— Пустяковое дельце? — вмешалась в разговор Марьяна, из чего следовало, что женщины решили пойти на своих мужей широким фронтом. Именно так — широким фронтом, потому что Марьяна взглянула на Айше — присоединяйся, мол. Айше улыбнулась и присоединилась.
— Как есть пустяковое! — Рябов решил прийти на выручку своему командиру. — Через десять минут они вернутся. В крайнем случае через полчаса. Тут всех дел-то…
— И какие же это дела? — спросила Елизавета. — Откуда они здесь образовались, ваши дела? Каким таким образом?
На это Рябов не нашелся что ответить, из чего следовало, что схватку с женами он проиграл и оставил своего командира в одиночестве. В свою очередь это означало, что и Богданов тоже проиграет. Проиграет непременно, потому что не было еще в истории человечества случая, когда один мужчина смог бы устоять сразу против четырех женщин.
— Тут такое дело… — промямлил Богданов. — Надо кое-что проверить. Кое в чем убедиться… Понимаете, все получилось случайно. В общем, ничего серьезного.
— Ну конечно! — иронично заметила Елизавета. — Кое-что проверить, ничего серьезного, вернутся через полчаса… Не знаю, как вы, — она окинула разом остальных женщин, — а я так и знала! Я так и знала, что наши мужья и здесь найдут для себя развлечение! И вот мои предположения подтвердились! Ну подождем, когда они вернутся! И уж потом…
— Да все хорошо! Нет ничего страшного! Какие могут быть приключения в отпуске! Нам эти приключения надоели и на работе! — Похоже было, что Богданов решил пойти в последнюю, отчаянную атаку, в которую обычно идут те, у кого не остается больше никакого выхода. Но атака ему не удалась — жена Марьяна пресекла ее на корню.
— Лучше помолчи! — строго сказала она. — А то ведь неубедительно выглядишь. Даже жалко.
На это Богданов лишь развел руками и обменялся взглядом с Рябовым.
Прибытие корабля четыре жены и Богданов с Рябовым упустили — не до корабля им было накануне назревающих семейных скандалов. Пускай он даже трижды секретный…
Зато Дубко и Терко не упустили ничего — ни одной мелочи. Сейчас они не были беззаботными отпускниками и даже позабыли о женах. В данный момент они являлись бойцами спецназа, и никем иным. Смешавшись с толпой, Степан и Александр приблизились к таинственному молодому человеку так близко, насколько это вообще было возможно. И, понятное дело, при этом не обнаружили себя.
Между тем парень вел себя нервно, и чем дальше, тем больше. Было понятно: нервничает он потому, что скоро должен прибыть корабль и ему нужно сфотографировать судно. А он этого не хочет. Ему страшно. Но он должен сделать снимки. Потому что кому-то чем-то обязан. Кто-то так крепко держит его, что не вырваться.
Толпа тем временем заволновалась и загалдела, каждый старался протиснуться вперед. Началась давка, послышались энергичные выражения. Это могло означать лишь одно — прибывал корабль.
Ни Дубко, ни Терко корабль не интересовал — их внимание было приковано к загадочному молодому человеку. Когда толпа засуетилась и каждый стал отталкивать своего ближнего, чтобы самому занять выгодное место, фотограф поступил так же. Он изо всех сил попытался оказаться в первых рядах, что было понятно и объяснимо: иначе снимки сделать невозможно. Александр и Степан ввинтились в толпу вслед за фотографом и сделали это настолько умело, что заслужили несколько забористых комплиментов: куда, мол, претесь и не желаете ли по шее?
Пробиться в самые первые ряды фотографу не удалось. Он торопливо сделал несколько снимков и тотчас стал выбираться из толпы. Дубко и Терко переглянулись и последовали за ним.
Оставаться незамеченным, когда ты за кем-то следишь, — это целое искусство. Спецназовцы таким искусством, бесспорно, владели, поэтому фотограф их не заметил. Да он, похоже, и не предполагал, что за ним следят. Его желанием было как можно дальше уйти от того места, на котором он производил съемку. Сначала парень бесцельно слонялся по улицам, и длилось это довольно-таки долго — не меньше получаса. Затем сел в троллейбус. Дубко и Терко, разумеется, тоже.
Фотограф проехал немного — всего три остановки. Он вышел из троллейбуса и пошел в сторону сквера, следящие за ним разведчики тоже. На одной из скамеек в одиночестве сидел какой-то мужчина, на вид чуть старше фотографа. Парень подошел к мужчине и сел рядом. Дубко и Терко медленно прошли мимо — им надо было хорошенько рассмотреть человека, к которому подсел фотограф. Выражаясь спецназовским языком, срисовать портрет. Заняв удобную позицию, они стали ждать, что же последует дальше.
А дальше между фотографом и тем самым мужчиной состоялся разговор. Разговора они не слышали, так как были далековато, да и мешал шум улицы. Но по жестикуляции, мимике и некоторым другим приметам, в которых каждый спецназовец обязан разбираться досконально, было понятно, что фотограф отчитывается перед мужчиной, видимо, докладывает ему о проделанной работе. А какая работа им была недавно проделана? Конечно, съемка военного корабля. Значит, именно об этом и шел между ними разговор.
Из этого сам собою напрашивался вывод: если фотограф отчитывается перед мужчиной о проделанной работе, значит, именно этот мужчина велел ему сделать снимки корабля. И, стало быть, именно он снабдил молодого человека столь замечательным фотоаппаратом с сильнейшей оптикой. Следовательно, фотограф — всего лишь исполнитель, а этот мужчина, так сказать, его работодатель. То есть не самому фотографу, а именно мужчине понадобились фотографии секретного корабля.
Что ж, все становитлось на свои места. Конечно, вопросов пока гораздо больше, чем ответов, но так и должно быть. Да-да, так оно обычно и бывает — спецназовцам ли этого не знать? Сначала сплошные вопросы, тьма вопросов, непроходимый частокол из вопросов, и ни одного ответа на них. Ответы появляются уже потом, постепенно, в ходе дела…
Посидев еще где-то минут пять, фотограф встал и направился к троллейбусной остановке. И тут-то перед Терко и Дубко встал вопрос: что же делать дальше? Логически рассуждая, им нужно было продолжать слежку за фотографом. Ведь неизвестно было, куда тот отправится и что станет делать дальше. А вдруг что-то такое, что может представлять интерес?
Но вместе с тем не мешало бы проследить и за незнакомцем. Этот мужчина был, пожалуй, еще интереснее и загадочнее, чем фотограф. Так что же делать? Оставалось одно — разделиться: Терко продолжит следить за фотографом, а Дубко последует за незнакомым мужчиной. Так и решили.
Дубко, впрочем, следил за незнакомым мужчиной недолго — до тех пор, пока мужчина не уселся в легковой автомобиль и не уехал. Сел он за руль, а это значило, что автомобиль принадлежит ему. У Дубко не было машины, и ему не на чем было пускаться в погоню. Да и незачем. Он запомнил марку машины — это были «Жигули», — а также ее номер. А уж установить владельца авто, если знаешь и марку, и номер, — дело самое простое.
Что же касается Терко, то ему пришлось сложнее. После того как фотограф расстался с мужчиной, он сел в троллейбус и ехал долго, едва ли не до конечной остановки. Терко, разумеется, ехал в том же троллейбусе.
Пассажиров было не так много, и Степан опасался, что парень поневоле обратит на него внимание. Но он его не заметил. Судя по всему, погрузился в какие-то свои думы, и эти думы были невеселыми. Незаметно, но вместе с тем внимательно наблюдая за фотографом, Терко сделал вывод, что тот по-прежнему чего-то боится. Скорее всего, его страхи были связаны с нервным фотографированием прибывающего военного корабля и с последующим разговором с мужчиной. Определить причину страхов для Степана было несложно, здесь в расчет вступала элементарная логика: если человек чего-то боится, то обычно его страхи связаны с какими-то последними событиями в его жизни. Именно так — с последними, а не с позавчерашними. Позавчерашние события были и минули, а сегодняшние еще свежи, и они бередят душу гораздо сильнее. Но с чем именно были связаны сегодняшние страхи фотографа? Этого Терко не знал. Да и как он мог знать? Чтобы знать что-то наверняка, нужна информация, а ее у Степана не было, были лишь подозрения. Даже не подозрения, а уверенность в том, что фотограф боится. И страхи его каким-то образом связаны с тем, чем он сегодня занимался. А это выглядело подозрительно и наталкивало на весьма интересные предположения. Да и то сказать: чего тебе бояться, если ты не сделал ничего плохого? Значит, фотограф сделал что-то плохое. Что-то противозаконное.
Когда фотограф вышел из троллейбуса, Терко вышел тоже. Теперь главное, чтобы он не заметил Степана, не обратил на него внимания. Вроде обошлось, не обратил. Вскоре фотограф вошел в подъезд одного из многоэтажных домов. Терко, помедлив, последовал за ним. Ему нужно было знать, в какую квартиру тот зайдет. А если не зайдет ни в одну квартиру, то что будет делать в подъезде. Может, парень вознамерился подняться на самый верхний этаж, а оттуда на чердак и таким образом скрыться? Может, он все-таки обратил на Степана внимание и понял, что за ним следят? Все могло быть…
Однако ничего такого не случилось. Молодой человек поднялся на третий этаж, подошел к двери одной из квартир, вытащил из кармана ключ, отпер ее, вошел и захлопнул дверь. Терко все это видел, и ему все было понятно. Раз молодой человек открыл дверь своим ключом, значит, он в этой квартире и проживает. Ну а пообщаться в случае чего с человеком, если тебе известен адрес его жительства, дело самое простое.
Больше Степану делать было нечего. Он запомнил номер квартиры, номер дома, название улицы и отправился в обратный путь — туда, где его ждали товарищи по оружию и жена. Встреча с женой тревожила Степана — что он скажет ей в свое оправдание? Сказать правду? Это был далеко не лучший выход. Тогда скандал был бы неминуем, и, что самое главное, супруга была бы права. Все-таки Степан прибыл с ней в Крым на отдых, а не гоняться за всякими подозрительными личностями. Что-нибудь второпях выдумать? Нет, это будет еще хуже. Ксения мигом разоблачит своего мужа, потому что Степан не был горазд на выдумки перед женой. Это в отношении врагов он был человеком хитроумным и даже утонченно-коварным, а вот жене врать не умел. Да и не хотел. Вот так задача…