[453] На самом дел никакой бойни и не планировалось: и войска, и народная полиция ГДР получили строгий приказ оружия не применять. Брандт просто хотел противопоставить «голубя» Горбачева «ястребу» Хонеккеру.
Однако в руководстве ГДР к октябрю 1989 года сформировалась оппозиционная Хонеккеру группа во главе с Эгоном Кренцем, которая фактически требовала пересмотра всей внутренней политики и стремилась привнести в ГДР советскую перестройку. 10–11 октября 1989 года на заседании политбюро ЦК СЕПГ Хонеккер впервые столкнулся с резкой критикой многих членов этого высшего партийного органа.[454] 13 октября политбюро, после совещания с секретарями окружных комитетов СЕПГ, окончательно отдает приказ всем силовым структурам ГДР не применять оружие против мирных демонстраций, пусть и несанкционированных. Кренц проинформировал Горбачева, что 17 октября планируется сместить Хонеккера с поста генерального секретаря ЦК СЕПГ. Горбачев одобрил эти планы.
На заседании Политбюро ЦК СЕПГ 17 октября тяжело больной Хонеккер[455] провидчески предостерег, что его снятием проблем ГДР не решит: «…Противник и впредь будет действовать настойчиво. Никто не успокоится… Мое смещение показывает, что мы поддаемся шантажу…».[456] Сам Хонеккер тоже проголосовал за свое освобождение от занимаемой должности, и решение политбюро было принято единогласно. Новым генеральным секретарем ЦК СЕПГ был избран Кренц, который в этот же день объявил о решительных переменах в ГДР в духе демократизации общества.
Но фактически эти перемены приобрели неконтролируемый характер. Уже 24 октября состоялась массовая манифестация против самого Кренца, которого западные СМИ (и, прежде всего, западногерманские) без всяких оснований окрестили «ястребом» и сторонником «китайского варианта» решения внутренних проблем ГДР.
США немедленно подхватили лозунг о необходимости применения в ГДР советской политики гласности и перестройки, так как видели в этом верное средство ослабления Восточной Германии. Госсекретарь Бейкер заявил в Нью-Йорке, что пришло время для гласности и перестройки в Восточной Германии.[457] Однако Бейкер говорил не о воссоединении Германии, а о «примирении» двух немецких государств на основе принципа самоопределения. Американцы опять смягчили тон, чтобы укрепить позиции Горбачева. И они не ошиблись. 25 октября 1989 года Горбачев заявил в Хельсинки, что СССР не будет вмешиваться в политику восточноевропейских стран. Бейкер воспринял это как «ясный зеленый свет» для активного наступления Запада в германском вопросе.[458]
3 ноября 1989 года Кренц объявил, что граждане ГДР могут выезжать в ФРГ через ЧССР и Венгрию без всяких формальностей, призвав одновременно восточных немцев оставаться в стране. Однако до 9 ноября 1989 года ГДР покинули примерно 40 тысяч человек.[459]
9 ноября 1989 года неожиданно для всего мира и самого руководства ГДР член политбюро ЦК СЕПГ Шабовски заявил на пресс-конференции, что граждане ГДР могут переходить в Западный Берлин без всяких формальностей. Вообще ГДР планировала ввести новые облегченные правила выезда из страны 10 ноября, но Шабовски почему-то сказал, что они вступают в силу немедленно. В этот же день толпа начала разрушать стену в Берлине. Кренц описал это так: «В течение короткого времени случается то, чего никто не ожидал. Жители Берлина отправляются к стене. На автобанах нарастает поток машин в западном направлении».[460] Ошеломленная народная полиция ГДР, не получившая никаких указаний относительно правил выезда, бессильно смотрела на то, как пограничный режим был ликвидирован явочным порядком.
Только 9-13 ноября 1989 года ФРГ и Западный Берлин посетили около трех миллионов граждан ГДР (из 16 миллионов населения). Восточных немцев приманивали тем, что давали каждому, кто посетил ФРГ впервые, так называемые «приветственные деньги» (Begrussungsgeld) в размере 100 марок ФРГ.
Бейкер вспоминал, что им «как американским государственным деятелем» овладело странное чувство — новость о падении стены была слишком неожиданной и слишком хорошей, чтобы в нее поверить. Американцы боялись, что в Германии развиваются неконтролируемые процессы. Именно поэтому в телефонном разговоре с министром иностранных дел ФРГ Геншером сразу после падения стены Бейкер подчеркнул, что от свободы передвижения до воссоединения Германии — длинный путь. Геншер заверил американцев, что единая Германия в любом случае будет членом НАТО.[461]
Во время телефонного разговора Бейкера и Геншера было принято судьбоносное решение — вопросом объединения Германии должны заниматься, прежде всего, сами немцы, а не четыре державы-победительницы (США, СССР, Великобритания и Франция» как это предписывало Потсдамское соглашение четырех держав 1945 года. Однако Бейкер и Буш прекрасно сознавали, что с такой формулой не согласится не только СССР, но и Великобритания[462] и Франция, а также соседи Германии на востоке — Чехословакия и Польша. Первые две страны вообще хотели отложить объединение Германии на неопределенный срок, так как опасались появления немецкого гиганта в Европе, который стал бы ключевым членом НАТО. СССР, Польша и Чехословакия, естественно, хотели, чтобы Германия гарантировала их послевоенные границы. Москва к тому же, как предполагали в Вашингтоне, будет решительно возражать против членства объединенной Германии в НАТО. Ведь именно в ответ на вступление «малой» ФРГ в НАТО в мае 1955 года был создан оборонительный военный союз социалистических стран — Варшавский договор.
На следующий день после падения стены Тэтчер позвонила Колю и предупредила, что для Великобритании главным является не объединение Германии, а создание в ГДР демократического правительства.
Американцы между тем укрепились в своих подозрениях относительно позиции Москвы, когда Буш 12 ноября 1989 года получил письмо от Горбачева, в котором советский лидер выражал обеспокоенность «хаосом» в ГДР (такие опасения были и у госсекретаря Бейкера) и критиковал «политический экстремизм» Западной Германии в вопросе об объединении. Американцы успокоили советского лидера тем, что заявили о поддержке процесса перестройки.
13 ноября 1989 года на ужине с участием президента США Буша, госсекретаря Бейкера, секретаря Совета национальной безопасности (СНБ) Скоукрофта и Киссинджера было констатировано, что объединение Германии «неизбежно». Однако Буш сказал, что предпочитает видеть этот процесс в форме «осторожной эволюции».
И США, и СССР готовились к запланированной ранее встрече в верхах на Мальте, где первоначально вообще не предполагалось обсуждать германский вопрос. Американцы и после падения стены хотели придерживаться прежней линии. Им удалось побудить Горбачева публично согласиться на формулу: «Мальта — это не вторая Ялта». То есть, СССР и США больше не будут обсуждать ситуацию в Европе (а именно в Германии) без участия самих европейцев.[463] Это успокоило канцлера ФРГ Коля, который боялся, что СССР и США решат снять вопрос германского объединения с повестки дня (именно этого добивались Лондон и Париж).
И все же Коль настолько не доверял своим союзникам по НАТО, что без всяких консультаций с ними (в том числе и с США) 28 ноября 1989 года неожиданно для всего мира выступил в бундестаге с планом из 10 пунктов, предлагавшим создание конфедерации ГДР и ФРГ. В этот же день американцы получили послание Кренца, в котором тот заверял в своей решимости продолжать реформы в ГДР, но исходил из необходимости существования двух германских государств, как краеугольного камня системы безопасности в Европе.[464] Кренц не возражал против конфедерации, но весьма логично считал предпосылкой для нее роспуск НАТО и ОВД — было бы странно, если бы члены конфедерации находились в противоположных военных союзах. Сходное послание Кренц направил Горбачеву. Американцы поняли этот как позицию, которую СССР и ГДР не намерены уступать во время встречи на Мальте.
Демарш Коля расстроил Москву: на пресс-конференции в Италии перед отбытием на Мальту Горбачев заметил, что объединение Германии не стоит на повестке дня, хотя его и нельзя исключить в долгосрочной перспективе. 5 декабря 1989 года во время визита Геншера в Москву советское руководство решительно отвергло план Коля — ФРГ не должна предписывать другому германскому государству как себя вести.
План Коля решительно отвергла премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер — сначала ГДР должна стать демократическим государством, это займет время, в течение которого границы в Европе должны оставаться неизменными. Министр иностранных дел Великобритании Хэрд заметил в беседе с Бейкером, что 10 пунктов Коля надо дополнить одиннадцатым: «Нельзя делать ничего, что бы разрушило баланс сил и стабильность в Европе…».[465]
Президент Франции Миттеран вообще не скрывал своего возмущения Колем: за три дня до выступления канцлера в бундестаге Миттеран встречался с Колем и тот ни словом не обмолвился о своей предстоящей инициативе. В знак протеста Миттеран объявил, что посетит ГДР с официальным визитом в декабре 1989 года (причем президент Франции тоже не предупредил Коля об этом своем плане). Тем самым, Париж, как и Москва, поддерживал Восточную Германию как самостоятельное государство.
Но на стороне ФРГ твердо стояли американцы, зафиксировавшие перед встречей на Мальте свои 4 пункта по германскому вопросу: