Как часто бывает, официальная статистика не отражает жизненных реалий. Страна находится на пограничной территории между Румынией и Украиной. А это значит — между сферами интересов и влияния Евросоюза и России. Румынские банки сейчас — это уже европейские банки, приход туда каких-либо денег означает превращение их в европейский инвестиционный капитал, очищенный от каких либо сомнений в его происхождении. Этот капитал уже может свободно перемещаться по миру и расти абсолютно легально. Россияне и украинцы стремятся перевести свои капиталы в Европу, потому что кто знает, что с этими деньгами может статься в случае чего, если они останутся на восточной стороне Днестра?
Приднестровье — регион на восточном берегу Днестра — де-юре является частью Молдавии, но де-факто представляет собой непризнанное независимое образование. Кто-то называет его мафиозным государством, и это должно означать, что во главе его стоят организованные преступные сообщества, которые сделали регион центром незаконной деятельности — от наркоторговли до отмывания денег.
В Приднестровье правят бал российские олигархи, хотя если бы эта территория не относилась к Молдавии, то она должна была бы войти в состав Украины. Что происходит с деньгами, идущими через Приднестровье, — неизвестно. Эти деньги, каким-то образом поступающие в непризнанную республику, непонятными путями оказываются на Западе, в Евросоюзе, по пути туда исчезая и магическим образом вновь появляясь. Джон Ле Карре в своем романе «Особо опасен» называет этот феномен «липицианскими деньгами». Известно, что липицианские лошади рождаются черными, как вороново крыло, и лишь со временем становятся совершенно белыми. Алхимические опыты по превращению черного в белое являются основным видом деятельности в Приднестровье. Будущее этого региона туманно, поэтому время является врагом. Деньги нуждаются в быстрой отмывке.
В настоящее время молдаване имеют право получать румынские паспорта. Это право было предоставлено Румынией в одностороннем порядке, Украина и Россия не очень сильно этому сопротивлялись. Если вам удастся ввезти деньги в Молдавию и передать их в руки кого-то, у кого есть румынский паспорт и кому вы доверяете (а лучше, кто имеет основания вас бояться), то у вас появляется канал переправки своего капитала в Европейский Союз с его последующим абсолютно законным инвестиционным использованием. Процесс, конечно, сложен, но он объясняет и концентрацию банковских учреждений, и обилие дорогих машин на улицах, и отнюдь не дешевую обувь на ножках.
Почти на всех пограничных территориях контрабанда является процветающим бизнесом и основной предлагаемой услугой, в данном случае объектом контрабанды служат деньги. Это разительно отличается от того, что происходило в 1990-х, когда таким объектом были женщины. Считается, что огромное число «работниц» в легальных борделях Европы — молдаванки, которые пустились во все тяжкие в отчаянных попытках выжить в рушившемся вокруг мире. Тот бизнес пошел на спад, его активно вытесняет более привлекательная и прибыльная торговля деньгами.
Сфера влияния Европейского Союза и НАТО никогда не простиралась так далеко на восток. Ходят разговоры о присоединении Молдавии к Румынии. Европейцы не жаждут видеть Молдавию в своих рядах де-юре, и уж точно не сейчас. С другой стороны, достаточное количество молдаван имеют возможность делать слишком большие деньги на текущем статусе страны как транзитере между Россией и Европой, поэтому они тоже не горят желанием принять и выполнять строгие европейские правила.
Частично по этой причине Румыния до сих пор не присоединилась к Шенгенскому соглашению, которое позволяет всем обладателям паспортов стран ЕС свободно передвигаться внутри Евросоюза без пограничного контроля. Румыния испытывает постоянно возрастающее давление со стороны Европейского Союза, подталкивающее ее положить конец всей этой деятельности. Неясно и неважно, насколько эффективно Румыния сможет это сделать, — главное то, что контрабанда в том или ином виде была, есть и будет образом жизни на пограничных территориях. Молдавия является ареной борьбы процессов, присущих любой пограничной территории, со стремлением Румынии соответствовать всем европейским стандартам. Эти румынские намерения, скорее всего, достаточно искренние и внушают доверие, но они слишком многому противоречат.
Важно помнить, что этот регион, носивший разные названия, выполнял свою роль в тех или иных формах веками. Старые мечети, переделанные под церкви, смесь языков, таверны, в которых грузные, мрачно и свирепо выглядящие, хорошо одетые мужчины ведут неторопливые разговоры друг с другом, — все это свидетельствует о глубокой укорененности такого образа жизни. Как и историческая память о войнах, прокатившихся по этим землям, особенно о том 31 летнем периоде, когда регион был опустошен поочередно нацистскими и советскими войсками, а румыны сражались по обе стороны. В какой-то степени это и есть история Европы, грязная и отталкивающая в сравнении с сияющей чистотой современного Европейского Союза.
Эта пограничная территория опять представляет собой проницаемое со всех сторон и огромное пространство, даже более проницаемое для разного рода торговли и движения (легального или нет), чем до Первой мировой войны. Создается впечатление, что, как и в прошлом, большая и мощная сила с полуострова движется на восток — на этот раз Европейский Союз, заполняя «пустоту», образовавшуюся с отступлением России. Вопрос в том, действительно ли ЕС является «большой и мощной силой», или это только оптический обман.
Конечно, до сих пор неясно, насколько сверкающей Европа является в настоящее время. В частности, в восточных регионах, в старой Восточной Европе ситуация весьма нестабильна. Германия возродилась в качестве главной силы в Европе, динамика развития континента изменилась, США по отношению к Европе занимают все более отстраненную позицию стороннего наблюдателя, а поэтому европейцы опасаются, что Америка ничего не предпримет, если от нее потребуются какие-то шаги. Все это оставляет открытым вопрос, превратилась ли эта пограничная территория, которая была свидетелем ужасных конфликтов в прошлом, в спокойное место? Или ее ждет судьба, в чем-то сходная с судьбой бывшей Югославии…
Часть 4. Постсоветские войны
Трагические события XX века, массовые убийства, империализм — все это способствовало стремлению Европы доказать миру, что ей есть чем гордиться, продемонстрировать свою экстраординарность со знаком плюс. В частности, Европа хорошо усвоила тот урок, что война не стоит затрат (любых, не только материально финансовых) на нее, а поэтому в новом европейском обществе война осталась в прошлом. И это важнейшее достижение является тем, что Европа может предъявить миру в качестве образца, к которому надо стремиться, азам которого нужно учиться. По мере возврата процветания продолжительное мирное существование стало ключевым фактором возрождения континента.
Войны на Балканах и Кавказе не вписывались в такую парадигму, поэтому европейцам было очень важно убедить всех и себя в первую очередь, что эти конфликты не были по сути европейскими. Но они были ими, что говорит лишь о хрупкости мирного сосуществования народов.
Развитие событий в Югославии предоставило Европе еще один повод уклониться от признания европейского характера этой войны. Когда НАТО начало бомбежки Сербии в рамках войны за Косово, США взяли на себя основные функции в ней при второстепенной вовлеченности только некоторых своих союзников по Альянсу. Поэтому очень скоро в глазах многих европейцев данный вооруженный конфликт стал казаться американской войной, а не европейской. Психологически такое отрицание своей глубокой причастности к этим событиям являлось попыткой убедить себя в том, что конкретная и кровавая война — дело рук совершенно других людей и государств, в данном случае американцев. А истинные европейцы (то есть ЕС) продолжают оставаться в благостном и безопасном положении, мире и благополучии.
Балканы и Кавказ являются пограничными территориями, причем внутри них, как в русской матрешке, находятся другие, внутренние, пограничные территории. Каждая меньше предыдущей; посторонний наблюдатель будет постоянно удивляться появлению все новых и все более мелких таких территорий до тех пор, пока не спустится на уровень крошечных деревенек, которые тоже окажутся разбитыми на группировки, состоящие из отдельных семей, даже частей семей, — группировки, исторически противостоящие друг другу, не забывающие вековые обиды, очень редко эти обиды друг другу прощающие.
Неудивительно, что эти два горных региона стали аренами военных конфликтов. Мелкие нации имели гораздо больше шансов выжить в условиях «крайне пересеченной» местности, чем на равнинах и даже в лесах. Горы являлись естественной защитой местных народов от завоевателей, в крайнем случае — в горах легче укрыться. Но в горной местности труднее сформироваться нациям: естественная фрагментация народов приводила к тому, что семейные и клановые узы были значительно сильнее национальных. Горы очень часто являлись (и являются) местом, где существуют «протонации», в которых различные кланы объединены по большей части только одинаковыми или сходными языками и общей религией.
Горы нередко являются территорией, где нет единых законов. Если завоевателям не удавалось тем или иным методом преодолеть фрагментированность малых народов, то в таких условиях трудно ожидать повсеместного насаждения общей законности, несмотря на военное покорение. Те местные кланы, которым удавалось сохранить максимальную степень независимости от завоевателей, де факто и диктовали свои законы своим соплеменникам, что в условиях гор означало верховенство стародавних традиций. Когда наступали тяжелые времена, местным жителям было некуда обращаться за справедливостью или защитой, за исключением, может быть, союзников из соседней долины (если они были). Такая замкнутость и обособленность воспитывала воинственность и силу, готовность и способность переносить лишения и страдания, но также готовность и способность драться.