— Будь оно все проклято! — выругался Дортмундер.
— Я сожалею, — сказал Проскер. — Я действительно сожалею. Если бы я оставил камень где-нибудь еще, я уверен, что нам удалось бы выработать некую договоренность, по которой мне компенсировали бы мое время и расходы…
— Я должен врезать тебе по морде! — прокричал Гринвуд.
— Спокойно, — сказал ему Дортмундер. Проскеру он бросил: — Продолжай.
Проскер пожал плечами.
— Задача неразрешима, — сказал он. — Я спрятал камень туда, откуда никто из нас не сможет его достать.
Дортмундер спросил:
— Где твой ключ?
— От сейфа? В моем городском офисе. Спрятан. Если вы думаете послать кого-нибудь вместо меня и подделать мою подпись, разрешите мне чисто по-джентльменски предупредить вас, что оба служащих банка прекрасно знают меня в лицо. Возможно, конечно, что ваш человек и не встретится с ними, но я бы не стал на это рассчитывать.
Гринвуд сказал:
— Дортмундер, а что если этот паразит подохнет? Его жена будет наследницей, верно? Тогда мы бы могли получить изумруд от нее.
Проскер возразил:
— Ну, нет, это тоже не сработает. В случае моей кончины сейф будет открыт в присутствии моей жены, двух банковских служащих, адвоката моей жены и, без сомнения, представителя Завещательного суда. Боюсь, что моей жене никогда не удастся завладеть изумрудом.
— Будь оно все проклято! — пришел в ярость Дортмундер.
Келп сказал:
— Ты знаешь, что все это означает, Дортмундер?
— Не хочу слышать об этом, — отрезал Дортмундер.
— Нам придется ограбить банк, — заключил Келп.
— Только не говори мне ничего, — попросил Дортмундер.
— Я сожалею, — произнес Проскер живо. — Но делать нечего, — добавил он.
И тут Гринвуд дал ему в глаз, отчего адвокат сыграл обратно в яму.
— Где лопата? — спросил Гринвуд, но Дортмундер сказал:
— Забудь о ней. Вытащи его оттуда и запихни в фургон.
Мэрч спросил:
— Куда мы теперь?
— Обратно в город, — сказал Дортмундер. — Отвезем подарочек майору.
ФАЗА ПЯТАЯ
1
— Не могу сказать, что я счастлив, — сказал майор.
— А я, — заметил Дортмундер, — просто умираю от счастливого смеха.
Они все сидели в кабинете майора, прибыв туда как раз в то время, когда у него был ленч. Проскер в перемазанной грязью пижаме и в халате сидел посередине, где каждый мог его видеть. Майор разместился за письменным столом, а все остальные образовали полукруг, обращенный лицом к нему.
Проскер проговорил:
— Я глубоко сожалею, поверьте. С моей стороны, это было недальновидно, я действовал второпях, а теперь, все осознав, сожалею…
Под его глазом расцветал роскошный синяк.
— Ты лучше заткнись, — посоветовал ему Гринвуд, — а то я устрою тебе еще кое-что, о чем ты сможешь сожалеть.
— Я нанял вас, господа, потому, — заявил вдруг майор, — что поверил тому, будто вы профессионалы и якобы знаете, как правильно сделать дело.
Келп подскочил как ужаленный:
— Мы и есть профессионалы, майор, и мы правильно делаем дело. Мы сделали четыре дела, и все четыре сделали правильно. Мы скрылись с изумрудом. Мы вынули Гринвуда из тюрьмы. Мы ворвались в полицейский участок и вернулись оттуда. И мы похитили Проскера из психушки. Все это мы сделали четко.
— Тогда почему, — сказал майор со злостью, — у меня до сих пор нет Изумруда Талабво? — Он протянул руку вперед и раскрыл пустую ладонь, чтобы показать, что у него нет изумруда.
— Обстоятельства, — сказал Келп. — Обстоятельства, как сговорились, все против нас.
Майор хмыкнул.
Чефвик сказал:
— Майор, в данный момент вы раздражены, что вполне понятно. Но ведь и мы тоже раздражены, и тоже вполне обоснованно. Мне не хочется говорить о себе, майор, но должен сказать вам, что за двадцать три года работы я познакомился с большим числом людей, занимающихся нашим бизнесом, и я заверяю вас, что данная команда ни в одном ее звене улучшена быть не может.
— Так оно и есть, — подтвердил Келп. — Возьмите Дортмундора. Этот человек — гений. Он взял и разработал четыре операции за четыре месяца и все привел к успеху. Никто другой не сумел бы организовать одно только похищение Проскера, не говоря уж о трех других взломах.
Гринвуд сказал:
— А то, что говорил Чефвик о всех нас, вдвойне справедливо по отношению к самому Чефвику, потому что он не только один из лучших мастеров по замкам, но к тому же первоклассный железнодорожник.
Чефвик вспыхнул от удовольствия и смущения.
— Прежде чем вы начнете произносить тосты в собственную честь, позвольте напомнить вам, что у меня все еще нет Изумруда Талабво, — жестко произнес майор.
— Мы это знаем, майор, — сказал Дортмундер. — И мы тоже еще не получили свои сорок тысяч каждый.
— Вы все время получаете их по частям, — едко заметил майор. — Учитываете ли вы, что к настоящему времени я выплатил только зарплаты двадцать тысяч долларов! Плюс почти восемь тысяч на материалы и оборудование для этих образцово-показательных ограблений. Двадцать тысяч долларов, и что я могу продемонстрировать за них? Операция была успешной, но пациент скончался, не так ли?! Это просто не годится. Это совсем уж не годится, и это конец.
Дортмундер рывком поднялся.
— Меня это устраивает, майор, — сказал он. — Я прибыл сюда, желая попытаться еще разок, но если вы прекращаете операцию, я с вами бороться не стану. У меня завтра юбилей, завтра будет четыре месяца, как я вышел из тюрьмы, и все это время я только и гонялся за вашим проклятым изумрудом. Меня от этого тошнит, говоря по правде, и если бы Проскер не вынудил меня, я бросил бы все еще до последнего дела.
— Есть еще одна вещь, о которой я должен сожалеть, — с некоторым фатализмом заметил Проскер.
— Заткнись ты, — заорал Гринвуд.
Келп тоже вскочил и принялся упрашивать:
— Дортмундер, не заводись. Вы тоже, майор, нет никакого смысла бросаться друг на друга. На этот раз мы знаем наверняка, где находится изумруд.
— Если Проскер не лжет, — заметил майор.
— Только не я, майор, — отозвался Проскер.
— Я сказал, заткнись! — вскочил и Гринвуд.
— Он не лжет, — подтвердил Келп. — Он знает, что если мы заберемся в банк и там не будет изумруда, мы снова нанесем ему визит, и на этот раз ему будет худо.
— Ловкий юрист знает, когда говорить правду, — вставил Проскер.
Гринвуд потянулся и стукнул Проскера.
— Ты все еще не заткнулся?!
Келп продолжал:
— Смысл в том, что теперь мы действительно доподлинно знаем, где камень. Он там, и его нельзя оттуда увести. С нами тот единственный тип, который мог бы это сделать, и мы держим его в руках. Если мы исполним свои обязанности так, как мы их всегда исполняем, камушек будет наш. Поэтому нам незачем кидаться друг на друга. Это не ваша вина, майор, и не твоя, Дортмундер, это просто перипетии судьбы. Еще один заход — и готово, все будет кончено, и все останутся друзьями.
— Я, конечно, слыхал о преступниках по привычке, — произнес Проскер приятным тоном, — но может статься, мы будем иметь в данном случае первый в истории пример привычного преступления.
Гринвуд снова двинул Проскера под ребра.
— Ты продолжаешь вякать?! — прошипел он.
Майор задумчиво сказал:
— Я не понимаю одной вещи, Дортмундер. Вы утверждаете, что вас тошнит от этого дела. Друзьям пришлось убеждать вас принять участие в его последней стадии, и на предыдущем этапе для этого потребовалось повышение еженедельных платежей и заключительной суммы. Но теперь вы вдруг согласны продолжать дело без всяких уговоров, без требований об увеличении вознаграждения, без всяких колебаний вообще. Я, признаться, просто не понимаю этого.
— Этот изумруд, — сказал Дортмундер, — он как камень на моей шее, как альбатрос, которого боятся моряки. Я думал раньше, что мне удастся отвязаться от него, но теперь ясно, что это непросто. Я мог бы уйти сейчас отсюда, попытаться найти себе какое-нибудь другое занятие в жизни, но рано или поздно этот проклятый изумруд снова выскочит откуда-то как ни в чем не бывало, и опять я окажусь посреди всей этой путаной истории. Когда Проскер сегодня утром сообщил нам, что он с ним сделал, до меня внезапно дошло, что это судьба. Либо я заполучу этот изумруд, либо он прикончит меня, и до тех пор, пока не случится то или другое, он от меня не отцепится. Если не можешь вырваться, какой смысл бороться?
— Банк на Пятой авеню на Манхэттене, — сказал майор, — это не лечебница в глубинке и даже не тюрьма на Лонг-Айленде.
— Я это знаю, — вздохнул Дортмундер. — Банки Нью-Йорка имеют самые хитрые системы сигналов и теленаблюдения в мире, плюс первосортная охрана, плюс навалом городских полицейских прямо за дверью. Плюс вечные транспортные пробки, из-за которых ты не можешь унести ноги.
— Вы знаете все это, — произнес майор, — и тем не менее хотите продолжать?
— Мы все хотим, — ответил Келп.
— Это вопрос чести, — подтвердил Мэрч. — Ну, как не давать обгонять себя справа.
— Но прежде, — сказал Дортмундер, — я хотел бы осмотреть банк. Если увижу, что смогу что-то сделать, то буду продолжать. Если не смогу, то это все. Это судьба!
Майор спросил:
— И вы хотите получать зарплату, пока будете решать, не так ли?
Дортмундер посмотрел на него с презрением.
— Вы считаете, что я пришел сюда за двумя сотнями в неделю?
— Я не знаю, — сказал майор. — Теперь я уже ничего не знаю наверняка.
Дортмундер сказал:
— Я дам вам ответ в течение недели. Если ответ отрицательный, вы потеряете зарплату всего лишь за неделю. Нет, майор, не так, из-за того, что вы меня раздражаете, в том случае, если я скажу «нет», я лично верну вам эти две сотни.
— Это вряд ли необходимо, — сказал майор. — Дело не в двухстах долларах.
— Тогда не говорите так, будто дело в них. Я дам вам ответ через неделю.
— Нет нужды спешить, — сказал майор. — Не торопитесь. Я просто расстроен, только и всего, как и все вы. И Келп прав, нам не стоит ссориться между собой.