрылись и в момент наивысшего наслаждения слились с его чувствами, а затем они оба вознеслись над миром.
Глава 36
Чудовище не выползло из-под кровати, оно появилось из темного коридора. Она услышала, как он отпирает дверь, которую она старательно заперла. Окаменев от охватившей ее паники, она вглядывалась в его внушающую ужас ауру, а он тем временем уверенно шел по комнате.
Ей только что исполнилось четырнадцать. Она всего несколько месяцев жила в приемной семье, но за это время ее инстинкт самосохранения обострился донельзя. Каждую ночь она ложилась спать одетой, так как чувствовала, что рано или поздно Чудовище придет в ее комнату.
Она не могла видеть его в плотном мраке, но его энергетическое поле ярко мерцало всполохами извращенной похоти. Он остановился возле кровати.
— Ты не спишь, солнышко? — ласково спросил он. — Я пришел поцеловать тебя на ночь.
Она не ответила. Она не шевельнулась. Она знала, что не сможет шевельнуться, потому что страх сковал ее тело. Возможно, если она притворится спящей, Чудовище уйдет.
Он сел на край кровати и положил руку ей на ногу. Задрожав, она инстинктивно отпрянула.
— Ага, не спишь, — прошептал он. — Я так и думал. Ты такая аппетитная, малышка. Совсем взрослая. Готов поспорить, у тебя и мальчики уже были, правда? — Он передвинул руку на бедро. — Зато настоящего мужчины не было.
— Пожалуйста, не надо, — с трудом произнесла она сквозь спазм, сдавивший горло.
— Я хочу научить тебя, как доставлять удовольствие мужчине. Я дам тебе несколько уроков, и ты сможешь заполучить любого мужчину, какого захочешь.
— Нет.
— Не переживай, ты создана для этого, с такой-то попкой, как у тебя.
Его рука заскользила выше, устремляясь к ее груди. Она увидела, как по-новому запульсировала его аура, и эта пульсация вызвала у нее тошноту. Она поспешила сесть.
— Нет, — сказала она.
Ей хотелось кричать, но страх мешал ей.
— Прекрати! — рассердился он. — Прекрати немедленно. Так всегда бывает. Сегодня ты это поймешь. Я сделаю из тебя женщину. Поверь мне, в конечном итоге ты будешь благодарна мне.
Ей хотелось убежать, но она чувствовала себя загнанной в ловушку. Ее трясло. Она сопротивлялась, однако он был сильнее. Он заставил ее лечь и откинул простыню и одеяло.
— Ложишься спать в джинсах. — Он хмыкнул. — Уж больно ты нервная, а? Но мы это преодолеем, не волнуйся.
Он начал расстегивать ее джинсы.
Она уперлась руками в его грудь и почувствовала под ладонями грубую, заросшую волосами кожу. Он был одет в ту же грязную майку, что и днем.
— Давай сопротивляйся, — сказал он. — От этого только интереснее.
Он принялся стаскивать с нее джинсы.
— Нет, — повторила она все таким же сдавленным голосом.
Она с ужасом осознавала свою полную беспомощность. У нее нет шансов, физически она слабее. Он слишком большой, слишком сильный, он слишком возбужден. Обезумев от ужаса, она вдруг толкнула его — руками и полностью раскрытой аурой.
Угроза словно послужила спусковым механизмом для ее нового дара, который, быстро развиваясь, замерцал ярче, чем прежде. Она ощутила в себе резкий приток незаметной для глаза энергии. Она не видела окружавший ее ореол — она давно знала, что люди не могут видеть собственную ауру, даже чтецы ауры, — но остро чувствовала свою силу. Действие ее было мгновенным и разрушительным для нападавшего.
Он дернулся, как будто через него пропустили электрический ток. Крик ярости и страха застрял у него в горле. В следующую секунду он повалился на нее и обмяк.
Ее ладони горели от ожога.
— Грейс!
Голос Лютера, пронизанный твердыми и уверенными командными нотками, вырвал ее из сна. Она резко проснулась. Ее била дрожь. Он прижал ее к себе, успокаивая теплом своего тела и лаской рук.
— Прости, — сказала она.
— Все в порядке. — Он погладил ее по спине. — У меня было искушение успокоить твою ауру, но в последний раз, когда я так сделал, ты выразила недовольство.
— Нет. — Она колебалась. — Я бы предпочла иметь дело с кошмарами, а не чувствовать, как кто-то управляет мной.
— Понятно.
Она прижалась к нему. Вскоре дрожь прекратилась, дыхание выровнялось. Она медленно села, спустила ноги с кровати и обхватила себя руками за плечи.
— На тот случай, если ты, Лютер, еще не понял, я сильно исковеркана. Ты уверен, что хочешь связываться со мной?
— На тот случай, если ты еще не поняла, мы уже связаны. — Опираясь на трость, он обошел кровать и сел рядом с ней. Но не обнял. — И ты не единственная в наших отношениях, кто исковеркан. И что из этого? Что за кошмар тебе приснился?
— Вряд ли тебе хочется знать.
— Напротив, — возразил он. — Очень хочется.
У него есть право знать, подумала она.
— Я говорила тебе, что виновата в смерти Мартина Крокера, — тихо сказала она. — Однако он не первый.
Лютер промолчал. Он ждал.
— Был еще один человек. Когда мне было четырнадцать.
— Когда ты жила в приемной семье?
— Да. — Она опустила руки и посмотрела на раскрытые ладони. — Однажды ночью он пришел ко мне в комнату. Сказал, что собирается сделать из меня женщину. Его аура привела меня в ужас. Я инстинктивно сопротивлялась с помощью своего дара, но на тот момент я плохо его знала, потому что только недавно обнаружила его. Я не знала, на что способна. И не умела им управлять.
— Ты отбила атаку, и он умер.
— Он наклонился надо мной, стал лезть ко мне. Я уперлась руками ему в плечи и толкнула.
— Руками и всей силой своей ауры.
— Я действовала инстинктивно, под влиянием паники. Думаю, он пытался закричать, но не издал ни звука. Просто повалился и умер. — Она сжала руки в кулачки. — Я как будто прикоснулась к раскаленной докрасна плите. Но на ладонях никаких следов не осталось. Боль быстро ушла. Через двое суток я уже оправилась от самого худшего. Четыре дня спустя я покупала пиццу в одной кафешке. Продавец случайно уронил пластмассовую тарелку. Мы оба потянулись за ней. Наши руки соприкоснулись. И ощущение ожога вернулось. Не такое сильное, как прежде, но болезненное. Мне стало жутко. Я подумала, что получила отметину на всю жизнь.
Лютер взял ее руки в свои.
— Тогда ты впервые воспользовалась своим даром?