Но юнцы ждали, поскольку ждали их родители. Ехавший впереди бульдозер остановился в десятке метров от людей. Следом подтянулись другие машины.
— Прочь с дороги — раздавлю! — высунулся из кабины бульдозерист.
— А ху-ху не хо-хо? — поинтересовались у него мужики.
Бульдозерист тронул машину с места. Пугал, дурачок. Тут же в кабину с хрустом врезался камень, за ним еще несколько. По стеклу в разные стороны разбежались трещины. Бульдозерист выскочил из машины:
— Я вам, засранцы, ноги повыдергиваю!
— Не трожь детей, — дорогу озлобившемуся бульдозеристу преградил крепкий молодой мужчина.
На помощь своему из машин повыскакивали остальные водители. Хотя жители деревни превосходили нападавших числом, мужчин в их рядах было заметно меньше.
— Уйдите от греха! — из раздавшейся толпы вышел еще крепкий дедок с двустволкой в руках.
Водители замерли. Ситуация оборачивалась не в их пользу. Если бы камнями швырялись взрослые, их можно было бы призвать к ответу. А с малолеток что возьмешь? Только уши им надрать. Но этого как раз не позволяют их родители. И имеют на это право. Никому не дозволено поднимать руку на детей. Вырисовывался замкнутый круг, из которого водителям не было выхода. Их бригадир достал мобильный телефон. Вскоре к месту событий явился представитель административного округа.
— Граждане! — задушевно обратился чиновник к людям. — Своими действиями вы мешаете выполнению задачи государственной важности. Страна задыхается без хороших дорог, поэтому я призываю к вашей сознательности. Освободите территорию, отправляйтесь в выделенные вам бесплатные квартиры.
— Сам отправляйся! — выкрикнул кто-то из толпы.
Вскоре даже стороннему наблюдателю, окажись он рядом, стала бы ясна причина возникших беспорядков. Жители деревни категорически отказывались покидать свои просторные дома и переселяться в тесные городские квартиры. Чиновника для наглядности отвели в ближайшее строение.
— Тут живем мы с женой и дочь с мужем и двумя сыновьями. А нам дают на всех одну трехкомнатную квартиру, — пояснял хозяин дома, продемонстрировав гостю четыре просторные комнаты.
Чиновник обошел их, зачем-то потрогал нарядные, в цветочек, обои и сообщил:
— Помню, когда-то мы с отцом и матерью жили в однокомнатной.
— Так то было раньше. Ты еще вспомни времена, когда люди жили в пещерах.
— Между прочим, городская трехкомнатная квартира стоит раз в десять больше вашего дома, — попытался чиновник зайти с другой стороны.
— Это верно. Тем более удобства во дворе, — вроде бы согласился деревенский. — Только землицы тут двадцать соток. Между прочим, подмосковной землицы. И стоит она не меньше квартиры.
— Ну вот! — обрадовался чиновник. — По деньгам выходит то на то.
— А ты забудь свою дурацкую привычку все мерить деньгами! Нам простора хочется. Если выселяете людей из четырех комнат, то и дайте им четыре комнаты.
«Лучше бы дать тебе по морде. В советские времена не пришлось бы перед тобой распинаться. Сунули бы ордер на двухкомнатную, и ты бы еще радовался», — подумал чиновник, забыв о том, что в советские времена давали куда более скромные взятки, а уж о том, чтобы так на них шиковать, не было и речи.
Переговоры окончательно зашли в тупик. К окончанию рабочего дня техника разъехалась, а жители деревни вернулись в свои дома. Тумасову доложили о препятствии, неожиданно возникшем на пути нового шоссе. Илью Фридриховича эта новость одновременно и возмутила, и позабавила. Экое возомнившее о себе быдло! Насмотрелись колхознички всяких стихийных протестов и решили шантажом урвать лишний кусок. Ага, размечтались! Не на того напали. Тумасов знал, как поставить на место взбунтовавшуюся чернь. Даром, что ли, регулярно отстегивает Черепу бабки. Долгое время бандит груши околачивал, пусть сейчас поработает на два фронта…
Найти в обороне деревни слабое звено не составило труда. В России сильно пьющие люди есть везде. Петрович относился к их числу. Он жил один, недавно вышел на пенсию и, когда водились деньги, отдавал должное спиртным напиткам различной крепости. В отличие от большинства друзей зеленого змия, Петрович был прижимист и обожал пить на халяву. Около винного магазина он познакомился с двумя молодыми людьми. Денежки у них водились, а вот место, где можно было бы с толком злоупотребить, отсутствовало. Петрович не стал выпытывать, каким ветром молодых людей занесло в их края. За четыре бутылки водки и закуску он впустил новых знакомых в свой дом. Те больше разговаривали и налегали на еду, щедро подливая хозяину. Довольный Петрович говорил, уже начиная глотать согласные и путать гласные:
— Хорошие вы мужики! А то у нас в деревне полно зануд. Опять, говорят, ты надрался как свинья. Какое их дело! Я, может, своим героическим трудом заслужил право на отдых. И теперь оттягиваюсь, как того душа желает. На пенсии я. А пенсия у крестьянина сами знаете какая. Ни-ка-кая! Я бы, может, тоже вместе с буржуйскими пенсионерами по миру раскатывал. Только моей пенсии хватит доехать в общем вагоне до Смоленска и там сходить в платный туалет. Все. А я не хочу в смоленский платный туалет. Лучше я выпью водочки с хорошими мужиками, верно?
Хорошие мужики согласно кивали и опять подливали. Петрович окончательно размяк. Он достиг той опасной кондиции, когда люди уже не едят, а только лениво ковыряются вилкой в тарелке. Опрокинув стопку, Петрович наколол маринованный гриб и стал подносить ко рту, но тот соскользнул обратно в тарелку.
— Ну и черт с тобой, — сказал Петрович грибу и достал сигарету.
Это получилось у него быстро, а вот с огоньком вышла задержка. Петрович долго искал зажигалку, хлопал себя по карманам, заглядывал под стол, но все бесполезно.
— Ты ее в пепельницу сунул, — ткнул пальцем один из молодых людей.
— Ах да, — Петрович достал зажигалку из консервной банки, игравшей роль пепельницы.
Никотин оказался катализатором, ускорившим процесс опьянения. Петрович как-то резко окосел. Решив загасить окурок, он вместо пепельницы стал тыкать «бычком» в стол. Молодые люди довольно переглянулись. Клиент созрел. Один из них протянул выпивохе стопку. Петрович выдул ее одним махом, обвел мутным взглядом комнату и медленно, словно борясь с силой притяжения, опустил лицо на стол.
— Жаль, нет салата, а то было бы классическое представление — человек, спящий мордой в оливье, — сказал один из молодых людей.
Второй ухватил Петровича за плечи:
— Старичок, баиньки пора.
Тот в ответ что-то промычал. Молодые люди уложили Петровича на кровать и быстро убрали за собой посуду. Теперь могло показаться, что хозяин дома пьянствовал в гордом одиночестве. Затем один из молодых людей достал из сумки новую водочную бутылку, в которую предварительно залили чистый спирт, и вылил ее рядом с кроватью. Второй взял со стола пустую бутылку из-под водки и пристроил ее так, что создавалось впечатление, будто она выпала из рук лежавшего в кровати Петровича. Один молодой человек достал из кармана хозяина дома сигарету, раскурил ее и бросил в спиртовую лужицу. Огонь вспыхнул мгновенно. Поджигатели вышли из дома. Следователи за считаные минуты «восстановили» картину происшествия. Да и чего тут было восстанавливать, типичная ситуация, с которой они сталкивались постоянно. И вроде говоришь об опасности курения в постели, твердишь в социальной рекламе, что эта сигарета может стать последней в жизни человека, а пьяницы буквально ежедневно продолжают наступать на одни и те же грабли.
Жители деревни поначалу на все сто поддержали выводы следствия. Мол, к этому все шло. Крепко пьющие одинокие мужики редко умирают естественной смертью. Вспоминали истории, случавшиеся с Петровичем по пьяной лавочке: как он под мухой взялся красить забор, только вместо краски схватил банку меда и все удивлялся, почему тот не хочет ложиться по штакетинам ровным слоем. Или как летом решил переночевать в сарае, только вместо своего полез в хлев соседей, которые растили кабанчика. У самого-то Петровича домашней скотины сто лет не было, так он решил, что животное забрело к нему, и стал гнать кабанчика из сарая. Хорошо, что соседи вовремя прибежали на шум и успели остановить произвол.
Но вскоре деревенские изменили свое мнение. К ним зачастили какие-то наглые мужики. Все здоровые, рослые, как на подбор. Их действия пугали своей непонятной дерзостью. Заметив на улице симпатичную женщину, они шли за ней, на ходу отпуская фривольные шуточки. Женщина ускоряла шаг, надеясь скрыться в доме, однако нахалы следовали за ней. Ввалившись в чужое жилье, они продолжали обсуждать свою жертву:
— Клевая телка! Правда, грудь маловата и ножки слегка кривенькие, но в остальном очень даже ничего. Я бы ее трахнул. Наверное, она хороша в постели. Щас мы у нее спросим. Слышь, подруга, ты любишь с мужиками в постели кувыркаться? Молчишь? Мужа стесняешься? Да не обращай внимания; если ты согласна, мы его попросим уйти.
Самое обидное, что муж, обычно находившийся тут же, в доме, не мог ничего поделать. Даже если он пытался встать на защиту супруги, незваные гости до обидного легко обезвреживали его какими-то хитрыми приемчиками и продолжали гнуть свою линию.
Иногда мужчины заглядывали в дом просто так, расхаживали по комнатам, отпускали обидные замечания насчет обстановки и самих хозяев. При этом они никогда не дрались, не матерились и, только когда жильцы дома угрожали вызвать милицию, отвечали так, что жильцы тут же забывали о своем намерении:
— Хорошо, мы уйдем, но вам от этого легче не станет. Один ваш человек сгорел, теперь еще кто-то на очереди. Зажились вы здесь. Пора вам отсюда переселяться либо в новый дом, либо на кладбище. И на ментов зря надеетесь. Мы все сделаем так, что ни одна собака не подкопается.
Многие потиху начали готовиться к отъезду. А тут произошел второй несчастный случай, правда без летального исхода. Одному из ребят, швырявшихся камнями в бульдозер, сломали ногу. Сам он не мог толком рассказать, как все произошло. Ходил по лесу, сзади его накрыла тень, а затем обрушился сильный удар. Деревенские окончательно убедились, что с ними не шутят. Они стали покидать родные места. Первыми в новое жилье переселились семьи с детьми. Никому не хотелось, чтобы их ребенок очутился в больнице. За ними потянулись остальные. Вскоре осталось только два дома, где жили старики, решившие стоять до последнего. Но кто же будет считаться с их решением? Бандиты действовали без затей. Пригнали грузовики, в них сгрузили все пожитки старых людей, их самих грубо выволокли на улицу и в несколько минут сровняли оба дома с землей.