— Шутишь! Ты хоть знаешь, кто авторы музыки и текста? Одни из лучших в стране хитовиков!
— Ладно, Миша, не волнуйся, все будет в ажуре. Садись в кресло, девочка, и приготовься к экзекуции.
Ткнув пальцем в свободное кресло, гримерша скрылась за шкафом, а Снежана покорно опустилась на мягкое сиденье. Битый час гримерша мурыжила лицо и волосы женщины, убирая и залепляя все то, чем так щедро наградила ее природа, первозданную красоту Снежаны. При этом мастерица беспрестанно кривилась и вздыхала, словно давая понять, что совершает настоящее святотатство. Женщина молча терпела, наблюдая, как исчезают знакомые черты ее лица, а из распущенных волос сооружается какая-то немыслимая конфигурация. Наконец, когда Снежинка едва узнала себя, гримерша отошла в сторону, зажгла новую сигарету, осмотрела дело своих рук и удовлетворенно изрекла:
— То, что доктор прописал.
— Нормально? — робко спросила молодая женщина.
— Я фуфло не гоню. Сейчас Миша костюм принесет, наденешь его, подберем, что нужно, и готово. Только под софитами много не крутись, а то потечет все к чертовой матери.
Гримерша подошла к двери, закрыла ее на замок, вытащила плоскую бутылку, отвинтила крышку и сделала пару глотков, после чего зажгла новую сигарету, с наслаждением затянулась, выпустила облако дыма и как бы про себя заметила:
— Вот снова мужики засуетились. Миша даже сам пошел в костюмерную за платьем, которое сшили специально для клипа. И туфельками. Конечно, даже у самых опытных продюсеров случаются проколы. Вроде и голос у человека есть, и внешние данные, а публике он по барабану. Только зря деньги на него ухлопали. А тут живые бабки, ради них можно посуетиться.
Монолог гримерши прервал звонок Тумасова:
— Как там, на звездном Олимпе? Автографы еще не просят?
— Уже очередь стоит, — в тон ему ответила женщина.
— А если серьезно?
— Мне только закончили накладывать грим.
— Так долго?
— Меня же увидит вся страна. Поэтому любая деталь доводится до совершенства, — объяснила Снежинка с иронией, которую Тумасов не заметил.
— Ладно, удачи тебе, мне надо заниматься делами.
— Пока!
Женщина убрала телефон, и тут в комнату вошли двое — продюсер и его заместитель с потрясающей красоты платьем и умопомрачительными туфельками.
Снежана, в обычной жизни равнодушная к нарядам, сейчас восхищенно воскликнула:
— Боже, и это для меня!
— За все уплачено, деточка! — цинично сообщила гримерша.
— Здравствуй, красавица! — продюсер небрежно взял за плечи гримершу и поцеловал ее в губы. — Хороша, до чего же хороша наша дебютантка! Правда, она прелесть?
— И не говори! — без энтузиазма согласилась гримерша.
Какой женщине приятно, когда в ее присутствии хвалят другую. Пусть и по работе.
— Так, давай переодевайся, лапочка, — уже другим, деловым тоном сказал продюсер.
Он уселся в кресло, раньше облюбованное его заместителем, а гримерша подошла к Снежане и начала расстегивать сзади молнию. Женщина даже не стала спрашивать, удобно ли ей переодеваться в присутствии мужчин. Похоже, артисты жили по своим законам и правилам, и не Снежане было их менять.
Через двадцать минут напомаженная и расфуфыренная Снежана была под ручку выведена продюсером на съемочную площадку, залитую огнями софитов. Декорациями служили какие-то огромные разноцветные кубы, шары и пирамиды, разбросанные как попало, и среди всего этого, по словам режиссера, восходящая звезда должна была прыгать и скакать с самым загадочным видом. Рядом пристроился юноша из подтанцовки, изображавший возлюбленного главной героини клипа. Он был облачен в экстравагантный костюм, состоящий из каких-то перьев, блесток и разноцветных кусков материи.
Зазвучала фонограмма. Снежана запнулась на бегу, словно подстреленная птица. Она не сразу поняла, кто там поет. Хотя, надо отдать должное, ее голос, подвергнутый тщательной обработке звукорежиссером и усиленный бэк-вокалистками, звучал очень симпатично.
— Стоп, стоп! — завопил режиссер. — Что у вас с ногами, деточка?
— Ничего, все нормально!
— Так чего вы их волочите, словно подстреленная курица? Парите, парите!
— Хорошо, только дайте мне привыкнуть к моему новому голосу.
— Дома будете привыкать, а здесь у нас работа! Давайте сначала.
Снежана заняла стартовую позицию.
При кажущейся простоте номер заставил ее изрядно попотеть. В буквальном смысле этого слова, так что дважды пришлось освежать грим. Режиссер всякий раз находил, к чему придраться. Женщине начало казаться, что она так и будет до конца своей жизни бегать и скакать с загадочным видом, но режиссер знал свое дело туго.
— Все, снято, — сообщил он.
— Как «все»? — удивилась Снежана. — Вы же постоянно делали мне замечания.
— Начало возьмем из четвертого дубля, середину из второго, концовку из шестого. Смонтируем, и никто ничего не заметит. Вы свободны, деточка, — снисходительно пояснил ей режиссер.
Глава 22
Их было трое, опустившихся, деградировавших типов, для которых в жизни остались две взаимосвязанные цели: добыть денег на выпивку и набраться до помутнения мозгов. Работа внушала им отвращение, да и никто не взял бы их на работу с такими испитыми рожами. Поэтому долгое время деньги на удовлетворение своей главной жизненной потребности они добывали собирая стеклотару. Хотя по внешнему виду они напоминали пятидесятилетних, старшему из них едва исполнилось сорок. Какое-никакое здоровье оставалось, и сообща они легко давали отпор таким же человекообразным существам, пытавшимся насшибать бутылок на их территории. Несколько раз, когда улов стеклотары оказывался до обидного скудным, а душа горела, будто сухое бревно, они нападали на одиноких прохожих. Эти преступления долгое время оставались без наказания.
Как ни удивительно, у всех троих имелось свое жилье. Правда, только один обитал в отдельной однокомнатной квартире, доставшейся ему после развода, остальные довольствовались комнатами в коммуналках. Эта отдельная квартира являлась сильнейшим раздражителем, заставлявшим троих дружков затевать постоянные споры. Как известно, чем ниже находятся люди на социальной лестнице, тем больше им хочется свободы, равенства и братства. Двое алканавтов постоянно капали на мозги третьему:
— Нехорошо, Сява, отрываться от коллектива. Чем тебе не нравится коммуналка? Тоже ведь крыша над головой. Кидай свои барские замашки.
Между строк подразумевалось, что на оставшиеся после размена деньги можно будет накупить море дешевой и забористой выпивки.
Но Сява отбрыкивался как мог, упирая главным образом на один существенный нюанс:
— Кто знает, какой у меня окажется сосед? Вдруг нарисуются проблемы?
— Какие проблемы, Сява, ты че? Мы же с тобой нормальные люди, не буйные вовсе. Пришел домой, забурился в свою конуру, никто тебе слова не скажет.
— А я не хочу конуру, я хочу нормальную человеческую квартиру.
Видимо, от аномального для пьющего человека нежелания обменять излишки жилплощади на дурманящее пойло у Сявы резко обострилась сообразительность. Однажды, когда дружки устроили очередной банкет рядом с автострадой, они услышали отчетливый хруст, а затем громкую речь, состоявшую на три четверти из матерных слов. Сява, любопытствуя, выглянул из кустов. Он увидел подозрительно накренившуюся легковушку, а рядом с ней мужчину, тыкавшего пальцем в кнопки мобильного телефона. Машина угодила в выбоину на асфальте. Сява посмотрел на мужика. Дорогой прикид, на указательном пальце левой руки перстень, и наверняка в лопатнике куча бабок. А сам мужик среднего роста и узкий в плечах. Ему настучать по голове, как два пальца об асфальт. Жаль, трасса оживленная, машины так и мелькают, можно залететь. Однако есть, есть дороги с менее интенсивным движением.
Итак, Сява придумал куда более удачный способ заработка, чем сбор стеклотары. Причем из подручных средств им требовался лишь пучок соломы. Похмелившись с утреца, дружки выходили на загородную трассу. Обычно уходило минут десять, чтобы отыскать подходящую выбоину, которую они маскировали пучком соломы. Дальше оставалось только ждать. Обычно в пределах часа. Если выбоину люди старались объехать, то солома не заставляла их насторожиться. Только когда машину изрядно встряхивало, водитель понимал свою ошибку. Но было поздно. Ему оставалось надеяться, что повреждение менее серьезно, чем это показалось в самом начале.
При этом большинство водителей останавливалось, некоторые зачем-то подходили к выбоине, словно думая обнаружить в ней разные детали, посыпавшиеся из легковушки. Они смотрели на яму, как на своего злейшего врага, и говорили при этом много разных слов. Если бы хоть десятая их часть обрела материальное воплощение, с людьми, укладывавшими асфальт, и их родственниками произошли бы удивительные метаморфозы. Во-первых, исчезли бы все дорожники, зато несколько увеличилась бы численность собак и крупного рогатого скота, особенно козлов. Кроме того, появились бы развратные девицы с навыками строительных рабочих. Во-вторых, над матерями дорожников постоянно совершались бы насильственные половые акты. В-третьих, остальные их родственники постоянно болели бы и мерли как мухи.
Те же, кто беспечно мчался дальше, скорее всего, управляли казенным автотранспортом.
У дружков хватало времени, чтобы оценить потенциальную жертву. Уже в момент аварии они бросали взгляд на автомобиль. Старенькие отечественные машины и дорогие иномарки оставляли их равнодушными. В такой ситуации они предпочитали золотую середину. Затем шла оценка самого водителя, его одежды и физической формы. Женщин дружки исключали сразу. Они более наблюдательны и скандальны. Мужик из разных соображений может не обратиться в милицию, баба сделает это обязательно. Поэтому глупо заморачиваться, если дама зависла у выбоины с поломанной тачкой, надо тихо исчезнуть и отправляться дальше. Благо ямы и колдобины на наших дорогах встречаются с завидным постоянством.