— За сына я рад… По-хорошему даже завидую ему. Но и в нашей службе тоже был свой высокий смысл. Если бы Васька все до тонкости о ней знал, может быть, он бы позавидовал нам. Сколько раз в мыслях возвращался я в те годы и в наш заслон на колодце…
— Верно, и я думал, когда выезжал на границу: наши традиции живут в делах нынешних пограничников.
Глава пятаяВ СТОРОНЕ ОТ КАРАВАННЫХ ТРОП
Вещевые мешки сложили в мазанке. Оружие старший сержант приказал постоянно иметь при себе. Он построил отделение и объявил боевую задачу: с этой минуты пограничники несут службу заслона. Они обязаны обнаружить возможное появление у колодца нарушителей границы и задержать их.
Дал на осмысление сказанного одну минуту, понаблюдал, кто и как отреагировал на приказ. По лицу Корнева ничего нельзя было определить, на нем не дрогнул ни один мускул. Принял как должное, служба есть служба повсюду, куда бы ни забросила она пограничника. Герасимов вроде бы ссутулился, глядел в землю — не по нутру была, не радовала перспектива сидеть здесь, вдали от заставы, на жаре и ветру, спать на шинельке, ею же укрываться. У Бубенчикова румянец на щеки набежал, глаза округлились — в них настоящий интерес зажегся. Дело ожидается серьезное. Ивашкин повертел головой налево-направо: надо, значит, справимся. Остальные — Елкин и Чернов, оба молчаливые, спокойные ребята — пожали плечами: что прикажут, то и будут делать.
Тагильцеву понятно все, иного он и не ожидал, подчиненных своих знал неплохо. Спросил:
— Вопросы имеются?
— Должны были состояться учения… Они отменены? — подал голос Бубенчиков.
— Выезд на учения был объявлен… в интересах сохранения в тайне нашей основной задачи. Так сказать, оперативная маскировка, — ответил старший сержант.
— Застава на том колодце тоже в заслоне?
— Да. Кроме того, резервами погранотряда прикрыто еще несколько колодцев.
— Наш вроде в стороне от всех дорог. Сюда, похоже, даже чабаны не добираются, — сказал Герасимов, склонив набок голову, что, очевидно, означало: по доброй-то воле сюда никого и пряником не заманишь.
— Это не имеет никакого значения, — жестко, с расстановкой произнес Тагильцев.
Почувствовав в тоне Герасимова нотки сомнения, мол, кто сунется в глухомань, он решил в самом же начале пресечь настроения благодушия, попытки расслабиться, лишь бы протянуть время. Нет, они прибыли к колодцу не отлеживаться, а нести службу как на границе, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Впрочем, колебания были не только у Герасимова. Вспомнился Тагильцеву вчерашний вечер, когда уже после отъезда начальника штаба комендант ставил задачу капитану Рыжову. Все детали прикрытия колодца, где сейчас осталась застава, дорог, троп и подступов к нему были обговорены, методы службы выработаны. И только под конец, еще раз вглядевшись в карту, поразмыслив над ней, комендант сказал:
— Послушай-ка, Рыжов… Вот тут, в двадцати с небольшим километрах на восток от твоего колодца, есть еще один. Так, в общем-то, ничего из себя не представляющий объект. Вроде бы даже заброшенный колодец, потому что вокруг него на многие версты голые пески. И воды-то в нем, как говорили мне башлык и Берды Мамедов, кот наплакал. Короче, колодец в стороне от всех троп и дорог. Ты и сам это знаешь, бывал на колодце. Но вот именно туда, Рыжов, ты обязательно посади отделение.
Слушая коменданта, Тагильцев отчетливо улавливал в его речи интонацию и манеру говорить, перенятые у подполковника Копылова. Будто он рассуждал сам с собою, но так, чтобы его мысли хорошо усваивались другими, делались из них соответствующие выводы, которые приводили бы к нужным решениям.
— Да, пошли туда отделение, — раздумчиво продолжал комендант и красным карандашом уже наносил на карту условный знак. — Может, не стоило этого говорить… но скажу. Сначала-то я колебался, думал, этакая даль, глухомань, кто туда сунется. Но… нельзя допустить, чтобы там произошло что-то нежелательное, чтобы потом не каяться за недосмотр. Поэтому организуй там службу как полагается.
И вот отделение на далеком колодце. А комендант у себя на карте отметочку сделал, которая означает, что это отделение старшего сержанта Тагильцева. И напутствие начальника заставы еще звучит в ушах: «Поезжай, становись гарнизоном и обеспечь выполнение задачи…» Нет, брат, Герасимов, ни ты, ни кто-то другой не должен усомниться, будто бы посланы мы сюда по делу заведомо пустячному.
— Не имеет никакого значения отдаленность и заброшенность колодца, — повторил он с прежней напористостью. — И службу организуем как полагается, чтоб комар носа не подточил. Вот так…
Сразу же, на ближайшие два часа, пока он с Ивашкиным обойдет и разведает окрестности, распределил обязанности личного состава. Герасимова и Бубенчикова назначил часовыми, указал два самых высоких бархана, на вершинах которых им надо скрытно расположиться. Вести круговое наблюдение, как с пограничной вышки, о появлении людей сообщать сигналом — вытянуть руку в сторону наблюдаемого объекта.
Корневу проверить и рассчитать продовольствие на неделю, сварить обед — суп и второе вместе. В целом постоянно отвечать за хозяйственную часть. Чернову заготавливать дрова, нарубить как можно больше, чтобы не ходить за ними перед каждым приготовлением пищи. Елкину наблюдать за сигналами часовых, докладывать о них ефрейтору Корневу и помогать по хозяйству. Корнев назначается постоянным заместителем командира отделения и выполняет эти обязанности в его отсутствие.
Вопросы имеются? Нет вопросов. Немедленно приступить к выполнению возложенных на каждого обязанностей.
Герасимов покосился на Корнева не то с завистью, не то с насмешкой, буркнул:
— Растешь, Петро. Если такими темпами дальше пойдет, то и до генерала недалеко.
— Не болтай, чего не следует, — отмахнулся Корнев.
Пребывая в восторженном состоянии — еще бы, первым назначен часовым в боевой обстановке, — Бубенчиков заспешил на указанный ему бархан.
— Погодите, — остановил его старший сержант, в душе одобряя служебное рвение молодого пограничника. — Фляжка-то у вас пустая. Наберите воды.
Справедливое и своевременное замечание, как Бубенчиков сам об этом не подумал. На макушке песчаного холма, пожалуй, прохлады ждать не приходится. Пить-то захочется. Спасибо сержанту, надоумил. Хотя и с дурным запахом, а все же вода. И действительно не вредная, как уверял Берды Мамедов. Пил ее Бубенчиков и ничего. Налил фляжку и рысью марш-марш…
Не спеша, вразвалочку отправился на свой пост Герасимов. Эка невидаль, назначен часовым. Сколько он этих вахт отстоял, сколько еще предстоит. Не перечесть.
Тагильцев решил обойти и осмотреть местность по окружности, подметить какие-то особенности рельефа — без этого трудно ставить конкретные задачи пограничному наряду. Надо было определить, с какой стороны наиболее вероятно появление нарушителей. Радиус взять с полкилометра, не более, этого вполне достаточно. И то, по законам геометрии, их путь с Ивашкиным будет длиною три километра. Да плюс пройденные утром версты по этакой-то жаре… Тут служба не покажется медом. Герасимов, может, и прав в чем-то.
Поднимаясь на первый же бархан, Тагильцев и Ивашкин почувствовали — ноги их будто деревянные. Так намаялись уже, что не сразу и размялись.
— Примечай, Федор Ивашкин, характерные особенности местности, пригодится в службе. Надо все запомнить, чтобы при наблюдении от колодца узнавать знакомые места, — наставлял отделенный.
А что тут можно приметить? Кругом точно такая же картина, какую наблюдали утром по пути к колодцу. Желтые горбы барханов, корявые саксауловые стволы, в низинах редкие проплешины песчаной осоки — любимого корма овец.
Сам старший сержант, должно быть, что-то различал, составляя план местности. Он то и дело раскрывал командирскую сумку, доставал лист бумаги и делал на нем пометки.
Когда заканчивали разведку, обнаружили низину, подобную той, где был колодец. На ней виднелись десятка три насыпанных бугорков с воткнутыми в них саксауловыми рогульками. На каждой болталась выцветшая, истрепанная ветрами тряпочка.
— Что это такое? — спросил Ивашкин.
— Вроде кладбища… По-моему, какое-то захоронение.
— Старое очень… Почему оно здесь, на отшибе, в пустыне?
Тагильцев этого тоже не знал и объяснить не мог.
— После спросим у капитана Рыжова, — сказал он, снова вынимая из сумки листок со своими пометками.
Он поднялся на высокий бархан, долго смотрел во все стороны и только после этого очень тщательно вычертил что-то на тетрадном листке.
— Нам надо иметь в виду это… место.
От захоронения тянулась длинная ложбина, засыпанная в нескольких местах песком. Она привела дозор почти к самому колодцу.
И тут Тагильцеву пришла в голову совершенно неожиданная мысль. Он прилег, сказал Ивашкину, чтобы тоже остановился.
Допустим, вот на этом самом месте появились нарушители границы, сумели подойти незамеченными, размышлял Тагильцев. И что же они наблюдают на колодце? А видят они горящий костерок, над ним таганок, в котором что-то варится. Возле пограничник с автоматом на ремне помешивает в котле ложкой. Второй несет охапку саксауловых сучьев. Ага, вот и еще один, прислонился спиной к стене мазанки, сидит в тени, может, отдыхает или спит.
Удобный момент, нападайте, лазутчики, врасплох, стреляйте с близкого расстояния, захватывайте солдат тепленькими. Что же дальше? Наверное, эти солдаты, подумают бандиты, как-то связаны с другим подразделением, и оно может подойти сюда. Нет, нападение им ничего хорошего не принесет. Они обнаружат себя, и тогда неминуем конец.
Самое верное, незамеченными повернуть назад и поискать другое место, где бы можно укрыться и переждать.
Ломай голову, Тагильцев, шевели мозгами. Главное-то вот что: подойдя к колодцу, нарушители должны увидеть, что тут людей нет и давно не было. Необитаем колодец. Вот что им на руку.
От колодца нанесло горьковатым саксауловым дымком, варевом.