оротко. — Даже если она существует… кто я там теперь? Девушка, выжившая после аварии? Сумасшедшая, которая бредила ледяными принцами? Я застряла, Кайлен! Между мирами! Между жизнями! И единственное, что у меня осталось… — голос сорвался, — … это ты. И эта борьба. А ты… ты хочешь отнять и это?
Он смотрел на меня, и в его глазах бушевала буря. Боль, вина, ярость, страх… и то самое, от чего он пытался убежать — любовь. Немыслимая, опасная, но настоящая. Он видел мою боль, и она ранила его сильнее любого проклятия.
— Я хочу, чтобы ты выжила , — прошептал он хрипло. — Физически. И… как личность. Как Алиса. Не как придаток к моему проклятию. Если для этого нужно оттолкнуть тебя… пусть даже в пропасть одиночества… я сделаю это. Я уже делаю. — Он отвернулся, его плечи снова сгорбились под невидимым грузом. — Уходи. Пожалуйста. Сеанс окончен. На сегодня… и, возможно, навсегда. Это… слишком большая роскошь. Надежда. Для такого, как я.
Его последние слова повисли в воздухе, холодные и окончательные, как приговор. «Навсегда ». Сердце сжалось так сильно, что я едва могла дышать. Я стояла, смотря на его спину — эту неприступную, ледяную скалу, в которую он снова превратился. Все, что было между нами — доверие, нежность, тот невероятный момент, когда лед плакал, а сердца бились в унисон — казалось, рассыпалось в прах под тяжестью его страха и моего внутреннего кризиса.
Я не нашла слов. Ни для протеста, ни для утешения, ни даже для прощания. Просто развернулась и вышла. Дверь закрылась за мной с мягким, но зловещим щелчком. Стражник у двери бросил на меня беглый, ничего не значащий взгляд. Я прошла мимо, не видя коридора, не чувствуя холода под ногами. Внутри была только ледяная пустота и отголоски его слов: «Ходячее несчастье », «Следующая в очереди », « Растворяешься» , « Навсегда» .
Мои покои встретили меня ледяным молчанием. Даже камин, где тлели жалкие угольки, не давал тепла — только слабый, умирающий свет. Я сбросила плащ, не чувствуя его веса, и опустилась на жесткую кровать. Тело дрожало, но не от холода — от шока, от опустошения. Его слова бились в висках, как молоты, выбивая последние крохи надежды.
« Растворяешься» .
Он видел. Видел то, в чем я боялась признаться себе самой. Каждый день в этом замке стирал грани. Грани между Алисой и Аннализой. Между студенткой-медсестрой и «теплой целительницей». Между свободой и заточением. Даже воспоминания о доме, о маме, о друзьях, о простых радостях — о запахе кофе по утрам, о смехе в университетской столовой, о шуме дождя по крыше автобуса — стали тусклыми, нереальными. Как будто это была не моя жизнь, а сюжет из книги или фильма.
Я пыталась цепляться за детали — за ощущения, запахи, вкусы. Но они ускользали. Заменялись запахом ледяной пыли в коридорах замка, вкусом безвкусной похлебки, ощущением вечного холода под кожей. Я ловила себя на том, что мыслю категориями этого мира — «проклятие», «Дерн», «амарантцы», «королевский указ». Я говорила на их языке, носила их одежду, подчинялась их ритуалам. Даже мой дар… он стал не просто частью меня, а моей идентичностью здесь. Без него я была бы никем. Просто южной девушкой с подозрительной историей.
« Где ты, Алиса?» — шептал внутренний голос, заглушаемый воем ветра за окном. Я закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти свое отражение в зеркале квартиры — темные волосы, собранные в хвост, обычные джинсы, смешная футболка с надписью… какая там была надпись? Не могла вспомнить. Вместо этого перед глазами вставало отражение в ледяном окне моей комнаты — бледное лицо Аннализы, обрамленное светлыми, чуть вьющимися волосами, глаза с тенью усталости и страха, платье из грубоватой, но теплой ткани, ставшее моей униформой.
Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Боль была реальной. Островком ощущения в этом море потери себя. Я не хотела растворяться! Я хотела остаться собой! Но как? Как сохранить Алису в этом ледяном аду, где единственный свет — это Кайлен, который сам был источником самой страшной тьмы? И который теперь отталкивал меня, чтобы… спасти? Или чтобы избавиться от еще одного напоминания о своей проклятой судьбе?
Сон не приходил. Вернее, приходили кошмары. Перемешанные, жуткие картины.
Я бегу по бесконечному коридору замка, стены которого покрыты пульсирующим, живым льдом. За мной гонится что-то холодное, безликое, дышащее ледяной ненавистью. Я кричу, но звук замерзает в горле. Впереди — свет. Теплый, золотистый. Я бросаюсь к нему, но это оказывается Кайлен. Он стоит, отвернувшись, его руки превращаются в сосульки, а когда он оборачивается, его лицо — это ледяная маска с пустыми глазницами. «Следующая в очереди», — шепчет лед. Я просыпаюсь с криком, в холодном поту, сердце колотится, как бешеное.
Потом другой сон. Я стою на операционном столе в своей же больнице. Вокруг — врачи в масках, но их глаза… глаза Дерна, леди Эльвиры. Они что-то режут во мне, вынимают куски света. «Она больше не нужна, — говорит голос Дерна. — Тепло извлечено. Аннализа исчезла. Осталось только пустое место». Я пытаюсь крикнуть, что я Алиса, но из горла вырывается только пар. И я вижу Эдгара, он стоит в дверях, смотрит на меня с ужасом и не узнает. «Ты не моя дочь», — говорит он и уходит. Я остаюсь одна, пустая, холодная, на столе под ярким светом ламп, который не греет.
Я вскакивала с постели, дрожа всем телом, обливаясь холодным потом. Воздух в комнате казался ледяным, хотя угольки в камине еще тлели. Страх был не просто эмоцией. Он был физическим ощущением — сжатие в груди, ком в горле, дрожь в коленях. Страх за Кайлена. Страх за королевство. Страх перед Дерном и его интригами. Страх перед войной. И самый глубокий, самый червивый страх — страх потерять себя. Стать призраком в чужой истории. Тенью Аннализы, забывшей, как быть Алисой.
Я подошла к узкому, заиндевевшему окну, прислонилась лбом к ледяному стеклу. Холод обжигал кожу, но это было хоть какое-то ощущение. Реальность. За окном бушевала ночь. Ветер гнал тучи снега, завывая в башнях, как потерянные души. Королевство Эйриден скрылось во тьме и вьюге. Как и мое будущее. Как и я сама.
Дни слились в серую, холодную муку. Сеансы… их не было. Кайлен отказывался. Через стражу передавал холодные, лаконичные отказы: «Не сегодня. Состояние не позволяет». Или просто молчание в ответ на просьбу стража доложить о моем приходе. Я приходила к его двери, стучала — в ответ тишина или короткое «Уйдите» от одного из ледяных стражей у входа.
Одиночество в моих покоях стало почти физической болью. Я пыталась заниматься чем-то — перебирала скудные вещи, смотрела в книгу стихов, но буквы расплывались перед глазами. Пыталась направлять дар на саму себя, ища утешения в тепле, но он отвечал вяло, как будто тоже был подавлен, напуган. Страх и тоска выедали меня изнутри. Я почти не ела. Спала урывками, просыпаясь от тех же кошмаров.
Мое отсутствие на «посту» не осталось незамеченным. Дерн не приходил, но его присутствие ощущалось в усилившемся внимании служанок, в слишком частых патрулях стражи мимо моей двери, в шепоте, который затихал, когда я появлялась в столовой для прислуги (я избегала есть в одиночестве, ища хоть каких-то звуков жизни). Взгляды были разными: любопытными, сочувствующими (редко), опасливыми, враждебными.
Однажды, когда я брела по пустынному коридору, стараясь держаться подальше от чужих глаз, ко мне почтительно, но настойчиво приблизилась леди Эльвира. Та самая, с лицом изо льда и голубыми, как осколки, глазами.
— Аннализа, — ее голос был сладким, как отравленный мед. Она улыбалась, но глаза оставались холодными. — Как вы себя чувствуете? Выглядите… бледной. Не заболели ли? В такое время, когда ваш дар так нужен Его Высочеству… и королевству. — Она сделала паузу, давая словам впитаться. — Странные слухи ходят. Будто бы Принц… отказался от ваших услуг. Неужели ваше чудесное тепло… иссякло? Или, может быть, — она наклонилась чуть ближе, и я почувствовала запах дорогих, леденящих духов, — … само Его Высочество осознал тщетность ваших усилий? Или… опасность?
— Опасность? — я невольно отшатнулась. Ее слова, ее близость, ее сладкий яд — все это вызывало тошноту.
— Ну конечно, милая, — ее улыбка стала шире, жестче. — Вы же южанка. Чужая. С непонятным даром. В столь… деликатное для королевства время. Война на пороге. Кто знает, чьи интересы вы на самом деле представляете? Может, тепло ваших рук — лишь приманка? Чтобы усыпить бдительность? Ослабить нашего Принца перед ударом? — Она поймала мой взгляд, полный ужаса и возмущения, и ее голос стал шепотом, зловещим и четким. — Будьте осторожны, целительница. В Эйридене чужакам с теплыми руками и холодным сердцем не место. Особенно когда они начинают… мешать.
Она не стала ждать ответа. Развернулась и поплыла прочь по коридору, оставив меня стоять с перехваченным дыханием и ледяным ужасом в груди. Ее слова были не просто злобной сплетней. Это был намек. Угроза. Дерн, или те, кто за ним стоял, готовили почву. Чтобы представить меня не просто неэффективной, а опасной . Шпионкой. Предательницей. И Кайлен, оттолкнувший меня, играл им на руку. Его молчание, его отказ — все это выглядело как подтверждение ее ядовитых намеков.
Я вернулась в свои покои, едва держась на ногах. Страх достиг нового, парализующего уровня. Страх не только за себя, но и за Эдгара. Если меня объявят предательницей, до него доберутся. Обвинят в сговоре. Убьют. Мысль об этом была невыносимой.
Я заперла дверь на засов (бесполезный жест против реальной угрозы, но психологический барьер) и опустилась на пол у кровати, обхватив колени руками. Дрожь сотрясала все тело. Я была в ловушке. Со всех сторон. Внешние враги — война, интриганы. Внутренние враги — проклятие Кайлена, его отчаяние, мой собственный кризис идентичности. И не было выхода. Ни вперед, ни назад.
Мой взгляд упал на сундук в углу комнаты. Там, под грудой белья, лежал черный камень Аннализы. Камень, который она нашла в лесу. Камень, который, возможно, усилил ее дар, а потом привел к «болезни». Камень, который кто-то уже изучал. Я встала, подошла к сундуку, откинула крышку. Запах сушеных трав и шерсти ударил в нос. Я порылась в груде вещей и нащупала гладкую, прохладную поверхность камня. Вытащила его.